Повторится все, как встарь

Последний из «могикан»

– В этом году у нас сразу два юбилея – 200-летие Федора Михайловича Достоевского и 50 лет как открылся музей, – директор мемориального комплекса Ирина Соловьева показывает на телефон – каждый день на связи с коллегами из России и других стран.

На сентябрь семейчане запланировали научно-практическую конференцию, приуроченную к юбилею. И сейчас с тревогой следят за санитарными сводками: успеет схлынуть очередная волна «короны»? Позволит ситуация провести встречу не в Zoom, а вживую? За полтора года пандемии и музейщики, и литературоведы изголодались по профессиональному общению.

– Для научной работы необходимы общение, обмен опытом, – говорит директор. – Как без этого? Мы запланировали конференцию на тему семипалатинского периода Достоевского, очень хотим рассказать о наших фондах. В мае к нам приезжали гости из Санкт-Петербурга, подарили интереснейшее коллекционное издание романов Достоевского, две иконы. Причем одна освящена в храме, куда ходил Федор Михайлович. В октябре надеемся провести вместе с меж­дународным клубом учителей онлайн-конференцию.

«Достоевский», как по-свойски называют семейчане дом-музей, смотрится оазисом. Рядом шумные проспекты, автомобильный поток, реки пешеходов. А здесь зелено, тихо, спокойно. Музейный дворик словно отгорожен от суеты. Можно подойти, потрогать старинный сруб. Представить, как вечерами ссыльный литератор сидел с книгой у окна со ставнями.

Деревянный дом – один из редких уцелевших до наших дней свидетелей семипалатинского периода Федора Михайловича. Были еще казармы, в которых он, как солдат, жил около года после Омского острога. Но в 1881 году деревянные строения сгорели. Было каменное здание гауптвахты, где политссыльный нес караульную службу, но 10 лет назад его снесли. Писатель, который в Семипалатинске буквально возродился после «мертвых» лет омской каторги, наверняка полюбил бы бывать в Воскресенском соборе – жемчужине Семея. Но в 1854 году, когда он прибыл в этот город, храм только начали строить.

И все-таки есть между храмом и литератором интрига. Ирина Анатольевна образно очерчивает в воздухе церковное пространство – как заходишь в собор, сразу налево висит картина. Не икона – именно картина. На ней изображен человек во время молитвы, в накинутой на плечи солдатской шинели. Внешне он – копия Достоевский. Не известны ни автор произведения, ни время, когда его написали, ни то, как оно оказалось в Воскресенском соборе. Версий много. Некоторые предполагают, что картину нарисовал один из братьев Белослюдовых – известных семипалатинских краеведов, основателей местного краеведческого музея. В таком случае полотну больше 100 лет.

– С тех времен уцелели Ямышевские ворота, правда, сооружение перенесли на новое место, – объяс­няет руководитель музея. – Еще сохранился городской район под названием Татарский край, одноминаретная и двуминаретные мечети. Когда мы говорим: «Представьте, это та земля, по которой ходил Достоевский, он выходил из дома, шел на службу, шел в церковь», мы не лукавим. Храм стоял на пересечении современных улиц Шакарима и Абая. Рядом было мес­то, которое называлось Казаков сад, вместе с областным прокурором Александром Врангелем они снимали там дачу. Жили все лето, заказывали из Петербурга экзотичные по тем временам для Семипалатинска цветы, ухаживали за ними. Врангель даже писал: «Нас радовало, что этим летом много ужей водилось, дамы семипалатинские не досаждали». То есть Федор Михайлович ходил как раз по тем местам, где расположен наш дом-музей.

Есть в Семее легенда об иконе Абалацкой Божьей матери, которую наверняка слышал политссыльный. Просто не мог не слышать – она передавалась из уст в уста. История такая: в 1720 году по Иртышу следовала экспедиция – искали места, богатые золотом и серебром. Суда сами снялись с места и пошли без усилий вверх по реке, как только на одно из них внесли икону. Возле Семипалатинской крепости лодки встали, словно на якорь, ни с места. Глава экспедиции увидел в этом знамение и приказал снести икону на берег. Едва образ Абалацкой Пресвятой Девы передали местному священнику, плоскодонки снова легко двинулись по Иртышу. В 1740 году икона исчезла, по словам священников, скрылась. Ее нашел заблудившийся в лесу местный житель – пошел на свет и увидел у дерева образ. Рядом горела свеча, из-под корней бил источник. С той поры Святой ключ стал местом паломничества.

Можно не сомневаться, что красочное повествование впечатлило литератора. Наверное, в чем-то благодаря и этому рассказу в Семипалатинске Достоевский возродился как глубоко верующий человек. К слову, следы легендарной иконы затерялись после революции, во время антирелигиозной кампании. Где она? Что с ней? До сих пор ничего неизвестно.

Половина жалованья за дом

Атмосфера старины чувствуется в каждом уголке деревянного дома. Причем в буквальном смыс­ле. Поскрипывают половицы. Комод, тяжелая скатерть, платочки с вензелями – над всем шлейф минувшей поры, давно ушедших лет.

