фото из архива киностудии
Картина, рассказывающая о судьбе историка – исследователя белых пятен в истории Казахстана Ермухана Бекмаханова, по словам маститого режиссера, его личный вклад в юбилейную дату – 550-летие Казахского ханства. Сатыбалды Нарымбетов, соединив арт-хаус, зрительский интерес и документалистику, представил кино, по которому зритель давно соскучился. Фильм драматургически выстроен так, что не видно ни одного зазора, а актеры играют без единой капли фальши. При этом исполнителей главных ролей – и Берика Айтжанова (главный герой), и Карлыгаш Мухамеджанову – утверждала вдова Ермухана Бекмаханова – Халима Бекмухамедова.
Цыганка нагадала– Берика я не искал. Я его заприметил еще в «Мустафе Чокае» (предыдущая картина С. Нарымбетова. – Г. Ш.), где он сыграл роль племянника Мустафы, – сообщил режиссер. – И я дал себе слово написать в будущем роль под него. До «Аманата» я собирался задействовать его в другом своем проекте, но он, к сожалению, не состоялся по техническим причинам. А когда писал сценарий фильма о Бекмаханове, то боялся только одного: а вдруг актер не понравится Халиме Адамовне? Но она нашла, что он даже внешне похож на ее покойного мужа. Кстати, Берик отчасти принимал участие в процессе написания сценария. Спрашивая его, как бы он хотел сыграть, я с ним обсуждал каждый эпизод. А с Халимой Бекмухамедовой мы знакомы с конца 60-х годов. Я дружил с Ериком Бекмахановым, ее старшим сыном, который работал у нас на киностудии. Бывал у них дома, но ни сном ни духом не ведал, что через несколько десятков лет буду снимать кино об этой семье.
Начиналось все с «Мустафы Чокая». Закончив работу над картиной, я вспомнил однажды про стенограмму научной дискуссии, которую когда-то мне подарила Халима Адамовна. Вытащил ее на свет и – увлекся! У меня сложилось ощущение, что никакой наукой там и не пахнет. Это был скорее открытый судебный процесс над талантом, а не научный спор.
Сел писать сценарий. Когда отнес очередной вариант Халиме Адамовне, оказывается, забыл у нее кепку. То, что она целый год «прожила» в доме Бекмахановых, было для меня добрым знаком. И в самом деле, во время съемок все шло естественно, гладко. Аура Халимы Адамовны, наверное, помогала. Она из породы женщин-декабристок, а я ее называю солнцем шанырака Бекмахановых. За без малого полвека, что мы знакомы, ни разу не видел, чтобы она «теряла лицо» и опускалась до бытовых дрязг. Одно слово – белая кость, воплощение доброты и благородства. Ведь она внучка прогрессивного муллы, пострадавшего когда-то за свои взгляды. Рыбак, как говорится, рыбака издали видит. Бекмаханов тоже «голубых» кровей: он потомок Абылай-хана.
У Халимы-апай изнутри словно свет льется. Как-то мы с ней пили чай в ее доме. В какой-то момент образовалась пауза. Но вот удивительно – чувства неловкости или скуки не было. К сожалению, таких людей мало и в женском, и в мужском обличье. В фильме есть эпизод, где цыганка говорит Ермухану Бекмаханову: «С нею ты будешь счастлив…» Ее устами говорил я сам.
Чужой среди своих– В фильме есть еще один ключевой персонаж – журналист Рамазан Думан. Это вымышленное лицо?
– Почему? Я всего лишь поменял имя на фамилию: в Астане живет журналист Думан Рамазан. Он выпустил книгу о последнем казахском хане Кенесары. Когда я писал сценарий, то имел в виду не только его, но и себя тоже. Вернее, то, что пережил в 60–70-х как начинающий писатель и сценарист. В те годы под бдительным оком и прессом цензуры было искромсано немало талантливых произведений. «Где вы находите таких героев? – отчитывает начальство заведующего отделом, посмевшего подписать к печати материал молодого журналиста Рамазана. – То Шакарима где-то откопали, потом Магжана Жумабаева, а теперь вот Кенесары и Бекмаханова». А автору советует, возвращая рукопись: «Съешь, сожги, но больше такие материалы не приноси!»
И все же свободную мысль задушить трудно, даже если за тобой по пятам ходит кагэбэшник Бучин. У журналиста Рамазана на одной стене съемной халупы висит Че Гевара, на другой – Хемингуэй, по ночам он слушает «Голос Америки», по телевизору отслеживает события в Праге (на дворе стоит 1968 год). Через этот персонаж я, в принципе, рассказываю о своем поколении, которое под одеялом читало Солженицына и Фазиля Искандера.
