И жизнь, и слезы, и любовь

Суровая реальность

В августе «Казахстанская правда» рассказала об истории литературно-мемориального музея Федора Достоевского в Семее («Повторится все, как встарь», 6 августа 2021 года). Напомним: в старинном доме, где политссыльный снимал квартиру, в 1965 году открыли библиотеку его имени, а чуть позже музей. Сегодня музейный фонд насчитывает 26 тыс. экспонатов.

2021-й – год 200-летия литератора, самое время вспомнить его семипалатинский период. Тем более что во многом благодаря степному городу на Иртыше Достоевский стал тем, кем стал – знатоком человеческих душ, страстным, ищущим писателем.

– Представьте, о Достоевском после его первых литературных трудов говорят: «Появился новый Гоголь», – рассказывает хранитель фондов музея Людмила Борзых. – В 27 лет его называют гением. Перед ним открываются блестящие перспективы, и тут удар – арест, одиночная камера, ожидание казни. Мир рухнул.

Людмила Борзых показывает центральную часть экспозиции. Вход выполнен в виде чугунной решетки, символизирующей острог. Если вглядеться – мороз по коже. Между прутьев в несколько рядов лица, вырезанные из дерева. В нижнем ряду – с выражением полной безнадеги, с глазами, смотрящими в землю. В среднем – со взглядом, направленным прямо, без эмоций, день прожит и ладно. В верхнем – устремленным в небо, в будущее, с верой, что возможна свобода и жизнь с чистого листа. Литератор прошел через каждый из этих психологических этапов неволи.

Если в острог он попал молодым и в чем-то, конечно, наивным, то вышел философом. «Каждый человек является тайной, и ее нужно разгадать… И не говори, что потерял время; я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком» – встречают посетителей в музейном вестибюле слова Федора Михайловича.

Разделы экспозиции рассказывают о жизни писателя год за годом. Вот портрет его отца, рядом – любимой матушки, которой не стало, когда Федору было всего 16 лет. С раннего детства рядом книги, сказки Пушкина, которые он знал наизусть. Образование – в одной из лучших московских школ, лето – в имении недалеко от Тулы.

– Мальчику было 10 лет, он сидел в березовой роще, ее так и называли – Федина роща, – приводит экскурсовод случай из биографии писателя. – Ребенок смотрел, как пашет мужик, и ему послышалось, будто кто-то громко крикнул: «Волк!». Он бросился к мужику, заплакал в страхе. Крестьянин обнял его, перекрестил и сказал: «Я тебя в обиду не дам». В 1876 году Федор Михайлович опубликовал в сборнике «Дневник писателя» рассказ «Мужик Марей». У нас в экспозиции есть к нему иллюст­рации. По большому счету у Дос­тоевского в каждом произведении ситуация, через которую он прошел сам.

В экспозиции есть форма, которую будущий писатель носил во время учебы в военно-инженерном училище. Федор мечтал об университете, о литературе. А ему заявили: семья у нас бедная, отправишься в военное училище, чтобы служить и обеспечивать себя. Пожалуй, это был первый вызов, когда реальность сурово перечеркнула ожидания. Позже он в каждом из своих главных произ­ведений будет ставить героев перед выбором: подчиниться обстоятельствам или преступить через них.

Каким служакой был молодой офицер? Судя по сохранившимся документам, не особо прилежным. Зато почти сразу Федор вошел в литературный кружок Виссариона Белинского и чуть позже Михаила Буташевича-Петрашевского. Среди молодежи модными были идеи народничества и власти без самодержавия. В семейском музее есть, например, титульный лист первой повести Достоевского под названием «Бедные люди». Собственно, о чем рассуждали кружковцы, то и нашло отражение на страницах произведения. Закончились игры в вольнодумство очень грустно: в 1849 году петрашевцев арестовали и приговорили к расстрелу.

