Человек, о котором помнит народ

Принципы и карьера

Его карьера была стремительной, но закончилась она печально. Система, использовавшая управленческий талант Нуртаса Ундасынова в самые трудные для страны годы, затем безжалостно выбросила его за борт. В наши дни о нем несправедливо мало рассказывают. Как утверждают историки и более тридцати лет занимающаяся исследованием его биографии журналист Гульсум Оразалие­ва, его имя намеренно было предано забвению, более того, было сделано все, чтобы он уехал из Казахстана.

– Нуртас Дандибаевич так тос­ковал по родине, что любого казаха, который встретился ему на улицах Москвы, приглашал к себе домой, – рассказывает журналист, выпустившая книгу с воспоминаниями людей, знавших Ундасынова. – Я спросила его, почему он не остался в Казахстане, кто его гнал отсюда в Москву. Он посмотрел на меня задумчивым взглядом и пос­ле долгого молчания сказал: «А кто меня просил остаться? Кому я здесь был нужен? У меня не было выбора, я был фактически выпихнут из дому».

Генсек Хрущев на дух не переносил первого секретаря Гурь­евского обкома компартии Казахстана Нуртаса Ундасынова, который, не робея перед «всесильным волюнтаристом», отстаи­вал интересы Казахстана. Его «крышей» были знания, опыт и практика. До того как уехать работать в Гурьев (Атырау), с 1938-го по март 1955 года (с двухгодичным перерывом на учебу в Высшей партийной школе в Москве), он руководил правительством: был председателем Совета народных комиссаров – Совета минист­ров Казахской ССР.

У казахов есть посло­вица «Көзден кетсе – көңілден кетеді», ее русский аналог – «С глаз долой – из сердца вон». Вот и в случае с Нуртасом Ундасыновым было так же: когда он уехал из Казахстана, о нем быстро стали забывать.

Он уезжал из республики с большой обидой на руководство. Конечно, Нуртас Ундасынов мог вернуться, но где было жить? Трехкомнатную кооперативную квартиру в Москве покупал на свои личные сбережения и деньги, занятые у родственников, а квартиры, в которых жил в Казахстане по месту работы, были служебными.

За помощью к землякам Ундасынов обратился лишь единож­ды. За несколько лет до смерти (ноябрь 1989 года) он пришел в казахское постпредство в Моск­ве, чтобы попросить власти Казахстана похлопотать об отдельной квартире для младшего сына. У того родились двое сыновей, и отцовская квартира стала совсем тесной для большой семьи.

– Почему у него не сложились отношения с Хрущевым?

– Потому что он открыто и аргументированно выступал против его инициатив в отношении Казахстана. Был, например, категорически против освое­ния целинных земель в респуб­лике силами приезжих, передачи неф­тяных залежей Мангышлака, Турк­мении и части Южно-Казахстанской области Узбекистану.

Рассказывая, как это происходило, Ундасынов вспоминал совещание в Москве, где он должен был присутствовать: «Никита Хрущев и Усман Юсупов, первые секретари ЦК компартии Украины и Узбекистана, сидели рядом. Обоим этим товарищам я не сильно симпатизировал, как и они мне. Я хотел тихонько сесть где-нибудь в уголке зала. Однако Хрущев, проводивший как член бюро ЦК КПСС то совещание, уже заметил меня.

«Вы почему не хотите отдавать Узбекистану земли под хлопок? – спросил он. – Узбеки – большие мастера по его выращиванию». Я ответил, что вопрос отдачи или неотдачи казахских земель решает не глава правительства, а народ – как хозяин этой земли. Ну а что касается хлопка, то его и в Казахстане умеют выращивать. Есть примеры, когда рес­публика перевыполняла план по нему».

Не отрицая категорически необходимость освоения целинных земель в Северном Казах­стане, Ундасынов на очередном совещании в Москве предложил вернуть в Казахстан вынуж­денно покинувших родину в 20–30-е годы казахов, чтобы их руками поднимать целину.

