«Служить добру сверх меры сил…»

Имя Батенькова большинство из нас впервые узнает благодаря школьным учебникам истории. Вот только удостаивается он в них одной-единственной фразы, весьма общей и не дающей ровным счетом никакого представления о его масштабной научной деятельности: «В разработке «Устава о сибирских киргизах» активное участие принимал будущий декабрист Г. Батеньков».

Порой доходит до курьезов. Так, в третьем томе академической «Истории Казахстана», который увидел свет в 2010 году, можно прочитать следующее: «В составлении этой записки (имеется в виду «Записка о приведении в известность земель в Сибири». – Прим. авт.) активное участие принимал будущий декабрист Г. С. Батюшков». По какой причине эта досадная ошибка закралась в текст научного издания и почему ученый Батеньков сменил фамилию, позаимствовав ее у поэта Батюшкова – точно не определить. Но это еще раз подтверждает мысль, высказанную 50 лет назад крупнейшим декабристоведом, академиком Милицей Нечкиной: роль декабристов в жизни казахского народа по существу своему изу­чена очень слабо.

В «Повести собственной жизни», опубликованной посмертно в 1881 году, Батеньков приводит занимательный эпизод из детства: «Я не учился грамоте – ни читать, ни писать. Приступил к науке с арифметики и татарской грамматики. <…> Писать начал вдруг сам, без приготовления, разумеется, не каллиграфически и едва ли не прежде всего татарскими буквами». Помощь в занятиях будущему декабристу оказывал преподаватель Тобольского народного училища Сейфуллин, «страстный и прилежный охотник к преподаванию своего родного языка, умевший внушить к нему старание, так что некоторые его ученики… уезжали на вакационное время в юрты для разговора».

Благодаря исследованиям томских историков Александра Бородавкина и Галины Шатровой стало известно, что язык, который Батеньков изучал в детстве, назывался тюрки́ и использовался в деловых бумагах «для сношений русской администрации с казахами и среднеазиатскими народами». По мнению доктора исторических наук Виля Галиева, именно занятия этим языком в будущем определят стойкий интерес Батенькова к истории и культуре нашей страны.

Непосредственное знакомство будущего декабриста с Казах­станом состоялось, когда за его плечами уже был солидный жизненный опыт. Офицер корпуса инженеров путей сообщения, участник войны 1812 года и зарубежных походов 1813-1814 годов, руководитель работ по благоустрой­ству Томска, он сблизился с генерал-губернатором Сибири Михаилом Сперанским – одним из крупнейших государственных деятелей России того времени. В канцелярии генерал-губернатора познакомился Батеньков и с просветителем Петром Словцовым, чьи работы по изучению истории и быта казахов оказали на Гавриила Степановича значительное влияние.

Летом 1819 года, когда назначенный на должность сибирского губернатора Сперанский направлялся к месту службы, Батеньков выехал в Тобольск, чтобы встретить там своего начальника. Об этом он рассказывал в письме к своим близким друзьям Алексею и Авдотье Елагиным, отправленном 6 июня: «Сегодня еду в Омск, вернусь сюда чрез 8 дней и отправлюсь в Иркутск, где пробуду, по крайней мере, два года… Сибирь должна возродиться, должна воспрянуть снова. У нас уже новый властелин, вельможа добрый, сильный, и сильный только для добра. Я говорю о ген.-губернаторе Мих. Мих. Сперанском. Имея честь приобрести его внимание, я приглашен сопутствовать ему при обозрении Сибири в качестве окружного начальника путей сообщения». По сведениям историка Модеста Корфа, казахи, встретившие Сперанского и Батенькова на пути их следования, устроили для них пышное празднество.

Близкое знакомство с генерал-губернатором, по словам Гаврии­ла Степановича, обратило его в юриста. «Практика и образцовые творения сего мужа были для меня новым источником учения. Я сделался знатоком теории законодательства», – писал он. Однако первые поручения Сперанского были связаны отнюдь не с юридическими вопросами.