– Искандер тоже попал в число неблагонадежных?
– А как же! Искандер тоже лет 10 был в опале. В Союзе таких, как он, Булат Окуджава и Андрей Битов, печатал только самиздатовский подпольный альманах «Метрополь».
– Эпизод с научной дискуссией в Академии наук, где коллеги «с большевистской прямотой» заклевывали Бекмаханова, кажется, совершенно документальный?
– Абсолютно! Я ничего не додумывал. Все были до зубов вооружены идеями марксизма и ленинизма. Бекмаханов – чужак в этой среде, потому что он внутренне свободный, без шор на глазах. Таков и его герой – хан Кенесары. Зная, что, возможно, будет предан соратниками, последний казахский хан тем не менее идет до конца, борясь за независимость своего народа. Увы! Мы терпим поражения из-за отсутствия единства. Трагедия Бекмаханова тоже была в том, что он, пытаясь открыть завесу над нашей историей, оказался трагически одинок. Коллеги и не пытались его поддержать, зато черной зависти – хоть отбавляй. Как же! Его признают именитые московские ученые. Он, самый молодой среди них, первым защитил кандидатскую, а потом, когда ему было всего 31, докторскую...
Каждый мой фильм мне дорог, потому что это частичка моей души. А «Аманат» – и мой тоже аманат – сыновний долг перед нашей историей. Впереди у меня еще одна историческая картина. Зрители, увидев эпизоды с ханом Кенесары, из-за которого историка Бекмаханова сослали на 25 лет на Соловки, обязательно зададут вопрос: «Кто такой этот Кенесары, если из-за него разгорелся такой сыр-бор?» А вдруг мне и в самом деле закажут постановку о нем?..
Наполеоны и жозефины– Почему фильм до сих пор не вышел в прокат?
– Третьего декабря мы уже должны были прокатывать картину. Но дело в том, что «Аманат» заинтересовал отборщиков нескольких международных кинофестивалей. По их настоятельной просьбе мы пока воздерживаемся от проката.
– Если прокат начнется в следующем году, это будет подарок к вашему юбилею? Вы ведь весной переступите седьмой рубеж.
– Восьмого марта у меня день рождения! Но по паспорту седьмого. В школьные годы одноклассники, поздравляя девочек, дарили им духи и кусок мыла, а потом, ухмыляясь, и мне тоже. Представляете переживания низкорослого закомплексованного подростка? Когда пришла пора получать паспорт, я взмолился перед паспортисткой: «Апай, поменяйте мне день рождения на 7-е или 9-е». Я до сих пор не отмечаю этот день.
– Словом, режиссер Нарымбетов появился благодаря юношеским комплексам?
– Нет, благодаря «выпендрежу» ради женщин. Мой любимый тост, который я поднимаю 8 Марта: «За женщин! Все, что мы изобретаем и создаем, – из-за них и ради них. Чтобы увидеть одобрение в их глазах, мы завоевываем мир и делаем великие открытия. Потом, когда они сами начинают падать к нашим ногам, делать что-то выдающееся переходит в рефлекс, становится привычкой».
В классе 4–5-м я был страшно влюблен в одноклассницу. Ради нее стал писать стихи и рассказы. Их иногда печатали, и тогда она говорила обо мне в третьем лице: «Оказывается, он пишет!» И опять проходила мимо. В 7-м классе я попросил отца, чтобы он купил мне аккордеон или гармонь. Если бы я знал, чем это закончится! В нашем Сузакском районе был единственный баянист, парень лет 20 по имени Акшал. Каждый день я пропадал возле него. Заметив мое усиленное внимание, он с удовольствием научил меня игре на баяне, а потом с таким же удовольствием посадил вместо себя играть на танцах. Оказывается, пока он развлекал других, его любимая танцевала с другим. То же самое потом произошло и со мной. Такова жизнь!
Женское сердце до сих пор для меня загадка. Один герой в моем дипломном фильме говорит: «Давайте выпьем за женщин». А собеседник ему: «Почему за женщин? Нас всего двое мужиков сидит в степи». А тот ему: «Дурак! Женщина – это космос. А в космосе кто его знает, что делается?..»
– Сегодня, кажется, вы счастливы.
– Всуе нельзя говорить такие вещи, но я очень доволен. Сыновья, слава богу, занимаются тем, к чему лежит душа. Внуки растут. Жена создает уют в доме, а значит есть стимул для творчества.