Когда в 1962 году пошел разговор о передаче Мангышлака, где были открыты перспективные нефтяные мес­торождения Жетыбай и Узень, в сос­тав Турк­менской ССР под предлогом того, что у казахов, мол, нет спецалис­тов, первый секретарь Гурьевского обкома партии Нуртас Ундасынов вместе с минист­ром геологии Шахмарданом Есеновым предприняли неимоверные усилия, чтобы отстоять эти земли. Мангышлак остался за Казахстаном, но Ундасынову это стоило не просто карьеры, а работы.

Как утверждают историки, в том же году по тайному распоряжению Хрущева его досрочно, в 58 лет, отправили на пенсию. Это проходило так.

В Алма-Ате должно было сос­тояться большое совещание с участием генсека Хрущева. Кунаев, позвонив Ундасынову, попросил его выступить с предложениями о том, какие необходимы меры для развития экономики Гурьевской области. Он, не чувствуя подвоха, обрадовался такой возможности. Когда ему дали слово, сказал, что перво-наперво необходимо проложить между Гурьевым и Шевченко (Актау) железную дорогу. Хрущев заявил на это, что можно обойтись обычными степными дорогами.

Другое предложение – использовать такой качественный природный строительный материал, как розовый ракушечник для облицовки домов, – Хрущев и вовсе обсмеял, назвав док­ладчика отсталым: «К чему он, если в каждом колхозе можно построить цементный завод?»

Но как бы генсек ни обесценивал его предложения, первый секретарь Гурьевского обкома партии продолжал: «Западному Казахстану, где много нефти, необходимы геологические исследования». Хрущев на повышенных тонах заявил, что нефти хватает и в Сибири. Там, мол, и будем добывать ее, а здесь – отставить.

Нуртас Ундасынов после того совещания понял, что его подталкивают к уходу. Когда он обмолвился о заявлении по собственному желанию, Кунаев его не остановил – поддержал...

Гурьевская область прощалась с ним с большим сожалением. До него это была одна из самых отсталых областей Казахстана. Быт в рыболовецких совхозах Прикаспия был удручающим. Люди жили в землянках, о дорогах не было и речи. Ундасынов начал свою работу со строительства современных поселков на возвышенности с полноценными домами под шиферными крышами и асфальтированными дорогами.

Дважды вместе с президентом Казахской академии наук Канышем Сатпаевым проводил в регионе научные конференции, посвященные освоению нефтяных месторождений, куда приглашал специалистов – ученых-неф­тяников со всего Союза. В 1961 году после открытия одноименного месторождения здесь был заложен первый кирпич города Узеня.

Рукописи не горят

– Как Вы познакомились с этим человеком?

– Инициатором нашего знакомства был сам Ундасынов. В 70–80-х я работала в Карагандинской областной газете «Орталық Қазақстан», а он час­то приезжал в наш город, где жила его племянница – Зубайра Ундасынова, жена ректора
КарГУ, академика Евнея Букетова. Но делал он это не только из-за того, что хотел повидаться с родными.

После переезда в Москву Нуртас-ата, как и мечтал всю жизнь, плотно занялся лингвистикой. Став членом бюро историко-литературного объе­динения ветеранов-коммунистов при Институте марксизма-ленинизма ЦК КПСС, где руководил Казахской секцией, подготовил к изданию арабско-казахский и персидско-казахский толковые словари. Но машинисток, набирающих на казахском, в Москве не было, и он привозил написанные от руки тексты в Караганду.

Я была хорошо знакома с семь­ей академика Букетова. Мы не родственники, но и я, и Ундасыновы родом из аула Ушкаик, сейчас это аул Нуртас в Туркес­танской области. Когда я приехала в Караганду, то мы с мужем стали общаться с семь­ей Букетовых. В их доме я и встретилась с Нуртасом Ундасыновым. Оказывается, он давно знал меня заочно: живя в Москве, выписывал все казах­станские газеты и журналы, в том числе и «Орталық Қазақстан».

