И это все о нем

«Мой Сулейменов»

Презентация книг Олжаса Сулейменова прошла в день его рождения. Наверное, потому она носила не официальный характер, а напоминала встречу старых друзей. Мне вспомнился великолепный очерк Марины Цветаевой «Мой Пушкин», где она воскрешает свое детское и юношеское восприятие поэзии и личности великого поэта, которое стало для нее первой и неизгладимой на всю жизнь школой не только поэтических впечатлений, но и нравственных понятий. Так и по отношению к Олжасу Омаровичу каждый из пришедших на встречу с ним мог бы сказать – «Мой Сулейменов». Этот человек мощью своего таланта оказал огромное влияние не только на судьбы отдельных людей, но и целого поколения.

Его любят и ценят во всем мире. Ведь Олжас Сулейменов по складу мышления, выражаясь его же языком, поистине является «хозяином Шара». Это продемонстрировала первая книга «Олжас и Я», изданная к его 80-летию в известном мос­ковском издательстве «Художественная литература». В ней собраны высказывания и размышления о произведениях и личности нашего выдающегося современника представителей научной и творческой элиты из разных стран. Теперь презентован второй том сборника, где об Олжасе Омаровиче высказались уже его соотечественники.

Как отметил автор идеи и составитель этих двух книг Ермек Алданов, когда был отпечатан второй том, он поинтересовался мнением своих коллег из Книжной палаты, насколько востребована такая мемуарная литература. Оказалось, очень востребована!

Стихи и время

Юношеские стихи Сулейменова, рожденные как ответ на первый полет человека в космос, солнечным апрельским утром 1961 года разлетелись с самолета в листовках, словно яблочным цветом накрыв ликующую Алма-Ату. Кто еще из поэтов может похвастаться тем, что его поэтические строки слетали к читателям с небес? Поэма «Земля, поклонись Человеку!» сразу принесла молодому автору огромную славу.

– Это были первые стихи, которые я читал за границей. В апреле написал поэму, и меня сразу послали пропагандировать полет Гагарина в Америку. Читал свои стихи в Колумбийском университете, а там учились студенты буквально со всего мира, – рассказал Олжас Сулейменов.

Листая страницы сборника своих ранних стихов, Олжас Омарович сказал, что ему не стыдно за них. Многие создавались как ответ на то или иное событие. Например, стихотворение «Безымянная высота» посвящено памяти его дяди Курбана Бадельбаева, погибшего на войне.

– Но эти стихи не только о нем. Они о всех казахстанцах, кто не вернулся с полей сражений, – сказал Олжас Сулейменов. – Для меня май месяц не только празднично расцвечен цветами, но и наполнен трагическими воспоминаниями. По последним данным, наши общие потери в войне составили почти 42 миллиона человек! И сейчас в такое сложное время мы всегда должны держать в уме эту цифру, чтобы не дать повториться кошмару войны.

Олжас Омарович вспомнил и стихотворение «Дикое поле», написанное в 1963-м.

– Как известно, на Семипалатинском полигоне с 1949 года шли испытания атомного оружия. А когда Хрущев взорвал чудо-бомбу на Новой Земле, все физики стран атомного клуба ужаснулись и обратились к правительствам с призывом прекратить испытания сверхмощных бомб на земле и в воздухе, потому что, если такие испытания будут продолжены, человечество вымрет и без войны. После чего испытания ушли под землю. Тогда я и написал стихи «Дикое поле», – говорил он.

Надо отметить, что если в ранний период творчества преобладала любовная лирика, то сейчас Олжас Омарович прак­тически не пишет стихов.

– Перестал активно стихи писать лет в 40. И вот почему, – пояснил он. – Помню, в те годы я пришел в Центральный дом литераторов в Москве, где проходил вечер творчества Павла Антокольского, аксакала советской поэзии. Ему было уже лет под 80, но он был настроен лирически и стал читать новые стихи о любви. Они так не вязались с его старческим обликом, что я сделал для себя вывод: с лирической поэзией надо завязывать. Стихи надо писать в молодости. «Лета к суровой прозе клонят», – это сказал Пушкин. А ему было всего 37, когда он ушел из жизни. Вот и я решил: время любовной лирики прошло, иначе потом это будет фальшь, игра, искусственность, а настоящее искусство не может быть искусственным.