– Ну, что вы хотите? – вздыхает директор. – Обстановку подбирали из старинных вещей, которые служили много-много лет.

Взгляд притягивают контрастные черно-белые фотографии, на них сам ссыльный писатель, его супруга Мария Исаева. Много видов дореволюционного города. Казалось бы, провинция, глушь, тысячи километров от столицы. Но здесь вовсю были в ходу технические новинки – фотоаппараты! Ирина Анатольевна объясняет: Иртыш был промышленной рекой, шла активная золотодобыча. А где золото – там торговля. Город был купеческим, перекрестком караванных путей. Грузы везли из Китая, Бухары, Ташкента, России. Все страсти, о которых можно прочитать в произведениях XIX века, разыгрывались на берегах этой реки. В семипалатинских магазинах можно было купить все – от гвоздя до французских духов. Были меновые дворы, лавки.

– Просто мы мало размышляем об этом, – рассуждает руководитель. – В Семипалатинске торговали всем, любой товар можно было выписать из Европы. Две-три недели, и вам из Парижа доставляли кружева, заказанные по каталогу. Сейчас все покупают в Интернете, а тогда был черно-белый журнал, его листали и выбирали.

В 1855 году политссыльный получил звание унтер-офицера, в 1856 году – прапорщика. Офицерское звание давало право жить не в казарме, а в более комфортных условиях. Поэтому после венчания с Марией Дмитриевной Исаевой писатель снял второй этаж в доме, принадлежавшем почтальону Лепухину. Жалование Федора Михайловича составляло 16 руб­лей серебром, ровно половину он отдавал хозяину. Своему брату Михаилу он жаловался: хотел бы найти квартиру подешевле, но это невозможно – город купеческий, цены высокие.

Интерьер жилой обстановки восстанавливался по воспоминаниям очевидцев, в том числе дочки ротного командира – Зиночки. Девочка-подросток не раз бывала в гостях, помнила круглый и овальный столики в гостиной, кресло, диван, стулья. На окнах висели занавески, которые придавали тепло и уют. Как только маленькая гостья с сестренкой появлялись на пороге, Достоевский бежал в магазин, покупал коробочку с сувениром. И дарил девочкам. Долгое время у Зиночки хранилась, например, шкатулка с большим красным камнем. Сам Федор Михайлович после пятилетней ссылки оставил ротному командиру свою коллекцию вещей – браслеты, серьги, минералы. К сожалению, археологическое собрание не сохранилось, исчезло.

В столовой, рядом с фарфоровым сервизом, блестит самовар. Экспонаты трогать запрещено, но мимо медного красавца невозможно пройти. Достоевский обожал чаепитие. Сам вид стола с чайными парами, заварником, с медом, пастилой, баранками делал его чуточку счастливей. У него и в романах чай не просто напиток – символ благополучия.

На центральном месте в квартире – книжный шкаф. Как писал прокурор Врангель, в то время в Семипалатинске книжных магазинов не было вообще – читать было некому. Литературу ссыльному Федору Михайловичу присылали родные, и одной из первых книг было издание Корана на русском языке. Видимо, писатель хотел лучше узнать здешних жителей, понять их мир, культуру, найти общий язык.

В центре рабочего стола – журнал XIX века «Отечественные записки». В одном из его томов выйдет семипалатинская повесть «Село Степанчиково и его обитатели». Здесь же еще одно произведение о Семипалатинске – «Дядюшкин сон». Жемчужина экспозиции – парная фотография Валиханова и Достоевского. Первая встреча литератора и путешественника-исследователя – образованного, одаренного молодого человека – произошла еще в Омске. Чокан Валиханов в целом оказал большое влияние на политссыльного, подогревал его интерес к истории, археологии, к тайнам души человеческой.

Сегодня парная скульптура Валиханова и Достоевского, установленная во дворе мемориального комплекса, является символом не только музея, но и всего города.

Сначала были книги

Книжные издания и иллюстрации к ним – главное сокровище музея. Собственно, все и начиналось с библиотеки. В 1901 году к 80-летию писателя горожане соз­дали в помещении гауптвахты уголок Федора Достоевского. Следом в научных журналах вышел ряд статей о семипалатинском перио­де писателя. В 1965 году первый этаж бывшего дома почтальона Лепухина освободили от жильцов и отдали под библиотеку. Чуть позже дом целиком сделали мемориальным.