В августе–сентябре 1819 года Батеньков сопровождал его в поездке по Алтаю и Иртышской линии, занимался изучением состояния Колывано-Воскресенских заводов и собирал данные о жизни казахского населения. Так, посетив Бухтарминскую крепость, он оставил подробные записи о быте ее жителей. С 28 по 31 августа Сперанский и Батеньков находились в Семипалатинске, о котором последний также оставил ценные свидетельства. «По его наблюдениям, в городе 23 улицы, мост через реку, одна церковь, 414 домов, три кожевенных завода, две кузницы, три магазина, всего жителей 1 185 человек», – приводит данные Батенькова Виль Галиев.

В Казахстане начали окончательно оформляться и рево­люционные идеи будущего декабри­ста. «Желание видеть в своем Отечестве более свободы», которое Батеньков почувствовал во время зарубежных походов против Наполеона, выкристаллизовывалось и ложилось в основу его сложного, во многом противоречивого миропонимания.

Политическую заостренность, которую постепенно приобретали его идеи, сам Батеньков связывал с впечатлениями от увиденных им военных поселений. Сочувствуя положению казахского народа, он в то же время отмечал тяготы переселенцев, быт которых представлял собой «страшную картину несправедливостей, притеснений, наружного обмана, низости» и наглядно демонстрировал суть зарождающейся эпохи аракчеевщины с ее беспощадной муштрой и неуважением к человеческому достоинству.

«Зрелище военных поселений и Западной Сибири, угнетаемой самовольным и губительным управлением, общее внутреннее неустройство, общие жалобы, бедность, упадок и стеснение торговли, учения и самих чувств возвышенных, неосновательность и бездействие законов, несуществование истинной полиции – все, с одной стороны, расположило не любить существующий порядок, с другой же – думать, что революция близка и неизбежна», – писал Батеньков в 1826 году.

Идея вооруженного восстания, приведшая ученого в ряды декабристов, была логическим продолжением тех черт его мировоззрения, что сформировались после увиденной картины «несправедливости угнетения местного населения и царской администрацией, и феодальной верхушкой казахской степи».

Вернувшись из поездки, Батеньков направился в Иркутск, где по поручению Сперанского разработал проекты укрепления берегов Ангары и строительства Кругобайкальской дороги. «Но главное дело, которым занимался Батеньков при Сперанском, – писала историк-­декабристовед Александра Брегман, – это участие в разработке законов и уставов по управлению краем».

Именно в Иркутске был написан очерк «О занятии Киргизской степи Средней орды», текст которого, впрочем, недоступен сегодняшнему читателю – в фонде материалов Батенькова его рукопись так и не найдена. Тем не менее сам факт работы ученого над ним, по мнению Виля Галиева, свидетельствует о его особом внимании к хозяйству, политическому строю и обычаям казахов. Кроме того, Батенькову принадлежит ряд работ, в которых исследуются религиозные верования казахского народа. «В отношении религии Г. С. Батеньков стоял на позиции веротерпимости, предлагая разрешить тюркским народам, и, в частности, казахам, свободу богослужения по принятым обычаям и законам мусульманства», – писал Галиев.

Убедившись в честности своего ближайшего помощника, Сперанский подключил Батенькова к работе над административной реформой края. По мнению Александры Брегман, вся Сибирь, а также Казахстан нуждались в таких законах, которые были бы основаны на социальных, геогра­фических и этнографических особенностях. Батеньков, если выразиться словами его гениального современника, ждал наступления тех времен, «когда народы, распри позабыв, в великую семью соединятся», поэтому делал все для их сближения.

Ученый выступал против бытовавшего среди царских чиновников отношения к «инородцам» как к низшим, неполноценным народам. Известно, что он предлагал создать в российских университетах факультеты этнографии, учиться на которых могли бы студенты-казахи. «Местные различия всегда важнее в таком обширном государстве», – считал он, призывая современников уделить должное внимание изу­чению казахской степи.

