Официальные документы не показывают всей правды о голоде 1920-х годов в Казахстане, о бедственном положении беспризорных детей

«В связи с недородом»

Для выполнения программы «Архив-2025» сотрудники Национального архива РК отправились в Москву и обнаружили важные документы по истории Казахстана.

– Современные российские архивы – наследники советских хранилищ исторических документов, архивов Российской империи – по-прежнему чрезвычайно важны для восстановления исторической памяти казахского народа, – говорит Гаухар Хайруллина, архивист, участник научной экспедиции в столицу России.

По ее словам, участники экспедиции в ходе поисков документов двигались по нескольким направлениям – дореволюционная история Казахстана, образование Казахской автономии в составе Советской России, образование Казахской Советской республики в 1936 году, голод 1920–1930-х годов, репрессии против представителей казахской интеллигенции.

Изучение документов в российских архивах позволяет уточнить множество исторических фактов, а иногда и вовсе взглянуть по-новому на исторический процесс.

Разумеется, казахстанские историки и раньше работали в российских архивах, но именно благодаря государственной программе «Архив-2025» этот процесс стал комплексным и целенаправленным. Архивисты в отличие от историков работают не по отдельным узким темам диссертаций и других научных работ, а изучают и привозят в Казахстан весь пласт исторических документов, связанный с историей нашей страны.

– Много белых пятен остается в истории собирания казахских земель в состав Казахской Автономной Советской Социалистической республики, – говорит Гаухар Хайруллина. – Работа в российских архивах, выявление и сбор всех документов по этой теме позволят внести ясность во многие спорные вопросы.

К примеру, массив историчес­ких данных 1920-х годов, хранящихся в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ), позволяет восстановить все подробности образования Казахской автономии в 1920 году. Процесс этот был вовсе не безоблачным и растянулся по времени на несколько лет. Сохранились документы, в которых жители отдельных районов и местностей просили центральные власти обязательно включить их в состав Казахстана, не оставлять в других советских административных границах.

В результате административно-территориального переустройства и национального размежевания, согласно терминологии тех лет, в Средней Азии перестала существовать Туркестанская автономия. Часть ее, населенная казахами, вошла в состав Казахстана. С Казахской республикой воссоединились территории, входившие в бывшие Джетысуйскую и Сыр-Дарьинскую губернии. Однако внутреннее административное устройство рес­публики долгое время было несовершенным, препятствующим не только экономическому развитию, но и самому управлению республикой. Так, после переноса столицы в Кызыл-Орду, бывший Ак-Мечеть – уездный город Сырдарьинской губернии, выяснились многочисленные неудобства такого переноса. Между прочим, наряду с Алма-Атой долгое время рассматривалась идея переноса столицы Казахской автономии в Семипалатинск, нынешний Семей. Запутанное областное и губернское деление, многочисленные волости и уезды препятствовали организации власти. Как сообщают документы, в 1924–1925 годах ввиду слабости бюджета была упразднена Букеевская губерния, на ее территории был образован уезд в составе Уральской губернии. Волости и аульные советы в силу недостатка средств были чрезвычайно укрупнены и требовали разделения для организации управления власти на местах. По той же причине отсутствия средств, разрухи Кустанайская губерния была преобразована в округ, подчиненный непосредственно КазЦИК. Эффективную систему районирования только предстояло выстроить.

Однако административные проб­лемы, конечно, не шли ни в какое сравнение с разрухой народного хозяйства и голодом, вызванными не только гражданской войной, но и продразверсткой, борьбой с кулаками, другими внеэкономическими мерами принуждения крестьянства со стороны большевистского руководства.

– В российских архивах хранятся малоизученные свидетельства голода и разрухи в Казахстане 1920-х годов. Эти сведения необходимы для верного понимания отечественной истории, – говорит Гаухар Хайруллина.

Как свидетельствуют документы, помощь голодающим оказывалась как центральными властями, так и зарубежными благотворительными организациями, такими как АРА (Американская администрация помощи). Однако зачас­тую масштабы трагедии властями не признавались. К примеру, Представительство Казахской (Киргизской – в документе) АССР во ВЦИК обращалось с ходатайством о признании Акмолинского и Атбасарского уездов Акмолинской губернии голодающими, однако ходатайство не было удовлетворено. Центральные власти ссыла­лись на тот факт, что не было статистических данных, указывающих на критическое экономическое положение указанных регионов. Также было отклонено ходатайство о признании неурожайной Актюбинской губернии. Представительством Казахской республики при ВЦИК ставился также вопрос об оказании продовольственной помощи голодающей Уральской губернии. В этом случае были признаны неурожайными Уральский и Илекский уезды этой губернии.

Однако начиная с 1924 года советская власть, следуя, может быть, примеру правительства бывшей Российской империи, предпочитала говорить не о голоде, а о недороде. Так, во время массового голода 1891–1892 годов, затронувшего и казахские земли, российский император Александр III высочайше повелел заменить слово «голод» словом «недород».

В 1924 году для решения проблемы голодающих создали Комиссию по борьбе с последствиями неурожая при Совнаркоме Союза ССР, стараясь не упоминать при этом само слово «голод».

