​Пигмалион советского кино, или Еще раз про любовь

«Кармен из Гранады»

В Испанию Марина приехала подлечиться и отдохнуть от сырой холодной Москвы.

– Здесь – рай! Солнце, нежный бриз, счастливые люди и прозрачный воздух, которого там так не хватает, – говорит она. – Вся эта красота вдохновляет на пока неизвестную новую работу…

А вот что Марина Лузгина рассказала нам о Георгии Натансоне:

– ...Когда в Москве проходил очередной международный кинофестиваль, Георгия Григорьевича попросили сопровождать знаменитую испанскую актрису Сару Монтьель, ту самую «Кармен из Гранады» и «Королеву «Шан­теклера». Она – женщина безумной красоты, а папа не был лишен эстетического чувства… Расстались они большими друзьями.

Когда спустя какое-то время он приехал в Испанию, то попросил устроить встречу с Сарой. Гостеприимные испанцы тут же повезли его в театр. Когда администратор сообщил актрисе, кто ее спрашивает, она, закутавшись в какой-то пледик, вылетела ему навстречу из гримерной.

Потом он смотрел музыкальный спектакль, где Сара Монтьель исполняла главную роль. Зрители устроили овацию. Актриса же, остановив аплодисменты, сказала, что в первом ряду сидит ее большой друг, который принимал ее в Москве. И овации хлынули с новой силой и теперь предназначались папе. Он написал об этом в своей книге «320 страниц про любовь и кино», где описывает всю свою жизнь, начиная с поступления во ВГИК и эвакуации в Алма-Ату.

Карьеру в кино папа начинал ассистентом режиссера в картине Пырь­ева «В 6 часов вечера после войны». Там есть эпизод, где герои прощаются возле моста у Кремля. На этом же самом месте в 1941-м мой папа прощался со своим отцом. Слабовидящий доцент Института имени Плеханова Григорий Натансон ушел добровольцем на фронт. Это было расставание навсегда. Отец вспоминал, что все время, пока он работал в картине Пырьева, его душили слезы.

Когда эвакуировали ВГИК, студентом которого был и Георгий Натансон, студентов привезли на платформы, где стояли голубые троллейбусы. На них бесконечно долго, пропуская вперед эшелоны, направляющиеся на фронт, институт добирался до Алма-Аты.

Замечательный город, как пишет Георгий Натансон в книге, принял и накормил всех, кого эвакуировали туда со всех концов огромной страны.

Встреча отца и матери произош­ла в Алма-Ате. Папа очень любил театр, он до сих пор не пропускает премьеры ни во МХАТе у Татьяны Дорониной, ни в Театре имени Вахтангова. В Алма-Ате папа и его друзья ходили в Театр оперы и балета, который называли «театром оперы и буфета». Было очень голодно, а там продавали пирожки с мясом.

В тот раз он пошел на «Травиату» Верди. Имя московской певицы с чудесным голосом забылось, потому что папа увидел сидящую в передних рядах девушку с золотыми косами. «Она была просто Лорелеей!» – вспоминал он потом первую встречу с мамой.

В антракте папа подошел к ней с примитивным киновопросом: «Девушка, в кино не хотели бы сняться?» «Нет, не хочу», – ответила она. Выяснилось, что девушка из Киева, учится на филологическом факультете университета. Роман был молниеносным, поженились они скоро­палительно. Результат этого счастья сидит перед вами.

Мама потом перешла на редакторский факультет ВГИКа, работала редактором в мосфильмовском телевизионном объединении. Ее звали Мария, но дома вслед за бабушкой называли нежно Мирочкой. В маме текла польская кровь, она была красавицей с очень правильными чертами и горделивой царственной осанкой. Куда бы они ни попадали с папой, с ней, принимая явно за другую женщину, здоровались и раскланивались чрезмерно любезно. «Меня опять перепутали с кем-то», – говорила мама в таких случаях.

Благодаря аристократической выдержке и мудрости до самой ее смерти в 1995 году родители прожили вместе, хотя папа, скажем прямо, был большим поклонником женской красоты. Его роман с совсем тогда молоденькой Аллочкой Ларионовой стал известен всей Москве. Он в ее судьбе сыграл роль Пигмалиона.

Александр Петрович Довженко как-то попросил ассистента режиссера по актерам Георгия Натансона найти актрису на роль в фильме «Мичурин». И он привел десятиклассницу Аллу. Потом Александру Лукичу Птушко потребовалась актриса на роль русской суперкрасавицы Любавы в фильме «Садко». Папа так «достал» просьбами попробовать Ларионову, что в какой-то момент режиссер, мечтавший увидеть в этой роли «привлекательную до невероятности» актрису, сдался: «Ну, давай уж. Хоть посмотрю, какой у тебя вкус». Увидев юную Аллу, Птушко сказал: «Жора, ты гений. У нас есть Любава».

