О чем поведал древний Кашгар

Колорит восточного базара

На протяжении столетий перед мечетью Хейтгах шумел знаменитый каш­гарский базар.

Напомним, на этом рынке мнимый купец Алимбай торговал, провел большую часть времени из своего пятимесячного пребывания в седом шахаре. Здесь Чокан собрал почти всю информацию, которую позже использовал при написании своих научных работ и дневников. От кого он получал необходимые сведения? В первую очередь от торговцев, которые приезжали в город со всего края Шести городов. На протяжении веков купцы на Востоке были не только самыми предприимчивыми, но и образованными людьми.

Уверен, что большую часть материалов для знаменитой книги «О состоянии ­Алтышара или шести восточных городов Китайской провинции Нан-Лу (Малой Бухарин) в 1858–1859 годах» он записал на этом рынке. Например, Чокан не смог побывать в крупных городах региона, но дал о них разносторонние достоверные сведения в своем научном труде. Во времена Чокана на базаре люди не только торговали, но и общались, правители через глашатаев-гонцов объявляли о своих решениях, ученые и поэты читали свои трактаты и дастаны, артисты пели песни, исполняли мелодии на различных музыкальных инструментах… Жизнь кипела. Не случайно в центре любого города рядом находились главная мечеть и крупнейший базар.

А сохранился ли традиционный базар в Кашгаре? К счастью, да! Он находится в 400–500 метрах от мечети Хейтгах. Этот рынок – дошедшая до нашего времени часть большого базара.

Выйдя из мечети, я со своими друзьями-спутниками направился туда. Мы бродим по базару, торгуемся, покупаем родным, друзьям подарки и сувениры. Кажется, что время здесь остановилось, и мы попали в средневековый восточный город. Десятки тысяч жителей и гостей Кашгара собрались, чтобы что-нибудь продать, купить или просто пообщаться.

Мне очень нравятся их лица. Мы, участники экспедиции, рассматриваем изделия народных ремесел. Я приобрел кашгарскую тюбетейку, которую сразу надел на голову, а Асылбек Кожахметов, президент университета ALmaU, купил зимний головной убор из натурального меха. «У меня на родине, в Кокшетау, зимой лютый холод, буду там носить эту шапку, она спасет от мороза», – с радостью замечает он. «До зимы еще далеко, поэтому я покупаю широкополую ковбойскую шляпу, которая оградит меня от жгучего кашгарского солнца», – со смехом говорит другой казахстанский путешественник, ученый-историк Дауренбек Ескекбаев.

Мы все торгуемся с продавцами, ведь купить что-нибудь, не торгуясь, считается верхом неприличия. На базаре звучат веселые или грустные уйгурские песни, мелодии, раздаются звуки дутара и равапа – на них играют местные музыканты.

Обаяние старого города

Меня, человека XXl века, не удивишь высотками: если, например, построили в Дубае здание, где 163 этажа, то, очевидно, можно выстроить в другом месте и 170. В Кашгаре рядом со старым городом поднялись две высотки. Зачем это древнему шахару?..

А вот побродить по старым улицам вечного города мечтает всякий. Чокан жил в Кашгаре, когда там не было высоток, и весь город был «старым» и неповторимым.

Старый город сейчас остался, к сожалению, лишь в двух небольших анклавах, которые находятся недалеко друг от друга. Частичка его сохранилась и на краю базара в центре города, недалеко от мечети Хейтгах. Мы с Романом Ботабековым, генеральным директором канала Turan TV, решили побродить там. Рядом шумит многотысячный базар, а здесь течет тихая и размеренная жизнь.

Обаяние старых кварталов не в том, что здесь возвышаются огромные дворцы и мечети, а в том, что здесь сохранились постройки, улицы, которым несколько сот, а может, и тысяч лет. Здесь все дышит историей, и жизнь мало изменилась за последние века.

Кто живет в старом городе? В основном ремесленники. И наблюдать за людьми на древних улицах чрезвычайно интересно.

Мы с Романом заметили красивых молодых женщин в национальной одежде, которые цепочкой, улыбаясь, пробежали мимо нас, а на головах у них были подносы, закрытые атласом. Очевидно, они шли или возвращались из гостей. А вот вышли из дома серьезные женщины средних лет, поверх своей одежды они накинули черные шифоновые прозрачные халаты.

– Почему вы в черном? – невольно спросил я.

– В этом доме сегодня ушел из жизни человек, – с болью ответила одна из них...

Я люблю старый Кашгар, шахар своих предков и Чокана. Меня влекло на эти узкие и кривые улицы в прошлые приезды, когда я впервые с трепетом ходил по древней столице Караханидов. Здесь я бывал десятки раз, и ежедневно ноги сами несли меня в эту историческую часть города.

Часто один, надев уйгурскую нацио­нальную рубашку и кашгарскую тюбетейку, бродил по многовековой брусчатке. Меня никто не замечал, на вид я был одним из многих тысяч обычных кашгарцев, живущих в этом городе. И мне нравилось думать так.

Улицы, по которым ходил Чокан

Чокан Валиханов часто гулял по улицам древнего града. Вслед за ним пройдемся и мы.

