Поэзия космических высот

(Из предисловия к сборнику стихов «Құралайдың салқыны» («Стужа-Құралай»), 1997 г., издательство «Атамура». Бишкек, 17 марта, 1997 года. На русском языке публикуется впервые)

Людям знакомиться легко... В эпоху, когда разные связи и коммуникации отлично развиты, этому не стоит удивляться. Однако, хотя знакомство и может быть легким, все же непросто понять мысли друг друга, совпасть во мнениях, разделять цели и интересы. Я рад, что после нашего знакомства с моим младшим братом по перу Нурланом расширилось, наполнилось смыс­лом и содержанием, обрело успешную творческую преемственность.

Четыре года назад я приехал, чтобы принять участие в праздновании Дня независимости Казахстана. Родственные нам казахи встретили меня так же открыто, как и прежде, водили с одной встречи на другую и не давали сидеть сложа руки. Необычайно был прекрасен и Алатау, лежавший в снежных объятьях, и город Алматы, по ночным улицам которого гулял колючий мороз.

– Шықа, если не возражаете, есть предложение, – сказал как всегда учтивый, спокойный Абиш Кекилбаев. – Если Вы сочтете уместным, наша главная газета «Егемен Казахстан» желает провести встречу с вами...

– Е-е, если Вы считаете уместным, то почему я должен возражать? – ответил я.

На том и сошлись.

В условленное время мы с Абишем вдвоем переступили порог редакции. Нас радушно встретило сообщество журналистов с яркими лицами и особым родственным чувством. Встреча состоялась в кабинете главного редактора. Мне понравились манеры редактора, его умение находить меткие слова для выражения своих мыслей. Его рассуждения и умозаключения о литературе, о жизни тоже вызывали симпатию. «Е-е, по нашим стопам идет образованная, эрудированная молодежь», – подумал я.

Короче говоря, эти декабрьские дни были настолько щедры на впечатления, а гостеприимство моих друзей было столь искренним, что все это вкупе не отпускало меня в Европу, и мой самолет вылетел с опозданием на три дня. Абиш Кекилбаев, Куаныш Султанов и Нурлан Оразалин, втроем три дня занимались тем, что пытались проводить меня.

В один из дней, проведенных в ожидании летной погоды, Нурлан сказал:

– Возможно, это поможет вам провести время. Может быть, почитаете...

Он принес и вручил мне журнал, выходящий на казахском языке. Если не ошибаюсь, называется
«Парасат»... Я принялся перелистывать страницы. На первой полосе журнала была опубликована фотография Нурлана и большая подборка стихов.

Я все прочитал. Там были стихи о сегодняшних днях, об эпохе, его мысли таили в себе пламенную печаль и горячие чувства, его печаль таила в себе гнев, а в сущности гнева была поэзия с пламенем огня правды. Его поэзия быстро захватывает мысли и чувства. Особенно вырвавшиеся из сердца поэта такие строки, сохранившиеся в моей памяти:

«Этот, голос ночной...

Как он страшен!..

Свиреп...

Кто же взял мои думы

в мучительный плен?

Слышу стон Желтоксана...

Не вырвутся в степь

Мои мысли из мрачных карающих

стен.

Сила темная сводит тяжкую грудь,

Сердце бешенно рвется, как птенчик

в силках.

Город спит...

А в мозгу изнурительный гул,

Звон в ушах душу рвет,

словно дверь с косяка...»

На следующий день белый лайнер, на который я сел, поднялся в небо и направился в Европу. И Алатау, и Алматы, а также снежные, морозные и солнечные декабрьские дни, подарившие мне радость и волнение, остались позади. Ко мне снова и снова возвращались те самые строки Нурлана...

И сегодня, читая сборник стихов поэта под названием «Құралайдың салқыны» («Стужа-Құралай»), я нахожусь под особым впечатлетнием. Каждый раз, когда я открываю новую страницу рукописи, у меня появляется знакомое чувство. Невозможно читать без душевного волнения стихи поэта, который пропускает земные проблемы и глобальные явления через свое сердце и разум.

«Это я иль не я?

Или кто-то другой?

Горемыка без рода и племени?

Сколько горестных дум

обступили гурьбой,

Бьют свинцовые слезы по темени.

