
Впервые дневник маркшейдера Ивана Шангина был опубликован в 1820 году в журнале «Сибирский вестник». Ну а современные историки считают, что город, получивший название Бозок, служил военной ставкой кыпчакским ханам. При этом время наивысшего расцвета этого поселения приходилось на X–XI века нашей эры.
Впрочем, целью экспедиции 1816 года, по словам самого Ивана Шангина, было «освидетельствование открытых там рудных приисков, измерение ведущих к ним путей и исследование произведений по трем царствам природы». Под «тремя царствами природы» исследователь имел в виду горные породы, растительный и животный мир. Тем не менее, обнаружив и обследовав ряд месторождений в Северном и Центральном Казахстане, Иван Шангин также составил уникальные карты Ишима, Нуры и Восточного Прибалхашья и описал пейзажи Сарыарки. Горного инженера можно считать первым географом, описавшим верховья Нуры, этой самой протяженной и многоводной реки Центрального Казахстана. «Малая Нура бьет ключом из горы и, падая на каменный помост, образует водоем. Оттуда верст на 50 продолжается оврагами, и потом уже, от впадения ключа и речки из горы Кызыл-тау, начинается ее правильное течение», – записал путешественник после того, как его отряд вышел к верховьям Нуры и заночевал там.
Однако отряд двигался с севера, потому изучение бассейна Нуры началось с низовьев, где было достаточно корма для лошадей и пресной воды. У сопки Акмола, узнаем мы из дневника Ивана Шангина, видели сухое русло, весной соединяющее Нуру с Ишимом, там наметили место для крепости: «В 25 верстах от роздыха, на протоке реки Нуры, остановились, имея в виду город Акмолу, получившую сие название от имеющихся на ней киргизских кладбищ со стоящими выбеленными известью надгробными памятниками».
Далее он пишет: «4 августа поутру экспедиция продолжала путь подле двух озер, через которые протекала река Нура, и остановилась при втором из них для роздыха, в 3 часа пополудни встречено было третье озеро, имеющее до 10 верст в окружности, и при нем развалины древнего города (Ботакоз, по замечанию Г. Набокова), простирающиеся к Нуре».
Исследователи остановились на ночлег на луговом берегу Нуры, недалеко от каких-то древних развалин. Все сошлись во мнении, что оно походило на культовое сооружение – строение было кирпичное, внутри него находились столбы, покрытые алебастровой штукатуркой, равно как и стены, имевшие вместо связей четырехугольные сосновые брусья в 2 вершка в поперечнике, для большей прочности обожженные и покрытые камышом». Рядом с ним приметны следы другого храма, а дальше в восточном и западном направлении тянулось множество развалившихся зданий, некоторые имели основания до 300 сажен в длину и в совокупности издали представлялись известковыми горами. Через 2 дня отряд двинулся в путь мимо продолжавшихся беспрерывно остатков древнего города. Проводник Биймурза из развалин какого-то храма принес командиру отряда майору Набокову кирпич, покрытый зеленой муравой.
Иван Шангин, изучая в пути следы древних копей и отвалов, близ Кокшетау отметил каменную стену из тесаного порфира, а вблизи реки Ак-кайрак упоминает остатки крепости. Следы каменных сооружений в долинах Жаксы-кона и Нуры инженер зарисовал и замерил. Тем не менее сопровождавшие их казахи говорили, что город на берегах Нуры назывался Татагай. Особо автор выделил кирпичное здание, похожее на культовое, с куполом, покрытое внутри алебастром и с возвышением в центре, увенчанным сводом. Вскоре, впрочем, разрушенное.
И все же главной причиной отправки экспедиции было стремление проверить сведения о древних медных копях близ Улытау и разработках свинцовой руды с содержанием серебра сопки Кургасын у реки Кара-тургай. Так, Иван Шангин запишет, что гора от берега озера Иманкуль и от довольно высокой горы Иман-тау лесистым логом разделенная, обратила на себя их внимание обширными копями древних народов. Огромные кучи отвалов – остатки древних работ, вмещающие великое множество различных видов медных и серебряных руд, свидетельствовали, что рудник сей составлял богатый источник горной промышленности трудившихся над разработкой оного.
Обнаруженные у подножья горы Иман-тау древние копи автор почему-то называет «чудскими». Как и многие другие представители царской администрации, инженер Шангин считал, что следы горных разработок оставил какой-то неведомый народ. Ему и его спутникам и в голову не приходило, что кочевавшие поблизости казахи были потомками древних рудокопов и металлургов. Между тем, поинтересовавшись этимологией местных топонимов, они бы узнали много интересного. Та же сопка Кургасын, где в древние времена добывали свинцовую руду, содержавшую серебро, получила свое название не случайно. «Қорғасын» с казахского так и переводится – свинец.
