Мы выжили!

– «Красная» зона – это территория внутри ковидного госпиталя, куда медики входят в специальных защитных комбинезонах и масках, а поверх надевается еще и респиратор, – говорит человек, который после 95-процентного поражения легких чудом выжил. – Внутри этой зоны есть еще одна территория с еще большими ограничениями. Это ОАРИТ – отделение анестезиологии, реанимации и интенсивной терапии, где лежат больные COVID-19 в тяжелом и крайне тяжелом состоянии. Мы с женой оказались одними из них.

Турар Кельмагамбетов получил первый компонент вакцины «Спутник V» 8 апреля. Жена собиралась сделать прививку через неделю после него.

– Не успела: по злой иронии именно в те дни у нее поднялась температура, появился сухой кашель, ломота в теле, – вспоминает он. – Неделя самоизоляции, прием жаропонижающих в надежде на то, что болезнь пройдет бессимптомно, но состояние не улучшилось. Скоро такие же проявления болезни появились и у меня. Утром 18 апреля мы сдали ПЦР-тест, вечером на мобильный пришло сообщение «результат – положительный». Далее – вызов бригады скорой помощи, госпитализация в Алматинскую железнодорожную больницу.

Первая КТ (компьютерная томо­графия) показала у супруги двухстороннюю пневмонию с 40–45-процентным поражением легких. У меня – 10–15 процентов. Считая это легкой формой заболевания, мы надеялись, что через 7–10 дней лечения болезнь пройдет. Но к концу первой недели наше состояние резко ухудшилось. Скачки температуры, кашель, сбои дыхания, предельно низкая сатурация. Вторая томография выявила у суп­руги 95-процентное поражение легких, ее срочно перевели в отделение реанимации. Мой организм сопротивлялся еще неделю, а потом тоже пошло резкое ухудшение. Я задыхался как рыба, выброшенная на берег. В какой-то момент, когда стало совсем плохо, – боль в легких и спазмы, высокая температура, сатурация упала до нижних пределов. Никогда не забуду момент кризиса. Я тогда еще не попал в реанимацию, находился в обычном отделении. Лечащий врач, увидев при обходе, что я задыхаюсь, ни на секунду не задумываясь, без подтверждения результатов сразу перевел в отделение для совсем тяжелых, где супруга находилась уже неделю. В случае промедления результат был бы неизвестен. В этот же день, 28 апреля, КТ показала 95-процент­ное поражение легких. Оставшиеся 5% стали маленьким окошком для закачки кислорода и шансом на жизнь. Сопутствующая беда у меня – синдром острой дыхательной недостаточности и диабет.

…Сегодня прошло уже почти 2,5 месяца, как чета Кельмагамбетовых выписалась из больницы. Глава семейства уже вышел на работу.

– Самое главное после выписки – это процесс восстановления, – говорит Турар. – Первое время дыхание было ослабленным. Когда идешь по прямой, то еще более или менее нормально, а по ступенькам такую нагрузку не могли выдерживать – на свой третий этаж поднимались 15–20 минут. Месяц после выпис­ки мы провели дома, ни о какой работе и не думали. Нам нужно было пройти восстановительный курс, который включает в себя продолжение медикаментозного лечения, дыхательные упражнения и продолжительные прогулки на свежем воздухе.

Вообще же, процесс восстановления – это самая настоящая работа. Так как основа реабилитации после КВИ – это пропускание через легкие большого количества свежего воздуха, то мы гуляли в парках и Ботаническом саду по часу, по два, если не каждый день, то через день обязательно. Где-то через пару недель одышки стало меньше, легче стали подниматься на свой этаж, и если раньше ходили со скандинавскими палками из-за слабой координации, то теперь почувствовали прилив сил. Через месяц стали уже посещать спортзал и бассейн, а потом по согласованию с врачами включили в эту программу тепловые, насыщенные влагой процедуры, – баню и сауну. Если бы этого мы не делали, то процесс восстановления мог бы растянуться надолго, а так через месяц после больницы я смог даже выйти на работу, но программа восстановления продолжается и сейчас тоже. Она заключается в консультациях пульмонолога и терапевта. В нее входит также бесплатное санаторное лечение в комплексе «Аккаин», которое нам предстоит пройти после сдачи анализов, рентгена и компьютерной томографии. Подчеркну: это все предоставляется за счет государственной программы реабилитации больных, перенесших ковид в тяжелой и крайне тяжелой формах.