С неба черного льется свинцовый

поток,

Нет покоя в небесных пределах,

Бешенно бьется, как родничок,

Космос молнии жгут то и дело!»

С высоты той нисходит

чудесный мотив,

Нет в нем жизненных дрязг

и капризов.

Были долгие годы, мои дни сократив,

Беды ниткой жемчужной

нанизаны.»

(пер. Б. Джилкибаева)

Невольно радует то, как эта философская атмосфера и эмоция, характерная для любого смертного человека, имеющего сердце величиной с кулак, рисует неповторимую картину и сочетает ее с поэзией. Если поэт Оразалин радуется, то радуется искренне, если он печалится откровенно, волнения внутреннего мира его лирического героя, переходящие от одного стиха к другому, выходят за рамки родного аула и его окрестнос­тей, если хотите, даже за пределы национального и народного, и поднимаются до высот общечеловечес­кого звучания. Самое интересное, что, беседуя с небом, поверяя свои тайны земле, он пребывает в таком состоянии, как будто разговаривает с другом, откровенно беседует с самым близким, родным человеком. И это вызывает особые чувства.

«Запоздалая дума бушует во мне,

И терзает, и точит, вконец извела!

Ночь темна...

Да, не зря вот в такой темноте,

Люди издавна видят

вместилище зла!

Почему мою душу сковал этот мрак?

И кого обвинять? Кто ответит

сполна?

О, высокое небо! Обитель аруахов,

Вы уймите заблудившегося в мире

меня!»

(пер. Б. Джилкибаева)

Как не осознать, как не придать значения тому, что в этих строках есть неповторимые и уникальные качества мощной поэзии, рожденной истинным вдохновением? Для Нурлана и «темная ночь», и «небо голубое, обитель аруахов», и «трагичекие муки Эпохи, сжавшие его грудь», все, как «Слова Бога – стучащие в его сердце». Отдельные старые курганы для поэта выглядят, как вчерашние «непрочитанные книги, оставленные гуннами и саками»... Представьте себе старого человека, чья молодость осталась в прошлом и ныне оказалась в капкане бедности пенсионной жизни. Жестокая правда!

«День и ночь игра в прятки,

Уставший он от поисков,

смертный.

Бродит по улицам человек-осень,

Словно потертые трехрублевые

тенге...»

(подстр. перевод)

Для слуха, по словам самого поэта, каждое мгновение этого жестокого, в то же время чудесного мира, звучащего, как «райский приятный голос», является как бы художественным средством осмысления образа, сложной эпохи, раскрывающего многогранность поэзии Нурлана Оразалина.

«...Сильно нервы напряжены,

Что противишься, сын человечий,

Коль Создатель тебя без вины

Унести хочет в космос вечный?!

Поднимает...

Пускай поднимает...

До луны, чьи бока уж полны,

Пусть Земляне, те, кто понимает,

Слышат голос, летящий с Луны...»

(пер. Б. Джилкибаева)

Эти возвышенные звуки, близкие каждому человеку, знакомая, понятная поэзия космических высот – тому свидетельство.

Такая же чистая, как и сама природа, стремящаяся окружить и соединить Землю и Небо, радость и горе, печаль и тайну, лед и пламя, а также переплетение волшебством пламенной поэзии – главное измерение этой книги.

«Этот голос,

как райская песня...

Растворюсь в этой музыке весь я...

Стих сложу –

вопреки всем теориям,

Ночью жаркой из поднебесья

Я на землю прольюсь метеором...»

Такими неординарными мыслями поэт завершает стихотворение.

Я желаю, чтобы эти задумчивые и зажигательные Звуки Поэзии, потоком изливающиеся из сердца моего талантливого последователя, моего младшего брата, как можно скорее достигли сердец и умов людей!

Пусть будут сильны струны пламенной, доброй поэзии!

Помните, что Поэзия – эта всемогущий прозрачный источник вечного и бесконечного движения, связывающая землю с космическими высотами, в котором открываются бездонные глубины человеческой мысли и чувств!

Пусть не устают крылья твоей Птицы-Поэзии, Нурлан!

«... О том, что в поэзии есть таинство души, изящество, луч солнца и ливни, все это поэт Нурлан Оразалин выразил осмысленно и содержательно по своей поэтической сути».