Тем не менее в деле «О состоянии хозяйства Киргизской (Казахской. – Авт.) республики и о мероприятиях по борьбе с последствиями неурожая 1924 года» сотрудники Национального архива РК нашли многочисленные свидетельства народных бедствий.

Вот только один из аспектов, отраженных в документах тех лет, – детская беспризорность. Как указывают документы, сеть детских домов вследствие недостатка средств местных бюджетов к концу 1923 года сильно сократилась. В действующих детских домах были оставлены исключительно круглые сироты. Вследствие перевода детей из закрытых детских домов в еще действующие последние оказались переполнены, находились в антисанитарном состоянии. Положение детей оказалось крайне тяжелым из-за отсутствия белья, обуви и теплой одежды, чему способствовало в значительной степени прекращение оказываемой центром помощи. Средства, отпускаемые центром на детское питание, были далеко не достаточны, поэтому питались дети скромно: получали ржаной хлеб, пшено и лишь изредка мясо. На содержание детских домов ГубОНО отпускались мизерные средства.

Конечно, нужно учитывать, что положение дел могло быть приукрашенным в документах указанной комиссии. Получали ли дети на самом деле тот ржаной хлеб, а особенно мясо в условиях повсеместного голода и разрухи?

По данным комиссии, в губерниях КАССР официально насчитывалось 196 детских учреждений с числом детей 15 155 человек, а беспризорных детей, находящихся вне всякой помощи, по далеко не точному подсчету (так признано комиссией. – Авт.) на 1 января 1924 года было до 45 тыс. человек…

«В связи с недородом» – такова была официальная формулировка – в большинстве губерний Казахской ССР, первое место среди которых занимали Уральская, Актюбинская, два уезда Акмолинской, Букеевская, Кустанайская, в городах детская беспризорность значительно увеличилась притоком ребят из сел. То есть дети бежали из голодных сел в города, надеясь там спастись.

Как указано в документах, положение этих детей было кошмарным. Голодные, грязные, полураз­детые, они наводняли улицы, жили в разрушенных зданиях, в сараях, на базарах, около вок­залов. Ситуация ухудшалась за счет «неправильной реэвакуации и самотека детей из других республик». В Казахстан любыми путями перебирались жители других регионов в надежде уйти от голода.

Для изыскания средств на борьбу с беспризорностью органы Наркомпроса вели, в частности, кампании по привлечению общественности путем организации спектаклей. Конечно, благотворительными спектаклями спасти детей было невозможно, средств не хватало.

Из отчетов комиссии следует, что единственно возможной помощью стало бы выделение средств на открытие пунктов питания. Такая работа проводилась в Уральской губернии, где, по официальным данным, число голодающих детей в 1924 году насчитывалось 9 270. Из них помощь на момент создания отчета оказывалась 8 841 ребенку.

В материалах комиссии по борьбе с неурожаем сохранились и отчеты Актюбинского губернского отдела народного образования (ГОНО) о состоянии детских домов.

В одном из них за август 1924 года сообщается, что детский дом № 1 занимает 5 комнат площадью 30 квадратных сажень, детей – 90 человек от 7 до 17 лет. В каждой комнате один простой деревянный стол с четырьмя скамейками. Другой мебели и постельных принадлежностей в детдоме не было. По заявлению заведующего детским домом Шалова, дети зимой спали на общих нарах. Вместо постельных принадлежнос­тей имеется до 40 подушек и до 40 одеял (дерюги и кошмы). Летом дети спали под открытым небом на земле, на кошмах. Во время обследования детей в детском доме не было. По заявлению заведующего, они отправились на малярийную станцию для исследования крови. Таким образом, сами дети не смогли рассказать, что же происходило в их детском доме, кормили ли их или они сами должны были искать себе пропитание.

Конечно, официальные документы не покажут всей правды о голоде 1920-х годов в Казахстане. Однако в некоторых из них можно обнаружить попытки «заметания следов», свидетельства истинного положения дел. К примеру, специалисты Национального архива разыскали в ГАРФ просьбу представителя правительства РСФСР в Казахской ССР к партийному руководству запретить редакции газеты «Степная правда» печатать сведения о людоедстве и трупоедстве в Казахстане. Есть также материалы о том, как деятельность АРА по спасению голодающих находилась под прессом ОГПУ.

В другом российском документохранилище – Российском государственном архиве экономики (РГАЭ) сотрудники Национального архива разыскали данные, показывающие демографические потери Казахстана 1920–1930-х годов. Это рассекреченные данные Всесоюзных переписей населения 1926, 1937 и 1939-х годов, собранные в том числе и по национальному составу.

Материалы РГАЭ, по словам архивистов, позволяют дать полную картину государственного переселения многих этносов на территорию Казахстана в советское время.

К примеру, фонд 5675 «Народный комиссариат земледелия СССР. Бюро по переселению» содержит планы хозяйственного устройства переселенцев в Казахской ССР. Эти материалы чрезвычайно важны для изучения истории Казахстана. В них речь идет не только о принудительном переселении в Казах­стан корейцев, армян, курдов, но и о тяжелом положении вынужденных новоселов. Зачастую для них не было жилья, школ, больниц, элементарных удобств. Наблюдались случаи цинги, истощения.