Турар подчеркивает, что в первые дни после выписки очень важна поддержка близких, потому что сил на самостоятельное обслуживание порой не хватало.

– Когда мы оказались в больнице, дети организовали нам дополнительное питание – кумыс, диетические супы, конина, фрукты, молочное. А вот лекарствами полностью обеспечивала сама больница, каких-то заминок с этим не было. При малейшем отклонении сахара от нормы прописывали инсулиносодержащие препараты, ставили системы, при стрессовых ситуациях (а их хватало) – кололи успокоительные препараты и витамины. Все это входило в протокол лечения ковидного отделения железнодорожной больницы, что в Турксибском районе Алматы. В этом плане, мне кажется, нам повезло. В больших госпиталях нет возможности оказывать одинаковое внимание всем больным, их ведь там сотни. В нашем реанимационном отделении лежали всего 15 человек, и врачи почти с каждым пациентом работали индивидуально.

Для того чтобы мысли не замыкались на печальном, чтобы как-то переключиться на другое, в тот тяжелейший для меня месяц я вел дневник. Писать было нелегко, час­то это были еле внятные каракули, но все же попытался зафиксировать все, что пережил там.

Фрагмент из дневника Турара Кельмагамбетова: «Для скорой кис­лородной помощи при острой дыхательной недостаточности, как в нашем случае, меня и супругу подключили к аппарату Боброва. Эта камера увлажнения, наполненная дистиллированной водой, незаменима в случаях, когда сатурация критически низкая. Состояние в этот период у всех разное. У кого-то головокружение и тошнота, как при похмелье, у других – головные боли. Если кислорода недостаточно, он подается через маску. Чтобы исключить потери, ее фиксируют очень плотно, она сильно сжимает лицо – не лучший вариант для тех, у кого клаустрофобия. Если и это не помогает, подключают к аппарату ИВЛ – искусственной вентиляции легких. Для этого в трахее больного прорезают специальное отверстие, в которое вставляется пластиковая трубка с подключенными шлангами. Человек не может говорить, питание искусственное – через трубку. Среди негативных последствий этой экстренной, иногда единственной помощи – атрофия дыхательной мускулатуры, а после длительной по времени искусственной вентиляции легких человеку приходится учиться заново ходить, двигаться, есть, пить, дышать, глотать.

Глядя, как моего соседа в моменты неконтролируемых приступов переключают на усиленную подачу кислорода через маску (даже смотреть на эти мучения нелегко), решаю для себя продержаться на своем рационе кислорода, насколько хватит сил, обойтись малой ­болью, чтобы не навлечь большую.

Если сорвешься и запаникуешь, сатурация и другие показатели зашкалят, наденут маску, а там уже и последний шанс на жизнь – подключение к ИВЛ. Эти невеселые перспективы заставляют изо всех сил поддерживать ту маленькую часть легких, которая осталась еще целой. Главное на этом этапе – при острых приступах дыхательной недостаточности, когда количество кислорода не совпадает с потребностями организма, – не впадать в панику. Вдох-выдох, вдох-выдох. Границы этого коридора, конечно, небольшие. Маленькие глоточки кислорода, какой-то нащупанный ритм, но если вдруг резко начать дышать хаотично, срыв неминуем. Временами приступы накрывали конкретно, в такие минуты захлебываешься, задыхаешься, трясешься от температуры и кашля. Но если перетерпеть, переждать, боль в легких отступит, уровень сатурации пойдет вверх.