Сколько людей сейчас проживают в двух анклавах старого города? Трудно ответить на этот вопрос. Официальная статистика утверждает, что на площади двух квадратных километров десять лет назад проживали более 23 тыс. человек. Радует, что в этой части города я видел сотни детей, которые весело носились по дворам и играли.

На этой небольшой территории находятся две или три сотни маленьких извилистых улочек, переулков. Точно подсчитать количество улиц не удалось. Большая их часть вымощена каменной брусчаткой, изредка – кирпичной, приготовленной специальным методом. Я увидел лишь несколько улиц относительно длинных, по 500–600 метров. Длина большинства улиц составляет 200–300 метров, встречаются и совсем короткие – всего лишь 50 метров.

Улицы напоминают лабиринт: в них чужаку легко заблудиться, одна улица неожиданно заканчивается, за углом начинается уже другая. В первое время, не найдя выхода, я несколько раз с испугом блуж­дал, пока ближе не познакомился с лабиринтами старого города.

Дороги очень узкие: по одной с трудом проедет повозка, а на другой – застрянут два человека, которые идут рядом. Дома, плотно стоящие по обе стороны улицы, обычно двух-, изредка трехэтажные. Ниж­ние этажи построены из саманного кирпича, а верхние ярусы – деревянные. Почти во всех домах есть полуподвальные помещения, где летом прохладно, а зимой тепло. Обычно там расположены мастерские ремесленников.

Часто можно увидеть картину, когда прямо над улицей расположены комнаты, опорные стены которых находятся по обеим сторонам дороги. Ты, подняв голову, проходишь тихо под такой комнатой, думая, что, может быть, в ней сейчас спит ребенок или старик. И казалось, что я нахожусь не на улице, а в огромном уютном доме, с обитателями которого необходимо считаться.

Меня всегда восхищали двери в старом Кашгаре. Именно двери, а не ворота. Ворот в нашем понимании там нет. Здесь нет больших дворов, и, переступив порог, ты попадаешь не во двор, а в маленький дворик, точнее в наружную, летнюю часть дома.

История происхождения многих каш­гарских дверей теряется в глубине веков, ей несколько столетий. Волнение и трепет охватывают, когда понимаешь, что не только дома, но и двери являются свидетелями многих драматических моментов в истории моего народа (например, ворота и замок в мечети Хейтгах). Я внимательно рассматриваю их, глажу. Все они сделаны замечательными мастерами-краснодеревщиками. Двери украшают уйгурские национальные орнаменты, узоры.

Вековые двери в седом шахаре говорят о многом: у них свой язык, который я научился понимать. Вот настежь открыта дверь сапожника. Значит, мастер в любой момент рад приходу гостей. А двери гончара или ювелира полуоткрыты: в их дома может войти лишь тот человек, который хочет познакомиться с мастером или купить что-нибудь на память.

Уверен, что язык дверей Кашгара 167 лет назад научился понимать и ­«купец ­Алимбай».

Живы древние ремесла

Веками в седой столице Караханидов жизнь кипела, трудились разные ремес­ленники, процветала торговля. Мы, члены экспедиции «По следам Чокана Валиханова», увидели мастерские, где изготавливали и продавали ювелирные украшения, художественные изделия из дерева, кости и тыквянки, а также тюбетейки, обувь.

Но в памяти остались два дома, где жили гончары. Они сохранили свое древнее искусство, которое передается из поколения в поколение. Мы долго наблюдали за их работой. Они показали изготовленную посуду, познакомили со своими домами, которым шестьсот лет. По словам гончаров, им предлагали переселиться в современные квартиры и приходить в дома своих предков как на работу. Мастера отказываются, не желая расставаться с жилищем своих прадедов.

Недалеко от мечети Хейтгах есть базар, вернее, широкая улица, на которой работают и торгуют ремесленники. Мне нравилось, не торопясь, гулять по этой улице и смотреть на работу мастеров. Так трудились наши предки и много сотен лет назад. Однажды меня порадовала картина: вместе трудились мастер по художественной чеканке и два его сына. Отец, которому едва ли исполнилось тридцать лет, наносил рисунки на металлической посуде – мискяр, старший сын, которому было не более восьми лет, циркулем делал круги, а младший, пяти- шестилетний мальчишка, специальным инструментом чеканил.

Я попросил коллег сфотографировать меня с маленькими мастерами. Фотоаппарат шелкнул: мальчишки улыбнулись, продолжая работать.

Шкатулки, изготовленные мастерами художественной резьбы по дереву, тоже поражают своей красотой, деревянным кружевом. Кашгарские шкатулки напомнили русские матрешки. Один набор шкатулок состоял из трех-четырех штук, и внутри каждой находилась более мелкая. Поверхность шкатулки покрывалась сложной плоскорельефной резьбой, изображающей цветы, обычно ромашки.

Понравились и часы, сделанные из орехового дерева. Выполненные в форме сверкающего солнца, они несли его теплоту и свет. Я, конечно, приобрел эти часы на память о солнечном городе.

