Николай Раевский: портреты заговорили
2237
Римма АРТЕМЬЕВА
Своими книгами "Если заговорят портреты", "Портреты заговорили", "Друг Пушкина Павел Воинович Нащекин" и другими, созданными и изданными в Алма-Ате, он сделал этот город на карте пушкиноведения еще одним местом новых открытий, связанных с великим русским поэтом. Находки Н. Раевского в замке Бродзяны, дневниковые записи Дарьи (Долли) Фикельмон (внучки Кутузова) и письма к ней А. Пушкина раскрыли научному миру и огромной читательской аудитории новые подробности о жизни и смерти поэта.
Ставшая бестселлером, переиздаваемая в Казахстане шесть раз общим тиражом около 2 млн. экземпляров уникальная книга "Портреты заговорили" и сегодня, отмечая свое 40-летие, остается востребованной. Ее триумфальное появление запечатлел в посвящении Николаю Раевскому известный казахстанский литературовед, поэт и переводчик Александр Жовтис:
Давным-давно, во время оно,
Во дни карет и канапе,
На свете жили Фикельмоны,
Графиня Долли и т. п.
И в этот мир, далекий, странный,
Где "жил и чувствовал" Поэт,
Вы нас вели через Бродзяны,
Через преданья давних лет.
К неповторимому портрету
Добавили вы новый штрих…
Спасибо наше вам за это!
Открытий новых! Новых книг!
Стотысячным тиражом издательством "Жазушы" были напечатаны и лирические повести Н. Раевского "Джафар и Джан" и "Последняя любовь поэта". В оригинале и в переводе на казахский, чешский, английский языки они тоже несколько раз переиздавались в Казахстане и за рубежом.
Интерес к жизни и творчеству Николая Раевского в нашей стране не угасает до сих пор. Два удивительных фильма известных казахстанских режиссеров-документалистов Владимира Татенко "Портрет с кометой и Пушкиным" и Александра Головинского "Письма живого человека" сохранили для нас уникальные кадры, на которых 94-летний Раевский рассказывает о себе и о времени. Писателю посвящен известный очерк Людмилы Варшавской "Николай Раевский: Пушкин и ничего, кроме Пушкина", мой очерк "Заговорившие портреты" и эссе "Три имени судьбой соединив", публикация Владимира Татенко и Александра Соколова алматинских воспоминаний Николая Раевского – "Возвращение" – в журнале "Простор", где подробно рассказывается о том, как непросто и нелегко возвращался он на родину, другие статьи в газетах и журналах Казахстана…
В своих воспоминаниях Николай Алексеевич пишет о своем близком знакомом – священнике Пражского прихода архимандрите отце Исаакии: "Судьба этого человека необычна даже для нашего необыкновенного времени. Перед началом Первой мировой войны он был в Москве студентом Духовной академии и готовился принять монашество. Однако с объявлением войны поступил в военное училище. Первую мировую войну и всю гражданскую был начальником пулеметной команды одного из Дроздовских полков. После краха белого движения уехал в Париж, прошел там курс Русской духовной академии, принял монашество и вернулся к нам, в Прагу, уже в качестве иеромонаха, вскоре получившего сан архимандрита.
Заключение он отбывал в Караганде, после окончания пятилетнего срока некоторое время священствовал в Алма-Ате, затем получил приход в одном из городов Центральной России... В этом небольшом городе популярность отца Исаакия была велика, верующие считали, что он прозорливец".
Мне удалось найти фотографию, где отец Исаакий вместе с Николаем Алексеевичем в Праге на свадьбе у Ольги Крейчи – молодой поэтессы, в которую Раевский был влюблен, но лишь вскользь упоминал о ней в своих воспоминаниях. О благородстве влюбленного в юную даму мужчины и неизвестных нюансах найденных в Праге дневников поведал мне в личной переписке профессор Пражского университета, доктор филологии Владимир Иванович Крестовский: "Раевского я знал лично, т. к. учился в русской гимназии в Праге, куда он часто заходил на студенческие вечеринки. Но была еще и другая причина. Он был сильно влюблен в гимназистку Олю Крейчи, с которой занимался французским языком. Она и была причиной, почему он в 1945 году не уехал из Праги, где был уже на третий день арестован КГБ (НКВД. – Р. А.). Люди, у которых хранились рукописи Николая Алексеевича, уезжали навсегда во Францию и сказали мне о пакетах. Я их, конечно, взял, принес домой, открыл. Это был целый клад – 12 толстых тетрадей дневников, 30 фотографий разных времен, рассказы, письма. Дневники он вел с 1920 г. Карпухин был в Праге и принес мне свою книгу, а я ему – перепечатанные дневники Раевского. Оригинал я дал Пушкинскому фонду в Праге".