За месяц до смерти он позвонил племяннице. Сказал, что если на­думает навестить его в Москве, то пусть привезет с собой меня. Я, конечно же, не мог­ла отказать ему. Взяла отпуск, и мы с Зубайрой Дусеновной тронулись в путь.

Добрались к Ундасыновым в полночь. Когда Валентина Васильевна, его супруга, открыла дверь, то первой зашла Зубайра-апа, а я в это время заносила сумки и чемоданы. Слышу, Нуртас-ата спрашивает: «А что, Гульсум не приехала?»

Оказывается, он очень ждал меня. Я была рядом с ним примерно около недели и, пока у него были силы (он уже очень болел), записывала на диктофон его воспоминания. Сейчас эти беседы с ним гуляют в YouTube. За два года до его 100-летия я опубликовала воспоминания знавших его людей. Они получились очень хорошими, в них было много ярких штрихов. Абиш Кекилбаев, например, написал большой очерк, где Нуртас Ундасынов показан как талантливый управленец, умеющий найти выход из самых трудных ситуаций.

Перед нашим отъездом все его родные собрались у него дома. Нуртас-ата сказал, что его сыновья не понимают ни слова из написанного им – не знают языка, поэтому он весь свой архив, где есть наброски воспоминаний, решил передать мне.

«Ты вправе распоряжаться им по своему усмотрению», – сказал он и попросил еще отследить судьбу его «Арабского-казахского толкового словаря», который должен был выйти в Алма-Ате, но почему-то запаздывал. Дал телефоны третьего секретаря ЦК компартии Казахстана Узбекали Жанибекова на случай, если возникнут трудности.

Приехав в Караганду, я вновь отпросилась с работы и отправилась в Алма-Ату. Встретилась с Жанибековым. Он позвонил в издательство и распорядился, чтобы отправили самолетом в Москву сигнальный экземпляр отпечатанной книги.

Среди переданных рукописей был уже подготовленный к печати второй том «Персидско-казахского толкового словаря». Я отнесла его в издательство, однако он там потерялся. Директор издательства заявил, что у них начался ремонт и, возможно, рабочие случайно выкинули рукопись.

Мне про это больно говорить. Получается, я не уберегла наследие Нуртаса-ата, хотя расписка о том, что рукопись принята, до сих пор у меня на руках. То, что времена были очень тяжелые, никак не оправдывает ту потерю. И я не верю в это. Возможно, рукопись украли, и она когда-нибудь всплывет.

– Как сложились судьбы его потомков?

– Обоих его сыновей уже нет в живых. После старшего, Искандера, остались дочь и внучка, она не замужем. От младшего сына, женатого на казашке, осталось двое сыновей – Нуртас и Александр. Они не женаты.

– Есть мнение, что многие известные казахи женились на русских девушках, чтобы легче было сделать карьеру.

– Может быть, но что касается Ундасынова, то я с этим не согласна. Когда он после окончания Среднеазиатского института ирригации работал начальником треста лесного хозяйства Казахстана, то к одному из подчиненных ему лес­ников приехала на каникулы племянница – студентка из Астрахани. Она первой проявила инициативу. Есть письмо, в котором Валентина Астапова приз­навалась ему в чувствах. Он ответил взаимностью. Ни о какой государственной или партийной карьере эти двое влюбленных и не думали. Нуртаса Ундасынова тянуло в науку. «Но меня заставили стать партийным функцио­нером», – признавался он.

Когда его в 1938 году пригласил к себе первый секретарь ЦК компартии Казахстана Левон Мирзоян, чтобы отправить в Восточный Казахстан председателем облисполкома, он хотел отказаться, отговорившись тем, что никогда на таких долж­ностях не работал. Ему ответили, что он солдат партии, куда прикажут, туда и поедет.

Через полгода, когда Мирзоян уже был репрессирован, Ундасынова вызвал к себе его преемник Николай Скворцов. Сообщил, что Нуртаса рекомендовали на должность председателя Совнаркома. И снова прозвучала фраза о том, что он солдат партии.