У брода Тайпак

– Не менее важными для казах­станских архивистов стали находки в Российском государственном военно-историческом архиве (РГВИА), – говорит Гаухар Хайруллина.

Так, в фонде № 1 «Канцелярия военного министерства» хранятся важные свидетельства национально-освободительного движения казахов под предводительством Касыма и Кенесары Касымовых.

Вот о чем гласит один из документов: «Около брода Тайпак, близ Оренбурга, кочуют сторонники Кенесары, поддерживаемые султанами, не признающими Сибирское ведомство. Восстание подняли казахские роды оренбургских степей Дюрт-Кара и Чумекей».

Об этом в январе 1839 года сообщал военному министру оренбургский военный губернатор Василий Перовский. Он упоминал о значительных военных приготовлениях приверженцев султанов Касыма и Кенесары Касымовых. В частности, к восставшим присоединился известный в степи противник самодержавия, названный в документах Дошуламаном. Интересно, знают ли о нем современные историки?

По данным Василия Перовского, повстанцы, собрав до 8 тысяч человек, собирались начать военные действия против Оренбурга, а большая часть султанов Средней орды готова была присоединиться к Кенесары.

Каменные дворцы султанов

Для целостного понимания казахстанской истории важны записки иностранных путешест­венников, данные военных и промышленных экспедиций, прошедших по казахской степи в поисках природных богатств.

Одно из таких дел РГВИА – «О Свинцовой горе, открытой в Киргизской (Казахской. – Авт.) степи».

Впервые о крупном месторождении свинца в Казахстане сообщили в Петербург комендант Троицкой крепости Феофилатьев и надворный советник Чекилов в 1813 году: «При урочище Тургае, отстоящем от Троицка на 500 верст к юго-востоку, открылся исследователям из величественной горы источник свинца. По уверениям очевидцев, он столь обилен, что многие казахи начали уже оный металл брать и отливать из него пули».

Кроме этого, казахские старшины Алтай Мингиев и Ячы Янов (так они записаны в документах. – Авт.) привезли в Троицк многочисленные образцы медной руды.

Эти новости были приняты в правительственных кругах России с воодушевлением, ими лично заинтересовался император Александр I. Ведь страна остро нуждалась в свинце и других металлах для военных нужд. Свинец, к примеру, тогда привозили из-за границы, в том числе из Англии. Сохранилось свидетельство, что во время войны с Наполеоном в 1813 году приходилось переплавлять в пули гири механических часов в Дрездене, настолько сократились запасы свинца для военных нужд.

В 1815 году в степь отправилась повторная экспедиция из инженерной и горной команды под воин­ским прикрытием. Один из ее руководителей – инженер-поручик Григорий Генс по распоряжению императора был представлен к следующему чину. Материалы и записи участников той экспедиции являются в наше время малоизученным, но чрезвычайно важным историческим источником не только по горному делу, но и жизни в казахской степи XIX века и предшест­вующих эпох. Так, об экспедиции сейчас изредка упоминают только с точки зрения горного дела, упуская другие аспекты, вероятно, по причине неизученности ее дневников.

Однако расскажем все по порядку. Ожидания экспедиции 1815 года, как следует из записей ее участников, действительно полностью оправдались: «Гора состояла из сплошной массы свинцового блеска, лишь немного прикрытого сверху тонким слоем глины. Всякий вынутый из горы кусок руды можно было отправлять на плавку без всякого приготовления».

К тому же участники экспедиции рядом со Свинцовой горой при верховьях реки Кара-Тургай обнаружили и Медную – Мыстау.

Примерное расположение этих месторождений Генс определил 50 градусами северной широты и 84’45 долготы от Ферского меридиана. Здесь же он обнаружил и признаки серебряных руд. Впоследствии место расположения ископаемых было описано точно. Открылось несколько свинцовых и медных рудников. Но для историков гораздо важнее оказалось то, что неподалеку от Мыстау экспедиция зафиксировала два разрушенных каменных дворца, принадлежавших, как рассказали местные жители, казахским ханам. Здесь же, у Мыстау, Григорий Генс обнаружил превосходную глину, использовавшуюся для приготовления кирпичей, известковый камень и плотный алебастр, весьма пригодный, как он пояснял, для строительства. По всей видимости, зодчие при строи­тельстве ханских дворцов пользовались этими материалами. Но когда и кем они были построены, какие ханы в них жили? Все эти вопросы остаются пока без ответа.

Как сообщали экспедиции местные жители, мимо Свинцовой горы в прежние времена проходил оживленный торговый и военный путь. Рядом с разрушенными дворцами участники экспедиции увидели, а затем описали множество соленых озер, среди которых выделялись размерами Эбелей и Уркаш. Сейчас эта местность находится на территории Костанайской области. Найденные в архивах записки давней экспедиции, несомненно, требуют внимания историков и археологов.