Все свои пушкиноведческие исследования Николай Раевский публиковал в журнале "Простор". Здесь же вышли сначала журнальные варианты его знаменитых книг. Именно в "Просторе" Олег Карпухин еще при жизни Николая Алексеевича начал публиковать со своими комментариями военную прозу Раевского, которая сегодня признана одной из лучших в литературе русского зарубежья 20–30-х годов. Эти публикации О. Карпухин объединил в книге "Неизвестный Раевский". Сейчас в журнале "Простор" готовится к публикации до сих пор неизвестное исследование Н. Раевского "Опасная тетрадь" с моим предисловием. Оно досталось мне от А. Жовтиса. Это исследование уникального рукописного издания, хранящегося в Национальной библиотеке РК, – "Тетрадь Пятковского". Читателя ждет возвращение в годы восстания декабристов.
Николай Раевский известен в первую очередь как писатель, пушкиновед. Но всю свою жизнь, даже невзирая на почтенный возраст, продолжал научную деятельность. Более десяти лет я искала документы, рассказывающие о деятельности Н. Раевского в Институте клинической и экспериментальной хирургии (ИКЭХ) в Алма-Ате. Поиски увенчались успехом. Среди фондов Центрального государственного архива научно-технической документации РК находится фонд ИКЭХ, и в контрольном списке сотрудников института за 1963 год значится: "Раевский Николай Алексеевич, 1894 г. рождения, беспартийный, биолог, окончивший французский институт и Карлов университет в Праге в 1930 г., владеющий четырьмя европейскими языками, работает старшим лаборантом с 1961 г.". Николаю Алексеевичу в тот момент было 69 лет.
Как рассказывает его коллега Елена Давыдовна Прицкер, проработавшая в институте с 1971 по 1990 год, Раевский появился там не случайно. С ним в Минусинске, который был определен местом отбывания наказания, познакомился Александр Николаевич Сызганов и пригласил его на работу. Николай Алексеевич принадлежал к тому типу людей, которые для директора института А. Сызганова были ценной находкой: фундаментальное образование, широкий круг интересов, исследовательские навыки, неиссякаемая энергия, потрясающее трудолюбие.
Вот что пишет Н. Раевский о своей деятельности (знакомой по Минусинску Тамаре Милютиной. – Р. А.) "29 октября 1961. Алма-Ата. ...Продолжаю в институте составлять библиографию (иностранную) щитовидной железы. Уже около 4 500 карточек. ...26 февраля 1962. Напряженно работаю в институте над огромной библиографией, которая мне поручена, а дома все время занят литературными и научными делами".
В 1965 году было принято решение о создании Музея по истории хирургии. В 1966-м Н. Раевский дважды выезжал в командировки, чтобы собрать материал для составления "Очерков по истории хирургии в Казахстане" и сбора материалов для музея. В июне – в Ленинград, в библиотеку им. Салтыкова-Щедрина, в августе – в Караганду. В Ленинграде, кроме огромной кропотливой работы по изучению дореволюционных источников развития хирургии в Казахстане, он деятельно занимается пушкиноведческими исследованиями. И снова из переписки с Тамарой Милютиной: "IX. 1967. ...Своим месячным пребыванием в Ленинграде я доволен, но только с деловой стороны. Собрал довольно много материала для "Очерков по истории хирургии в Казахстане", которые я, считается, редактирую, а фактически сильно дополняю и перерабатываю, так как товарищи, главные хирурги областей, несомненно, хорошо оперируют, но, к сожалению, за малыми исключениями, очень плохо пишут и, кроме того, имеют очень слабое представление о дореволюционном состоянии отечественной медицины. Большую вступительную статью мне было поручено написать самостоятельно. Собственно говоря, довольно необычное поручение, но к необычным поручениям я в жизни привык… Наряду со сбором исторических материалов, я много работал в Пушкинском доме, так как готовлю расширенное и дополненное издание моей пушкинской книжки, которое, быть может, состоится. Благодаря ряду счастливых обстоятельств мне удалось получить немало новых, частично весьма интересных материалов, в том числе неизвестный портрет Долли Фикельмон того времени, когда она встретилась с Пушкиным (1833 г.)".