Вспомнить все

Говоря о книге «Олжас и Я», Сулейменов назвал ее не только приятной для себя, так как она, по сути своей, комплиментарна, но и полезной, «потому что в ней много подсказок, очень нужных, которые пригодятся, когда я приступлю к своей книге воспоминаний».

Сейчас Олжас Омарович заканчивает свою очередную «запланированную», по его словам, книгу, а потом приступит к мемуарам.

– Рвусь к этому периоду, потому что много надо сказать. За мою большую жизнь много было увидено, пережито, передумано. Много было встреч, событий… Вот, скажем, Нельсон Мандела – крупный государственный и политический деятель, в 90-е годы президент ЮАР, один из самых известных активистов в борьбе за права человека в период существования апартеида, за что 27 лет просидел в тюрьме. Думаю, не ошибусь, если скажу, что я был единственным казахстанцем, кому довелось встречаться с этим человеком.

Олжас Омарович рассказал, что в начале 90-х, будучи депутатом Верховного Совета СССР, он как член Комитета по присуждению международной Ленинской премии предложил наградить ею Нельсона Манделу:

– Это было поддержано, и я полетел в Лондон, где тогда находился Мандела, чтобы сообщить ему об этом. Помню, он выступал на стадионе, где собрались тысячи людей. Я нашел момент и вместе с нашим послом подошел к нему. Мандела был растроган и обещал приехать в Москву. Но не приехал. Как оказалось, поездку в СССР ему специально задерживали, потому что готовилось вручение Нельсону Манделе Нобелевской премии мира. Так Нобелевская премия «перебила» Ленинскую. Но Мандела это заслужил, потому что был человеком, который повлиял на общемировое развитие.

Код слова

Олжас Сулейменов – личность многогранная: он не только прекрасный поэт, писатель, мудрый дипломат и общественный деятель, но и не менее талантливый ученый. Несколько десятилетий назад его книга «Аз и Я» буквально взорвала общество. Она ломала привычные стерео­типы в отношении древнерусской литературы. И вот что поразительно: эта, казалось бы, сугубо лингвистическая работа, где рассматривалась проблема взаимоотношения и взаимопроникновения языков, оказалась настолько интересной любому думающему и читающему человеку, что книга сразу же стала бестселлером.

– В 1976 году Академия наук СССР разгромила «Аз и Я», и уважаемые ученые вынесли вердикт: «Стихи у вас замечательные, но наука о слове не для вас. Пишите стихи». После этого я перестал увлекаться стихами. Погрузился в мир тюркологии и славистики. Выпус­тил несколько книг – «Тюрки в доистории», «Язык письма» и другие. Мне надо было что-то запретить, чтобы я этим занялся по-настоящему.

Наверное, мало кто помнит, что по своей первой специальнос­ти Сулейменов – геолог-нефтяник, а в геологии есть понятие соляного штока:

– Типа гриба, такой соляной шток вырастает в земле, а под карнизом у него нефть. Я заметил, что соляной шток растет очень быстро, когда на него налегают большие пласты земной коры. Он просто рвется вверх. Но как только приближается к поверхности и давление уменьшается, скорость роста сразу становится меньше. Вот такой существует парадокс в природе. Видимо, это относится и к литературе, да и вообще, к любому творчеству.

Таков упрямый характер и у Олжаса Сулейменова – как только на него начинают давить, его творческая натура резко активизируется. Так было и в поэзии, и в политике, и в науке, которую он тоже революционизировал, создав новое направление в линг­вистике – тюркославистику.

– Такого понятия – тюркославистика – в официальной науке не было, но мы его ввели, – сказал он. – Я издал книгу «Введение в этимологию», которую сейчас вы видите. Этимология – это наука о происхождении слова. А что такое знать слово? Это значит – знать нашу глубокую историю. Она не записана каллиграфичес­ким почерком, она передавалась из уст в уста, базируясь на эпосе и сказках. Поэтому настоящая история закодирована в слове, и если его раскодировать, то можно докопаться до глубин. К сожалению, этимология практически не развита в мире. И хотя этимологических словарей издано очень много, но ни в одном не прослежено по-настоящему происхождение слова, снят только верхний пласт. Там вы не найдете ответа на вопросы: как же произошло слово, как появилось первое его значение, из чего оно возникло? А мы нашли код слова и начинаем по этой системе исследования вместе с молодыми учеными КазНУ имени аль-Фараби, где я возглавляю Центр линг­вистических исследований. Так что впереди еще много работы.