– В экспозиции есть произведения Гюго, Бальзака, Стендаля – такие же книги, которые мог держать в руках Достоевский, – делится хранитель фондов Людмила Борзых. – Первый директор библиотеки Зинаида Георгиевна Фурцева рассказывала, что когда начали собирать фонды, на тот момент у них не было ни одного произведения Достоевского. Нонсенс! Самым первым при­обретением стала повесть «Белые ночи» на немецком языке. Позже, когда речь зашла о музее, директор начала переписку со многими писателями, поэтами, литературоведами. Они присылали произведения из своих коллекций, с дарственными надписями, с автографами. Это было начало 1970-х. У нас невероятно ценная коллекция книг, изданных при жизни писателя. И очень большое собрание произведений Достоевского, изданных на разных языках мира. В летний период у нас часто бывают иностранцы – ценители творчества писателя. Они иногда привозят книги с собой, дарят музею. Великолепное издание на японском языке нам передала сотрудница посольства Японии. Есть полное собрание сочинений советского периода. Есть книги Шиллера. Достоевский про него писал: «Я благодарен Богу, что он дал мне возможность узнать такого великого человека».

Всего в музейном фонде больше 26 тыс. экспонатов. Одно собрание графики и живописи чего стоит! Что ни художник – знаменитость! Вильгельм фон Каульбах, Елизавета Бем, Михаил Ройтер, Евгений Сидоркин, Елизавета Ключевская…

К началу 1970-х ценных вещей, документов и книг накопилось так много, что стало ясно: необходимо расширение. Так появилась идея пристройки в форме раскрытой книги. Ломаная линия стен – страницы, торец – корешок. Новое здание и мемориальный домик соединили легким стеклянным вестибюлем.

Росписи сделал ленинградский художник Георгий Козлитин. Ну, собственно, какие эмоциональные краски в книгах Федора Михайловича, такие и фрески. О «красивости» точно нет и речи. Первая называется «Кровь» – это тема преступления и наказания, мрак, гнев, страх. Средняя – «Пот»: труд, смирение, всетерпение. Дальше фреска под названием «Слезы» – о сочетании прекрас­ного с жестоким и безобразным, то есть о положении женщины в обществе XIX века. И последняя фреска «Приобщение» – изображены портрет самого Достоевского и два гения, которые его теснят. Гений зла в виде дьявольского профиля, у него нос с горбинкой, вытянутый подбородок. Господин Nечистый изображен во весь рост. Но рядом гений добра – в виде коленопреклоненного ребенка. То есть с какими бы обстоятельствами судьба ни сталкивала героев писателя, он всегда оставляет надежду, что они поднимутся с колен. Что добра в нашем мире будет больше, чем зла.

В своего рода квест музейщики превратили первый этаж дома. Здесь в одном пространстве собрали интерьеры разных жилых домов конца XIX – начала XX веков. Вещи собирали только оригинальные, в тех семьях, где могли видеть и знать литератора. Одна экспозиция – гостиная в дворянском доме: изящная мебель, фортепиано, ножнички для разрезания страниц журналов или конвертов. На столе пепельница и чернильница – знаменитое кас­линское литье, на вешалке дамская бисерная сумочка.

Рядом уголок, оформленный в стиле крестьянской избы, – ухваты, лопатки, болванка для пошива головных уборов. Отдельно – символическая мастерская или дамский салон, где можно было ту же шляпку заказать, что-то сшить. Все утюги напоказ – паровой, угольный, цельный. Знаменитая машинка «Зингер», щипцы для завивки волос.

Детали семипалатинского периода в жизни литератора – отдельная тема. После омского острога щедрый купеческий, по-провинциальному простой и одновременно сложный город на Иртыше стал для него местом возрождения. Здесь в сердце Федора Михайловича вспыхнула любовь, он переродился духовно. Встретил лучших, замечательных, верных друзей. Вернулся к литературному труду. Сколько типажей подарила писателю здешняя провинция!

– В Семипалатинске после каторги его ждала полная неизвестность, – рассказывает директор музея. – Достоевский считался политическим преступником, его могли оставить в солдатах без срока. Но его здесь встретили замечательно. Барон Врангель, служивший окружным прокурором, боготворил Федора Михайловича. Помогал, как мог, хлопотал за него.

В 26 лет писателя называют гением, и не кто-то – сам критик Белинский. Федор Михайлович строит планы зарабатывать на жизнь литературным трудом. И в одночасье все рушится. Он – политический преступник, каторжанин, политссыльный. По возвращении из казахской степи в Россию все надо было начинать с нуля. За 10 лет, пока его не было, выросло новое племя литераторов, появились новые взгляды на литературу. Ему заново нужно добиваться положения в обществе. Собственно, до конца жизни он будет пробовать стать вновь человеком, с чьим мнением в обществе считаются.

У литературно-мемориального музея огромное число друзей. В свое время в Семипалатинске побывал внук литератора – Анд­рей Федорович Достоевский. Благодаря ему фонд пополнился бесценными прижизненными изданиями романов писателя. Он же подарил открытки с фрагментами рукописей Федора Михайловича. В 2005 году из Санкт-Петербурга приезжал праправнук Алексей Достоевский.

– Конечно, в первую очередь мы рассказываем о жизни писателя, но также собираем и изучаем творчество других авторов, – заключает Ирина Соловьева. – В том числе современных. Наш город был и остается местом притяжения талантливых людей.