Инженер Шангин отправил людей описать близлежащие к прииску леса, годные для будущего их использования, а сам принялся изучать следы древних копей и занимался этим несколько дней. В ряде мест под рудными отвалами были обнаружены рудные гнезда. Даже приблизительные подсчеты показывали, что в отвалах содержится около З млн пудов руды.
А у гор Курпетай местный казах Сарыбай показал им медную копь. У горы Бесшокы Шангин описал древнюю промывальню, где лежали добытые руды, засыпанные землей. Промывальня заросла травой. Плавка этой руды показала, что она содержит, кроме меди, 3 золотника серебра в пуде. Здесь же был найден редкий минерал цеолит.
В дневнике Шангина можно найти немало вдохновенных строк о красоте природы казахских степей: «Какие приличные имена дают киргизы своим рекам, озерам, горам, лугам и равнинам, удивительно, гора Якши-Янгыз-Тау (в переводе – одна из лучших гор) истинно прекрасна. Какой живописный вид озера, волны о скалы разбивающиеся. Какая прекрасная отдаленность гор, теряющихся в необозримой равнине, с вершины ее!»
«Щуки, язи, лини, окуни с чебаками весьма вкусные и чрезвычайно крупные плодятся во множестве в здоровой воде сего озера. Я видел щук в сеть попавших, по семь четвертей длиною. Все казаки и некоторые киргизы уверяют, что бывают они вдвое больше, есть будто бы столь большие щуки, по свидетельству последних, что схватывают и увлекают на дно озера маленьких ягнят, в то время, когда от жары и для утоления жажды заходят они со стадом подле берега в воду», – так описывает он рыбные богатства озера близ Жақсы-Жаңғызтау.
О пути от Иман-тау к Жақсы-Жаңғызтау он пишет так: «Какая разность в пути сего дня с прошедшими. От самого прииска до озера взор каждого из нас любовался попеременно то приятною пестротою богатых ковров флоры, то в прелестных рощах видом кудрявых берез, колеблющихся от тихого веяния полуденного ветерка, то преследовал сонмы кружащихся мотыльков и восхищался зрелищем сияющих вдали и в лазури неба теряющихся гор».
Читавшие дневники Ивана Шангина удивлялись изобилию фауны и флоры казахских степей в начале XIX века. Так, побывав на огромных размеров Арыкбалыкском озере, автор запишет: «На гладкой, едва зыблющейся поверхности оного тысячи различных видом, цветом и величиною птиц плавали, погружаясь, смотрели в зеркало вод его».
Думал ли тогда исследователь о том, что номады, занимавшиеся кочевым и отгонным скотоводством, жили в гармонии с природой? Вот, к примеру, как описывает облавную охоту воинов Хромого Тимура в своей книге «Алтын орда» Ильяс Есенберлин: «…Прошли сотни лет, но в великой Дешт-и-Кыпчак до сих пор помнят об этой страшной охоте, устроенной Хромым Тимуром. С упоением пьяные от крови воины, которым выпала честь вместе со своим эмиром войти в круг, приподнявшись на стременах, опускали свои блестящие, быстрые как молнии клинки на головы животных. Уверенно и без промаха кололи копьями сайгаков те, кто предпочитал это оружие, да и трудно было им промахнуться, потому что животным не было числа. Злые жеребцы куланов бросались на охранение, но стоявшие в нем воины гасили их ярость ударами копий. Только волков, поднятых с их логова на дне сухих оврагов, рысей, выгнанных из березовых колков, пропускали сквозь свой строй воины, стоящие в оцеплении. Таков был приказ Хромого Тимура. Зачем забивать этих зверей, если мясо их нельзя употребить в пищу».
Разведчики шли левым берегом Нуры с «чистою и изобильною подножным кормом степью», мимо многoлюдных аулов, «содержащих, по примерному исчислению, до четырех тысяч кибиток». На возвышениях на приличном расстоянии темнели многочисленные табуны лошадей, стада крупного рогатого скота и овец. Степняки большими группами съезжались к вооруженной колонне, кто-то услышал трубную игру казаков, другие, тревожась, гадали – что все это значит?
Надо сказать, что Иван Шангин, пробывший в казахской степи 5 месяцев, провел много разговоров, правда, через переводчика, с местными жителями. Его интересовали способ ведения хозяйства, быт, обряды и обычаи, он записывал легенды, данные по истории и этнографии. И бытовые сцены кочевников можно найти на страницах его дневника: «Вокруг лагеря было множество кибиток, в коих почти всю ночь мужчины играли в забызги (сыбызғы), а женщины забавлялись песнями. При переправе через Нуру кочевал богатый киргиз по имени Сапаксий-бий, имеющий до 3 тысяч лошадей и множество верблюдов, рогатого скота и баранов».