В своей работе над «Уставом о сибирских киргизах» Батеньков стремился показать нецелесообразность централизованного правления в России и обосновать необходимость федерализации страны. Что вкладывал он в это понятие? По мнению Александры Брегман, «выработку законов, основанных на истории, этногра­фии, климатологии края», то есть предоставление народам России автономной государственности.

Батеньков хотел, чтобы разрабатываемые законы прежде всего служили счастью каждого отдельно взятого человека и народа в целом. Сперанский же, по словам томского историка Виктора Юшковского, исключал простого человека из своей картины мира, его главной целью было создание такой системы правления, которую можно будет назвать идеальной. В своем законотворческом рвении он отверг первоначальный проект «Устава», подготовленный Батеньковым, так как счел его непрактичным и даже «мелодраматическим».

В результате конечная редакция «Устава» представляла собой причудливую смесь идей Батенькова, выработанных в результате скрупулезного изу­чения казахской степи, и идей самого Сперанского, спешившего поскорей представить царю свое детище. Историк Николай Дубровский свидетельствовал, что Сперанский не желал заниматься подробными исследованиями особенностей Казахстана, возлагая эту работу целиком на Батенькова, однако общие положения «Устава» намечал сам.

В результате ученый оказался в весьма стесненных условиях для проведения в жизнь своих идей. Говоря об активном участии Батенькова в разработке «Устава», нужно понимать, что оно большей частью ограничивалось сбором статистических материалов и сведений о Казахстане, которые впоследствии были истолкованы Сперанским в интересах царизма. Тем не менее Батенькову удалось провести в «Устав» ряд положений, которые были созвучны основным идеям декабристов в национальном вопросе.

По мнению Виля Галиева, «Устав о сибирских киргизах» был первым программным документом, положившим начало борьбе с рабством в Казахстане. Такая его направленность отражала мировоззрение Батенькова, связавшее его впоследствии с декабристским движением». Несмотря на то, что документ, упраздняя традиционную систему власти, целиком и полностью отвечал колонизаторским устремлениям царизма, он все-таки оказал на развитие казахской степи и положительное влияние.

Так, авторы пятитомной «Истории Казахстана» справедливо отмечали, что «реформа создавала положительные предпосылки для роста торгово-экономических процессов в Казахстане», а Галиев – что «Устав» «помог ослабить силу феодальной раздробленности и вытекающие отсюда междоусобицы». Причину глубинных противоречий «Устава», его использование для колонизации казахского края следует искать не в личных расхождениях прогрессивного ученого и «светила русской бюрократии», как называли Сперанского, а в противодействии тех общественных устремлений, выразителями которых они были.

Батеньков, несмотря на еще сохраняющиеся иллюзии о возможности глубинных и правильных реформ «сверху», по сути, стоял на позициях зарождающегося декабризма, для которого во главе всего государственного устройства была свобода человека. Сперанский же, представляя интересы бюрократии, выступал за такую социальную организацию, которая наряду с сохранением царской власти «учитывала факт развития капитализма в стране» и не ограничивала устремлений «новых» дворян и помещиков. «Устав», объективно отвечая этим устремлениям, субъективно все же сохранял декабристский дух, привнесенный в него Батеньковым.

Вернувшись в Петербург, ученый сохранил свои связи с Казахстаном. До конца дней он живо интересовался положением дел в нашей стране. В своей «Повести собственной жизни» он с трепетом вспоминал про «обширную область прекрасных земель, называемых степью» и добавлял, что «юго-восточная часть этой степи представляет одну из лучших в мире территорий».

Судьба уготовила Батенькову тяжелое испытание: 19 лет своей жизни проведет в одиночной камере Алексеевского равелина Петропавловской крепости, где он от длительного молчания едва не разучится разговаривать.

Посмертно получит он заслуженную славу оригинального и самобытного поэта, когда в 1978 году литературовед Александр Илюшин вернет из забытья большую часть его талант­ливых стихотворений. Вполне вероятно, что в будущем исследователи соберут воедино свод трудов Батенькова, посвященных Казахстану. И тогда крупный ученый, страстно желавший свободы казахского народа, переживет второе рождение.