Рядом с известным рисунком казни на Семеновском плацу в музее висит портрет Николая I – по его указу в самый последний момент расстрел заменили каторгой.

– Петрашевцы отрицали Бога, – поясняет Людмила Борзых. – И для Достоевского символическим возвращением к вере стал луч солнца, отраженный от купола собора, когда он стоял на Семеновском плацу. Он подумал: еще миг, и я буду с Богом. Именно благодаря вере он выдержал четыре года в Омском остроге.

Еще одна драматическая деталь: в Тобольске в пересыльной тюрьме писателю передали подарок от жен декабристов. Это было Евангелие со спрятанными в переплете 10 рублями. Эту книгу он берег до последних дней. Любил по ней предугадывать будущее – открывал лист наугад и зачитывал несколько верхних строчек. Однажды Федору Михайловичу стало очень плохо. Супруга по его просьбе принесла любимую Библию, открыла наз­ванную им страницу и зачитала: «И он говорил: «Не удерживай меня». Достоевский сказал жене: «Пожалуйста, не удерживай меня, сегодня я умру». В этот день писателя не стало.

За решеткой

Раздел, отражающий омский период литератора, бьет по эмоциям. Трагизм дополняют иллюстрации художницы Александры Корсуковой к знаменитому произ­ведению «Записки из Мертвого дома». Каторжан делили на политзаключенных и уголовников. Первым выбривали полголовы от лба до затылка, включая усы и бороду. А уголовникам – лобную часть от уха до уха.

Студентки из экскурсионной группы нервно перешептываются, чувствуется – им и страшно, и любопытно. Под стеклом – исписанная мелким почерком сибирская тетрадь, куда писатель заносил выражения и будничные сценки. В остроге всегда было постоянное число заключенных – 400 человек. Когда кто-то выбывал, его место занимал другой каторжанин. Вход был один, выход – не для каждого. Многие погибали если не физичес­ки, то морально.

Мы разглядываем макет барака. Достоевский вспоминал, что строения были ветхими, с протекающей крышей, прогнившим полом и голыми нарами. Зимой для отопления выдавали по шесть поленьев на день. Если честно, в такой «обогрев» сложно поверить. В XIX веке о глобальном потеплении не было и речи, и при сибирских 40-градусных морозах да с ветром люди просто замерзли бы. Может, поленья были крупные?

– Во время поста кормили водой и капустой, кандалы снимали, только когда человек выходил на свободу или умирал, – рассказывает экскурсовод. – У Федора Михайловича кандалы на всю жизнь оставили рубцы на ногах и, наверное, в душе. Барон Врангель, ставший ему большим другом в Семипалатинске, в одном из писем рассказал о посещении сибирской тюрьмы. Полумрак, одиночные камеры, у заключенных от злобы глаза налиты кровью. Один поманил Врангеля пальцем и сказал: «Пусть меня посадят на цепь, если я совершу побег, обязательно кого-нибудь убью». И, действительно, таких сажали на полутораметровую цепь.

Сотрудник музея показывает пучок из 15 березовых прутьев. Сегодня подростки посмотрели бы и сказали: посадочный материал для озеленения. А на каторге заключенные отлично знали, что такое розги, ими могли забить до полусмерти. Еще могли прописать шпицрутены, или палки – 300, 600, 1 000 палок. Как вспоминал Достоевский, некоторые получали «полняк» – 6 тысяч ударов. Словом, грустная история.

Возрождение

– Омск – это четыре года каторги, к Достоевскому относятся, как к политическому преступнику, как к зэку, – приводит детали директор дома-музея Ирина Соловьева. – И еще надо понимать, что дворян не любили на каторге, там совсем другой контингент собирался. Пережив все это, писатель в Семипалатинске встречает совсем другое отношение. Здесь общест­во очень хорошо его приняло.

Семипалатинский период – это пять лет, с 1854 по 1859 год.