Ну а что касается брака с Валентиной Астаповой, то он оказался счастливым. И если у других чиновников такого ранга в доме обязательно была прислуга, то Валентина Васильевна хозяйством занималась сама. Она, по ее словам, никому не доверяла своего Нуртаса. Я любовалась их отношениями, когда бывала у них дома. Столько в них было нежности! «Твой ата очень капризный, – говорила мне Валентина Васильевна. – С утра одна рубашка, после обеда – другая. На столе ничего вчерашнего – только свежее».

Нуртас-ата сожалел лишь об одном: сыновья Искандер и Геннадий вырос­ли русскоязычными. В своих воспоминаниях он писал, что его потомки потеряны для народа. «Они, воспитываясь под влиянием жены, не знают ни слова по-казахски, но ее в этом я тоже не могу обвинять. Я был вечно занят, а она посвятила свою жизнь мне. Поэтому я хотел бы попросить прощения у своего народа».

В плену иллюзий

– Как Вы думаете, почему руководство Казахстана не сделало ничего, чтобы Нуртас Ундасынов вернулся на родину? Ведь он, по вашим словам, очень хотел этого.

– Это больной вопрос. На мой взгляд, руководство республики беспрекословно исполняло все директивы Москвы. Думаю, историки должны изучить этот вопрос, в том числе отношения Ундасынова и Кунаева.

А ведь к власти Динмухамеда Кунаева привел Ундасынов. Во время одной из командировок в Восточный Казахстан он встретил в Риддере молодого и толкового инженера. Вернувшись в Алма-Ату, зашел к первому секретарю ЦК компартии Казахстана Николаю Скворцову. Сказал, что хотел бы взять Кунаева своим заместителем. И тот десять лет, с 1942 по 1951 год, работал рядом с ним, однако в своих воспоминаниях Кунаев упоминает о своем наставнике совсем мало. Почему он так сделал? Почему Кунаев допус­тил, чтобы Ундасынов уехал в Москву, куда вовсе не собирался. Слухи о том, что на переезде туда настояла жена, Валентина Васильевна, не имеют под собой почвы. Историк Тахир Аминов пишет об этом: «… некоторые влиятельные силы своими старания­ми добились того, чтобы Ондасынов остаток жизни провел не только вдали от своей привычной среды, но также – как можно дальше и от своих единомышленников».

Как только Нуртас Ундасынов написал заявление об освобождении от должности якобы по состоянию здоровья, в Гурьев (Атырау) вылетел какой-то инструктор из ЦК. Сагидулла Кубашев, в ту пору председатель Гурь­евского облис­полкома, писал в своих воспоминаниях, что, не сказав человечес­кого спасибо и не упомянув ни словом о его заслугах перед страной, Ундасынова освободили от долж­ности в течение 15 минут…

…Напомню, период, когда Ундасынов возглавлял правительство, ознаменовался подъемом экономики Казахстана, и этого никто не может отрицать. Развивались черная металлургия и сельское хозяйство, вводились в строй заводы, фабрики. Кзыл-Орда превратилась в крупный рисосеющий регион, Чимкент прославился своим хлопком, Джамбул и Талды-Курган – сахарной свеклой, Алма-Ата – плодово-ягодной, а Семипалатинск – мясо-молочной продукцией, Гурьев – своей
нефтью. Строительство железных дорог Мойынты – Чу и Кандыагаш – Гурьев напрямую соединило юг республики с ее севером, сокращая этим нерациональные перевозки по Оренбургской, Ташкентской, Томской и Новосибирской железным дорогам.

В трудные военные годы в респуб­лике были открыты Казахская государственная консерватория, ЖенПИ, завершилось строительство ГАТОБ им. Абая, был заложен фундамент здания Академии наук Казахской ССР...

В воспоминаниях Нуртаса Ундасынова есть такие слова: «Никогда и ни при каких обстоятельствах людей не разделял по родоплеменным принципам – облик мой чист. Никогда и ни при каких обстоятельствах не брал взяток – руки мои чисты. Никого и ни при каких обстоятельствах не предавал – совесть моя чиста».