К сожалению, в имеющихся в ЦГА документах не отражена степень участия Николая Алексеевича в создании музея, но исследовательский поиск продолжается и сегодня. А вот об участии Н. Раевского в создании "Очерков...", кроме писем, красноречиво повествует само их издание, найденное мною в личной библиотеке Софиевых. Даже при просмотре только содержания видно, какую огромную работу проделал Николай Алексеевич и как редактор, и как автор раздела "Народная медицина Казахстана". Описывая сложность работы над темой, он отмечает: "По Казахстану самая полная сводка за дореволюционный период составлена В. О. Гребенщиковым, где приводится 182 работы. Среди них несколько статей на казахском языке, напечатанных арабским шрифтом". В "Очерках..." дан подробный обзор применяемых в дореволюционном Казахстане методов лечения, медикаментов растительного и животного происхождения, а также известных некогда народных методов хирургического вмешательства, характеристики различных категорий врачевателей.
Также Н. Раевский, основываясь на личных воспоминаниях И. Уразакова, составляет с ним совместный труд "Народная медицина Казахстана". В этой работе Николай Алексеевич ссылается на статьи более 30 авторов, начиная с самой ранней публикации Н. Рычкова в 1772 году, воспоминания врача Горного кадетского корпуса Саввы Большого, труды генерал-майора Броневского, А. Левшина, одного из основателей Русского географического общества, и многих других.
В ИКЭХ Николай Алексеевич составил обширную библиографию работ по щитовидной железе на восьми иностранных языках и выполнял переводы научных статей с французского, английского, чешского и других языков по разным разделам медицины. За годы работы Раевского в институте значительно расширился справочный аппарат библиотеки, какое-то время он исполнял обязанности заведующего музеем. Из института Н. Раевский уволился в 1976 году в возрасте 82 лет, но вовсе не для того чтобы наслаждаться заслуженным отдыхом. Впереди были еще 12 лет жизни, заполненных исследованиями, литературоведческой и творческой работой.
…В одном из дневников в сентябре 1939 года Николай Раевский записал: "Не повезло нашему поколению – все время история, а для биографии нет места. Предлагаю новый лозунг: довольно истории, дать биографию!.." Он стал одним из известных исследователей и биографов Пушкина – и явил миру свою биографию. Ведь и его судьба была необычной, подчас трагичной, иногда удивительной, щедрой на множество замечательных встреч, событий, открытий. И возможно, еще многое в биографии Николая Раевского предстоит открыть нам.
Ставшая бестселлером, переиздаваемая в Казахстане шесть раз общим тиражом около 2 млн. экземпляров уникальная книга "Портреты заговорили" и сегодня, отмечая свое 40-летие, остается востребованной. Ее триумфальное появление запечатлел в посвящении Николаю Раевскому известный казахстанский литературовед, поэт и переводчик Александр Жовтис:
Давным-давно, во время оно,
Во дни карет и канапе,
На свете жили Фикельмоны,
Графиня Долли и т. п.
И в этот мир, далекий, странный,
Где "жил и чувствовал" Поэт,
Вы нас вели через Бродзяны,
Через преданья давних лет.
К неповторимому портрету
Добавили вы новый штрих…
Спасибо наше вам за это!
Открытий новых! Новых книг!
Стотысячным тиражом издательством "Жазушы" были напечатаны и лирические повести Н. Раевского "Джафар и Джан" и "Последняя любовь поэта". В оригинале и в переводе на казахский, чешский, английский языки они тоже несколько раз переиздавались в Казахстане и за рубежом.
Интерес к жизни и творчеству Николая Раевского в нашей стране не угасает до сих пор. Два удивительных фильма известных казахстанских режиссеров-документалистов Владимира Татенко "Портрет с кометой и Пушкиным" и Александра Головинского "Письма живого человека" сохранили для нас уникальные кадры, на которых 94-летний Раевский рассказывает о себе и о времени. Писателю посвящен известный очерк Людмилы Варшавской "Николай Раевский: Пушкин и ничего, кроме Пушкина", мой очерк "Заговорившие портреты" и эссе "Три имени судьбой соединив", публикация Владимира Татенко и Александра Соколова алматинских воспоминаний Николая Раевского – "Возвращение" – в журнале "Простор", где подробно рассказывается о том, как непросто и нелегко возвращался он на родину, другие статьи в газетах и журналах Казахстана…
В своих воспоминаниях Николай Алексеевич пишет о своем близком знакомом – священнике Пражского прихода архимандрите отце Исаакии: "Судьба этого человека необычна даже для нашего необыкновенного времени. Перед началом Первой мировой войны он был в Москве студентом Духовной академии и готовился принять монашество. Однако с объявлением войны поступил в военное училище. Первую мировую войну и всю гражданскую был начальником пулеметной команды одного из Дроздовских полков. После краха белого движения уехал в Париж, прошел там курс Русской духовной академии, принял монашество и вернулся к нам, в Прагу, уже в качестве иеромонаха, вскоре получившего сан архимандрита.