Перед отъездом из Омска литератору позволили неделю погос­тить в доме дочери декабриста Анненкова. Эти семь дней дали ему одно из лучших знакомств в жизни – с Чоканом Валихановым. Образованный, одаренный молодой человек сам горел идеями и увлек ими Федора Михайловича. Как сказали бы сегодня, они были на одной волне. В музее есть копия письма Достоевского Чокану: «Вы пишете так приветливо и ласково, что я как будто бы увидел вас снова перед собой. Вы пишете мне, что меня любите. А я вам объявляю без церемонии, что я в вас влюбился. Я никогда и ни к кому, даже не исключая родного брата, не чувствовал такого влечения, как к вам, и бог знает, как это сделалось. Тут бы можно много сказать в объяснение, но чего вас хвалить!»

– Некоторые прочитают и начинают ехидно выспрашивать, о чем это, – говорит Ирина Анатольев­на. – Подтекст ищут. Молодые люди не учитывают, что время было совсем другое. Культура речи была другая.

В музее хранится знаменитая фотография 1859 года, где Достоев­ский беседует с Валихановым. По ней московским скульп­тором Дмитрием Элкабидзе сделана скульптура, которая и сейчас украшает семейский дворик.

Мы останавливаемся у раздела со снимками и рисунками дореволюционного города. Семипесочница – так называли его с сарказмом местные жители. За стеклом – виды улиц без деревьев, с приземистыми строениями. Единственные цветы, которые росли в палисадниках, были подсолнухи. Со степи постоянно налетали пыльные и песчаные бури.

Достоевский, как все рядовые, жил в казарме, нес караульную службу – в экспозиции есть солдатская форма середины XIX века. По воспоминаниям Натана Каца, чьи нары в казарме были рядом с нарами литератора, юноша утром вставал и часто видел, что все его обмундирование уже почищено. Так более опытный солдат заботился о парне. В свою очередь Натан, знавший швейное дело и немного зарабатывавший починкой одежды, купил самовар и угощал обожавшего почаевничать Достоевского.

– Литератор прошел через большие испытания и хорошо понимал простых людей, – поясняет директор музея. – В Семипалатинске, например, он долго помогал деньгами и продуктами многодетной татарской семье. А когда стал офицером и за ним отправляли посыльного, между солдатами чуть ли не драка была, кому идти. Потому что он обязательно солдатику копеечку давал.

В центре раздела – портрет окружного прокурора барона Александра Врангеля. Должность строгая, но на деле барон стал для писателя другом, опорой. Молодой петербуржец, ценивший талант Достоевского, помогал ему, как мог, хлопотал за него. Сделал вчерашнего каторжника человеком, которого стали принимать в светском обществе. Помог всего через год подняться из рядовых до ранга офицера. У писателя появилась возможность снять отдельную комнату, заняться литературным трудом.

Как философски замечает руководитель музея, политссыльный мог навсегда остаться в Семипалатинске в солдатах, потому что его отправили в бессрочную ссылку. Но обстоятельства сложились для него удачно: рядом оказался друг, в целом царил благодушный настрой. Например, в ряду порт­ретов семипалатинских друзей литератора – фото Петра Семенова-Тян-Шанского, знаменитого путешественника-исследователя. Федор Михайлович знал ученого еще по Петербургу, но по-настоящему сдружился с ним именно в городе на Иртыше.

– Семипалатинск той поры жил тем же, что и любой провинциальный городок, – рассказывает Ирина Соловьева. – Мужчины служили или торговали, зарабатывали на жизнь. Женщины занимались домашним хозяйством, сплетничали, плели интриги. Если вы прочитаете у Достоевского произведения «Дядюшкин сон» и «Село Степанчиково и его обитатели», это как раз про наш город. У нас собрана изумительная коллекция иллюстраций казахстанских художников по Достоевскому, в первую очередь Евгения Сидоркина. Там жизнь города во всех деталях. Офицеры резались в карты до умопомрачения, до истерик. Проигрывались состояния. Но у самого Достоевского в то время не было ни тяги, ни, конечно, финансовой возможности играть.