Некоторые в такие минуты срывают с себя трубки и маски, работы медперсоналу прибавляется – начинается паническая атака. И еще одна трудновыполнимая, особенно в кризисный период, но необходимая процедура – движение. Даже когда трудно сесть, встать, переворачиваться в кровати, нужно шевелить пальцами, поднимать руки и ноги, насколько хватает сил. А когда получится вставать, даже со всеми подключенными кислородными трубками и шлангами, можно ходить у кровати – полшага вперед, полшага назад, шажок вправо и влево. Кровь, которая разгоняется при этом, разносит кислород по всему телу, а это – жизнь!

Почти две недели, проведенные в реанимации, увлажненный кислород, антикоагулянты, растворы, инъекции и многое другое – и наше окошко в 5% постепенно раскрывается. У некоторых больных от долгого подключения к сильным источникам кислорода появляется устойчивая зависимость от них. Им кажется, что кислорода может не хватить, его могут перекрыть и т. п. Вывод из такого состояния – реабилитация, не самая простая часть следующего этапа лечения. Восстановление дыхания, специа­льные упражнения, а еще массаж. Его назначают после отключения от кислорода и проводят регулярно, в некоторые дни в усиленном режиме, каждые 2–3 часа, днем и ночью. Это не роскошь, а средство передвижения кислорода в кровь.

Врачи отмечают, что больные, заряженные на выздоровление, быстрее проходят этот этап лечения. Кстати, женщины легче мужчин переносят нехватку кислорода. Когда моя супруга задышала сама, без аппарата, я спросил ее, не рано ли она отказалась от кислородной подпитки, она ответила, что эти аппараты сильно шумят и вызывают ощущение, что находишься между молотом и наковальней. Ей важнее был покой, боль в легких после отключения от кислорода перенесла не без труда, но в целом достойно.

Общий срок пребывания в больнице – больше месяца. Самый пик кризиса был, когда степень поражения легких достигла критичес­ких 95%. Это КТ-4, почти летальная «красная» зона. Но мы выжили и вернулись в обычную жизнь, наполненную самым вкусным, что есть на земле – обычным воздухом. Впереди долгие месяцы восстановления. В ночь перед выпиской приснился сон – я подъезжаю на заправку, а на табло вместо ­Аи-95, 98 горит надпись – сатурация 95, 98. Пусть этот сон сбудется, и у нас у всех всегда будет такая сатурация».

– Мой совет всем – прививайтесь, – говорит человек, побывавший на границе жизни и смерти. – Есть такая пословица – знал бы, где упаду, подстелил бы соломку. Прививка и есть та самая соломка. Медики считают, что уровень антител пос­ле тяжелой болезни продержится максимум 6 месяцев, а дальше необходима вакцинация. После пережитого я туда не пойду – мне кажется, побегу.

Комментарий

Роберт Ахунов, заведующий отделением анестезиологии и реа­нимации Алматинской железнодорожной больницы:

– В ОАРИТ госпитализируют тяжелых и крайне тяжелых пациентов. Признаки – высокая температура, большой процент поражения легких, резкое снижение сатурации. Таких экстренно подключают к кислородным аппаратам, в крайне тяжелых случаях к ИВЛ – аппарату искусственной вентиляции легких, назначаются противовирусные и кроверазжижающие препараты, антибиотики. Они дают возможность убрать микротромбозы в легких, восстановить кровоток в легочной ткани и уменьшить поражение этой ткани вирусной инфекцией.

В медицинских интернет-изданиях публикуются данные исследований умерших от коронавируса людей. При вскрытии ученые обнаружили, что в мелких кровеносных сосудах легких образовались сгустки крови – тромбозы, которые и ограничили поступ­ление кислорода в легкие. Из-за недостатка кислорода про­изошло что-то наподобие микроинфаркта, за которым и наступила смерть человека.