Заключение он отбывал в Караганде, после окончания пятилетнего срока некоторое время священствовал в Алма-Ате, затем получил приход в одном из городов Центральной России... В этом небольшом городе популярность отца Исаакия была велика, верующие считали, что он прозорливец".
Мне удалось найти фотографию, где отец Исаакий вместе с Николаем Алексеевичем в Праге на свадьбе у Ольги Крейчи – молодой поэтессы, в которую Раевский был влюблен, но лишь вскользь упоминал о ней в своих воспоминаниях. О благородстве влюбленного в юную даму мужчины и неизвестных нюансах найденных в Праге дневников поведал мне в личной переписке профессор Пражского университета, доктор филологии Владимир Иванович Крестовский: "Раевского я знал лично, т. к. учился в русской гимназии в Праге, куда он часто заходил на студенческие вечеринки. Но была еще и другая причина. Он был сильно влюблен в гимназистку Олю Крейчи, с которой занимался французским языком. Она и была причиной, почему он в 1945 году не уехал из Праги, где был уже на третий день арестован КГБ (НКВД. – Р. А.). Люди, у которых хранились рукописи Николая Алексеевича, уезжали навсегда во Францию и сказали мне о пакетах. Я их, конечно, взял, принес домой, открыл. Это был целый клад – 12 толстых тетрадей дневников, 30 фотографий разных времен, рассказы, письма. Дневники он вел с 1920 г. Карпухин был в Праге и принес мне свою книгу, а я ему – перепечатанные дневники Раевского. Оригинал я дал Пушкинскому фонду в Праге".
Все свои пушкиноведческие исследования Николай Раевский публиковал в журнале "Простор". Здесь же вышли сначала журнальные варианты его знаменитых книг. Именно в "Просторе" Олег Карпухин еще при жизни Николая Алексеевича начал публиковать со своими комментариями военную прозу Раевского, которая сегодня признана одной из лучших в литературе русского зарубежья 20–30-х годов. Эти публикации О. Карпухин объединил в книге "Неизвестный Раевский". Сейчас в журнале "Простор" готовится к публикации до сих пор неизвестное исследование Н. Раевского "Опасная тетрадь" с моим предисловием. Оно досталось мне от А. Жовтиса. Это исследование уникального рукописного издания, хранящегося в Национальной библиотеке РК, – "Тетрадь Пятковского". Читателя ждет возвращение в годы восстания декабристов.
Николай Раевский известен в первую очередь как писатель, пушкиновед. Но всю свою жизнь, даже невзирая на почтенный возраст, продолжал научную деятельность. Более десяти лет я искала документы, рассказывающие о деятельности Н. Раевского в Институте клинической и экспериментальной хирургии (ИКЭХ) в Алма-Ате. Поиски увенчались успехом. Среди фондов Центрального государственного архива научно-технической документации РК находится фонд ИКЭХ, и в контрольном списке сотрудников института за 1963 год значится: "Раевский Николай Алексеевич, 1894 г. рождения, беспартийный, биолог, окончивший французский институт и Карлов университет в Праге в 1930 г., владеющий четырьмя европейскими языками, работает старшим лаборантом с 1961 г.". Николаю Алексеевичу в тот момент было 69 лет.
Как рассказывает его коллега Елена Давыдовна Прицкер, проработавшая в институте с 1971 по 1990 год, Раевский появился там не случайно. С ним в Минусинске, который был определен местом отбывания наказания, познакомился Александр Николаевич Сызганов и пригласил его на работу. Николай Алексеевич принадлежал к тому типу людей, которые для директора института А. Сызганова были ценной находкой: фундаментальное образование, широкий круг интересов, исследовательские навыки, неиссякаемая энергия, потрясающее трудолюбие.