Есть в экспозиции своя лиричес­кая часть. Драматической лавстори писателя посвящены несколько портретов, документы, письма и, собственно, сам мемориальный деревянный дом, на основе которого позже вырос музей.

Федору Михайловичу за 35, ей – 32. Он политссыльный, она – супруга бывшего таможенного чиновника, пьяницы и, как сказали бы сегодня, полного лузера. Красавицей, если верить портрету, Мария Дмитриевна Исаева не была. Литератора покорили ее глаза, начитанность и, разумеется, добрая душа. Чувство пришло к писателю в зрелом возрасте. Его буквально накрыло. Ну, с другой стороны, в предыдущие почти десять лет, проведенных на нарах, ему точно было не до амуров.

Когда Мария овдовела, писатель бросился к ней в Кузнецк (сегодня Новокузнецк). Мигом организовал с ней венчание, собрал ее вещи и вернулся в Семипалатинск уже семейным человеком. Степной провинциальный город стал местом его силы. Здесь он вновь обрел Бога. Почувствовал себя счастливым. Стал снова писать.

«Великое пятикнижие»

Каждый уголок мемориального деревянного дома наполнен уютом и спокойствием. Рабочий стол, кресло, чайный столик с сервизом. Литератор снимал здесь жилье в течение двух лет, до самого отъез­да. За аренду отдавал половину своего жалованья в 16 рублей и вечно жаловался брату на безденежье. В ответ тот регулярно высылал Федору по 200 рублей.

В 1859 году после очередного прошения писателю разрешили вернуться из ссылки. Казалось, жизнь налаживается. Однако не прошло и пяти лет, как началась черная полоса. Один за другим из жизни ушли родные любимые люди: жена Мария, старший брат, самый близкий друг…

Экскурсовод показывает издания романа «Преступление и наказание» на разных языках. Достоевский начал над ним работу в Европе, куда буквально сбежал от ударов судьбы. Там – в Италии, Германии, Франции – он стал завсегдатаем игорных домов, игроком. Оттуда друзья получали от него письма: «Вышлите хоть какую-нибудь сумму, у меня не осталось даже на огарочек свечи». В воспоминаниях самого литератора, которые также есть в экспозиции, можно прочитать: «Если я выигрывал какую-то сумму, я не выходил с ней сразу, я возвращался в зал и начинал играть».

Сегодня общеизвестно, что игромания – психическое заболевание сродни наркомании. Человек утрачивает над собой контроль, словно сходит с ума.

– Но с другой стороны, назовите хоть одного, кого признали бы гением, и он абсолютно укладывался бы в общепринятые рамки, – замечает экскурсовод. – Нет таких. У каждого была своя чертовщинка. Без этого, возможно, не родились бы великие произведения.

Сотрудники приводят любопытную деталь: в соответствии с договором, заключенным с издателем, писатель обязался к нояб­рю 1867 года написать роман. В случае невыполнения он терял на 9 лет право издавать свои произведения и, соответственно, гонорары. В Европе литератор совсем забыл о соглашении. Вспомнил о нем, когда до окончания срока оставался месяц.

Ему посоветовали в качестве стенографистки Анну Григорьевну Сниткину. С ее помощью Достоев­ский за 26 дней написал роман «Игрок». Вместе с Анной они в полицейском участке зафиксировали дату сдачи романа, чтобы не было претензий. И таким образом договор был выполнен. Вскоре молоденькая стенографистка Сниткина дала согласие стать женой писателя.

– Во всем мире известны пять романов Достоевского, – заключает экскурсовод. – «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Подросток», «Братья Карамазовы». Трудно поверить, но в библиотеке, из которой вырос наш музей, когда-то не было ни одной из этих книг. Сегодня мы можем показать раритетные издания, подарочные, с автографами, с уникальными иллюстрациями. И практически на всех языках мира.