Габит Мусрепов,

1984 г.

«Я, как старейшина советской и пост­советской литературы, видавший на своем веку достаточно разных людей, восхищен порядочностью, человечностью, деловитостью и скромностью моего молодого друга, коллеги Нурлана Мыркасымовича Оразалина и уверен, что он и своим литературным талантом, и неспокойным добрым сердцем, и организаторской способностью принесет много-много пользы для духовного единства народов наших стран...»

Сергей Михалков,

2004 г.

«Я воспринимаю поэта Нурлана Оразалина как одного из немногих поэтов в казахской поэзии, которые смотрят на современную действительность без гнева и негодования... Гнев – враг разума. Вникая в суть бытия и всего происходящего, он смотрит на жизнь с высоты нравственности и здравомыслия».

Фариза Онгарсынова,

1988 г.

«Помню, на праздновании столетия Мухтара Ауэзова, которое отмечалось и в Париже, выступление поэта и драматурга Нурлана Оразалина отличалось от других известных поэтов и писателей мира тем, что оно было произнесено на языке Абая. ...Многие тогда проявили неподдельный интерес к творчеству самобытного поэта... Творчество его, на мой взгляд, умело сочетает в себе прекрасные национальные поэтические традиции с высокими поэтическими школами Запада и Востока. И эта перекличка пронизывает многие поэтические переводы его произведений, когда вулканический огонь образов, бушующий под оболочкой слов, вызывает как бы ответное вдохновение переводчика...

Зов времени и зов предков – художественные атрибуты, принимающие пос­тоянное участие в поэтическом мире Нурлана. Благодаря этому поэтический пафос и мировосприятие поэта поднимаются на уровень планетарного прочтения земной действительности».

Олжас Сулейменов,

Париж, октябрь, 2007 г.

Мгновенность перемен

Как будто что-то грудь теснит –

мне тяжело дышать.

Воюют внутренний мой мир –

и видимый глазам.

Мир необъятный каждый миг

меняется опять –

Еще качаются весы, послушен я весам...

И эта юная весна меняется, взгляни!

Простор меж небом

и землей отныне изменен.

Меняется и род людской.

Он расточает дни.

Он поглощает времена

и ценности времен.

Нет милосердия в сердцах –

оставил землю рай.

Куда испуганно летит Луна

средь звездных нив?

И светлый разум...

И душа...

И чувства через край...

Легко меняются они, слезы не уронив...

Не возвратятся гуси в край,

где реки заросли.

Пески меняют облик свой,

меняют свой напев.

И на вершинах горных лед,

и лед в ручьях земли –

Вмиг изменились,

К красоте как будто охладев.

Уже природу не узнать –

так много перемен.

И с континентом континент воюют,

что ни год.

Как неразумно...

Сила там, где нет враждебных стен.

Характер изменился наш...

И лик земли не тот...

И облик власти...

В думах я...

Извелся я вконец...

Не сплю, тревожусь за народ

до утренней зари.

Ищу спасенье для души,

лекарство для сердец.

Стихи мои кочуют в даль,

где звездный свод горит...

29 марта 2002 г. –

20 апреля 2012 г.

(пер. Н. Черновой)

* * *

Не надо мерить всех одной колодкой.

Прошу, не беспокойся, не спеши.

У каждого из нас своя походка,

Свои утехи для больной души.

У каждого из нас свои печали,

И голос свой у каждого из нас.

И каждому назначен изначала

И миг рожденья,

и последний час.

Одних заботят лишь земные вещи.

Другому от Всевышнего дано

Сердца тревожить

словом звучным, вещим.

Да, каждому лишь то – что суждено.

Так будет вечно...

Зеленеют почки…

За летом осень...

Следом холода...

Январь...

Февраль...

Не знает Бог отсрочки,

И время не настигнуть никогда.

Прийти,

уйти...

Нет горше нашей доли,

Но в этом жизни суть и естество.

Все остальное, знаю, в божьей воле,

И человек всего лишь раб его.

У каждого из нас своя дорога...

Все решено давно на небесах...

Да, доля каждого из нас от Бога,

Но жизни взвесят

на людских весах...

(пер. К. Бакбергенова)