Традиции гостеприимства

Неожиданно я увидел большой красивый дом. Дверь настежь открыта. Понимаю, что здесь рады нас видеть. Но чей это дом? Он не похож на обычный дом ремесленников. С любопытством переступаю его порог. Приложив правую руку к сердцу, громко говорю невидимым хозяевам:

– Ассалам алейкум!

– Уалейкум ассалам,– отвечает тихий женский голос.

В дверях дома появилась и внимательно смотрит на меня красивая женщина среднего роста не старше 35 лет. Я увидел ее яркие черные глаза, длинные ресницы, дугообразные брови, но нижнюю часть лица она стеснительно прикрыла почти прозрачным шифоновым шарфиком.

– Заходите, ака. Рада вас видеть!

– Спасибо, сестренка. В чей дом мы попали?

– Торговца Махмута. Он в отъезде. В доме сейчас я и мои дети. Отец моих детей (в Кашгаре жены стараются не называть мужей по именам) принадлежит к роду известных купцов: они веками занимались торговлей. В этом доме столетиями принимали купцов из других государств, а сами хозяева часто выезжали по торговым делам в другие страны. Семейные предания гласят, что наши предки неоднократно бывали в Алматы, Семее, Ташкенте и Казани.

Сердце радостно застучало. «Какая удача! В этом доме, вероятно, бывал наш Чокан. А если не в этом, то в другом подобном», – думал я, с волнением рассмат­ривая старинное жилище.

В Кашгаре я и ранее посещал многие дома старого города, но этот отличался от них.

На дверях, ведущих во дворик, с внут­ренней стороны висели красивые атлас­ные шторы, как почти во всех домах Кашгара – такие «уличные» шторы хозяйки еженедельно стирают и меняют. Земля дворика выложена каменной брусчаткой. Я увидел и маленький виноградник, зеленые веточки которого почти со зрелыми белыми гроздьями тянулись к солнцу. Дом построен в П-образном виде. Второй этаж начинался с длинного балкона, где выделялись старинные колонны с красивой резьбой, которые кверху расширялись, обретая форму перевернутых куполов. Чувствовалось, что дом был построен талантливыми мастерами.

Из дома вышел юноша лет восемнадцати.

– Это мой старший сын Мухтар, – представила его хозяйка. – А меня зовут Зайтуна.

Я представился, рассказав, кто мы, откуда и зачем приехали, упомянул, что 167 лет назад здесь побывал известный казахский ученый и путешественник Чокан Валиханов.

– К сожалению, не слышала о нем. Расскажите, пожалуйста, – попросила Зайтуна.

Я поведал ей историю о выдающемся ученом Чокане и его экспедиции в 1858–1859 годах в Кашгар. Зайтуна внимательно меня выслушала:

– Потрясающую историю вы рассказали. Припоминаю, что слышала о чем-то подобном в своем уже далеком детстве.

– Я здесь не один, со мной мои коллеги, члены нашей экспедиции.

– Пригласите их! Буду рада всех видеть.

Вошли мои друзья-спутники. Зайтуна пригласила нас на второй этаж, где располагалась большая комната. Мы сели за стол, хозяйка стала угощать нас чаем. Женщина рассказала, что и она принадлежит к купеческому роду. Ее предки, как и прадеды мужа, столетиями торговали. «Во времена председателя Мао Цзэдуна нам запрещали этим заниматься, но в последние годы мы вернулись к ремеслу предков», – добавила она.

Увидев роскошную красавицу ­Зайтуну, я вспомнил Чокана, который рассказывал, что в Кашгаре женщины издавна ходят с открытыми лицами, они с радостью вместе с мужьями встречают гостей. Многие женщины вечного Каш­гара играли большую роль в уйгурской истории.

На столе у Зайтуны были традиционные уйгурские блюда, лакомства. Я съел веточку санзы, вкус был обычный, знакомый, родной. «Такую же санзу готовят в Алматы, Бишкеке, Кульдже, Яркенде или Хотане», – с удовольствием отметил я. Готовила ее и моя покойная мама Ризванам Махмуткызы: она любила угощать гостей уйгурским аткян чаем с санзой.

– Я читал у Валиханова, что все кашгарцы любят танцевать и петь. Сохранилась ли эта традиция до наших дней? – спросил Роман Ботабеков.

– Конечно, мы все танцуем и почти все поем. Если вы не против, Мухтар споет, а моя дочь Гульжахан станцует.

Застенчиво улыбаясь, вошла симпатичная девочка лет 10–12 с огромными черными глазами. Мухтар взял дутар, заиграл на нем и начал петь веселую танцевальную песню «Атуш». Голос у юноши был приятный и чистый. Мухтар преобразился, слился с народной музыкой. Казалось, что он пел не только голосом, но и живым взглядом, мимикой, движением головы… В это время начала танцевать и Гульжахан. Конечно, я многократно видел, как танцуют уйгурки, и девочка не уступала им в легкости и изяществе движений.

Мелодия окончилась, а мы оставались под впечатлением от нее. Разумеется, мы понимали, что наш Чокан, который с восторгом описывал любовь кашгарцев к музыке, неоднократно слышал эту старинную песню, а может быть, и сам танцевал под ее зажигательные звуки.