Вот что пишет Н. Раевский о своей деятельности (знакомой по Минусинску Тамаре Милютиной. – Р. А.) "29 октября 1961. Алма-Ата. ...Продолжаю в институте составлять библиографию (иностранную) щитовидной железы. Уже около 4 500 карточек. ...26 февраля 1962. Напряженно работаю в институте над огромной библиографией, которая мне поручена, а дома все время занят литературными и научными делами".
В 1965 году было принято решение о создании Музея по истории хирургии. В 1966-м Н. Раевский дважды выезжал в командировки, чтобы собрать материал для составления "Очерков по истории хирургии в Казахстане" и сбора материалов для музея. В июне – в Ленинград, в библиотеку им. Салтыкова-Щедрина, в августе – в Караганду. В Ленинграде, кроме огромной кропотливой работы по изучению дореволюционных источников развития хирургии в Казахстане, он деятельно занимается пушкиноведческими исследованиями. И снова из переписки с Тамарой Милютиной: "IX. 1967. ...Своим месячным пребыванием в Ленинграде я доволен, но только с деловой стороны. Собрал довольно много материала для "Очерков по истории хирургии в Казахстане", которые я, считается, редактирую, а фактически сильно дополняю и перерабатываю, так как товарищи, главные хирурги областей, несомненно, хорошо оперируют, но, к сожалению, за малыми исключениями, очень плохо пишут и, кроме того, имеют очень слабое представление о дореволюционном состоянии отечественной медицины. Большую вступительную статью мне было поручено написать самостоятельно. Собственно говоря, довольно необычное поручение, но к необычным поручениям я в жизни привык… Наряду со сбором исторических материалов, я много работал в Пушкинском доме, так как готовлю расширенное и дополненное издание моей пушкинской книжки, которое, быть может, состоится. Благодаря ряду счастливых обстоятельств мне удалось получить немало новых, частично весьма интересных материалов, в том числе неизвестный портрет Долли Фикельмон того времени, когда она встретилась с Пушкиным (1833 г.)".
К сожалению, в имеющихся в ЦГА документах не отражена степень участия Николая Алексеевича в создании музея, но исследовательский поиск продолжается и сегодня. А вот об участии Н. Раевского в создании "Очерков...", кроме писем, красноречиво повествует само их издание, найденное мною в личной библиотеке Софиевых. Даже при просмотре только содержания видно, какую огромную работу проделал Николай Алексеевич и как редактор, и как автор раздела "Народная медицина Казахстана". Описывая сложность работы над темой, он отмечает: "По Казахстану самая полная сводка за дореволюционный период составлена В. О. Гребенщиковым, где приводится 182 работы. Среди них несколько статей на казахском языке, напечатанных арабским шрифтом". В "Очерках..." дан подробный обзор применяемых в дореволюционном Казахстане методов лечения, медикаментов растительного и животного происхождения, а также известных некогда народных методов хирургического вмешательства, характеристики различных категорий врачевателей.
Также Н. Раевский, основываясь на личных воспоминаниях И. Уразакова, составляет с ним совместный труд "Народная медицина Казахстана". В этой работе Николай Алексеевич ссылается на статьи более 30 авторов, начиная с самой ранней публикации Н. Рычкова в 1772 году, воспоминания врача Горного кадетского корпуса Саввы Большого, труды генерал-майора Броневского, А. Левшина, одного из основателей Русского географического общества, и многих других.
В ИКЭХ Николай Алексеевич составил обширную библиографию работ по щитовидной железе на восьми иностранных языках и выполнял переводы научных статей с французского, английского, чешского и других языков по разным разделам медицины. За годы работы Раевского в институте значительно расширился справочный аппарат библиотеки, какое-то время он исполнял обязанности заведующего музеем. Из института Н. Раевский уволился в 1976 году в возрасте 82 лет, но вовсе не для того чтобы наслаждаться заслуженным отдыхом. Впереди были еще 12 лет жизни, заполненных исследованиями, литературоведческой и творческой работой.
…В одном из дневников в сентябре 1939 года Николай Раевский записал: "Не повезло нашему поколению – все время история, а для биографии нет места. Предлагаю новый лозунг: довольно истории, дать биографию!.." Он стал одним из известных исследователей и биографов Пушкина – и явил миру свою биографию. Ведь и его судьба была необычной, подчас трагичной, иногда удивительной, щедрой на множество замечательных встреч, событий, открытий. И возможно, еще многое в биографии Николая Раевского предстоит открыть нам.