«Никакой Дорониной... никакой Чуриковой!»

Георгий Натансон стал первооткрывателем не только Аллы Ларио­новой. И Доронина, и Чурикова, и Пилявская, и Тенякова тоже начинали свой звездный путь после его фильмов. Ему пришлось пройти через настоящие тернии, когда утверждал Доронину и Наташу Тенякову на «Старшую сестру»! И ту, и другую ему фактически запретили снимать.

«Что это за актрисы у вас?! – говорили ему. – Одна пришепетывает и еле разговаривает, у другой рот полон каши». Да и Тенякова сама говорила, что на «Мосфильме» полно проб с ней, но ее ни разу не утвердили на роль. Когда директор «Мосфильма» в категоричной форме заявил: «Никакой Дорониной, никакой Теняковой!», папа пробился на прием к председателю Госкомитета СССР по кинематографии.

Услышав жалобное: «Пожалуйста, посмотрите мои фотопробы», тот смягчился и заявил, что сейчас состоится коллегия, куда приехали директора и главные редакторы всех союзных киностудий. «Вот пусть они и решат – утверждать этих актрис или нет», – вселил надежду ответственный руководитель. Те, посмотрев фотопробы, проявили велико­душие: «Давай – снимай».

Появившаяся с таким трудом картина зажила своей жизнью. На фестивале в Колумбии «Старшая сестра» получила первый приз, а Доронину за рубежом признали лучшей актрисой раньше, чем в Союзе. Потом почти сразу Георгий Натансон снял ее в главной роли в фильме «Еще раз про любовь».

– И опять все кричали-вопили, что морально устойчивая советская девушка не может встречаться с молодым человеком в кафе и пойти к нему домой, – вспоминает Марина Лузгина. – Папа отстоял и – снова большущий успех.

Про исполнителя главной роли – Николая Черкасова – в картине «Все остается людям» сказали, что он актерский труп. Когда Алешин, автор сценария, как-то смог договориться на «Ленфильме», чтобы там все-таки обратили внимание на Черкасова, принялись за режиссера. Говорили, что Натансон не сможет сладить ни с Черкасовым, ни с Быстрицкой.

Но на съемочной площадке никогда не было случая, чтобы великие актеры пренебрегали режиссерским решением. Известная своим непростым характером Доронина говорила про режиссерский стиль Натансона: «Этот тихий человек своим негромким голосом, как факир, заставлял нас двигаться под свою дудочку».

Он всегда брал в свои картины тех, кто ему был нужен, а не тех, кого ему навязывали. Очень любил, например, украинскую актрису Зинаиду Дегтяреву, которая снялась в «Валентин и Валентина». Про умницу Инну Чурикову говорили: «Кого это вы привели и что вы собираетесь с ней снимать? У нее только нос и уши». Но он смог доказать, что зрителю интересны талант и актерское обаяние, а не наклеенные ресницы иных хорошеньких актрис.

«Я убегаю на фронт»

Георгий Натансон, живой классик советского кино, в свои без малого 95 все еще полон творчес­ких идей.

– Большое кино даже при моей помощи уже не под силу, а вот документальное – это по нему, – говорит Марина Лузгина. – Недавно он снял картину «Да здравствует королева, виват!» о творчестве Дорониной. Заявку на картину, где есть много фрагментов из спектак­лей, пробил сам, все остальное было на мне и Люде Сергеевой, папиной ассистентке. Фильм купили два канала – «Культура» и «Москва. Доверие».

Мы забываем о своих кумирах очень быстро. Но ведь профессия актера – не только красная дорожка. Это чудовищный труд, когда надо привести себя в такое состоя­ние, чтобы люди видели не игру, а живых людей…

Сейчас папа нашел материал о девочке-виолончелистке Елене Варшавской, которая училась перед войной в Институте имени Гнесиных. Их семья ехала на поезде в эвакуацию, когда Лена и ее брат сбежали. Родителям она оставила письмо, где были слова: «Я убегаю на фронт».

Была полевой медсестрой, потом работала в передвижном госпитале. Девочка, попавшая на фронт 16-летней, вытащила с поля боя огромное количество наших солдат и офицеров. Однажды она привела в штаб под ружьем пятерых раненых немцев. Лена погибла, когда брали Таллинн. Похоронили ее в братской могиле, где позже воздвигли бронзовый памятник советскому солдату. Когда же воин­ские останки были перезахоронены на местном кладбище, еврейская община, согласовав этот вопрос с премьер-министром Нетаньяху, увезла прах Лены Варшавской в Израиль. Но папа хотел бы снять фильм о другом. О том, что евреи, русские, украинцы, узбеки вместе бились за нашу Родину. Но пришли смутные, злобные времена, и их подвиг поспешили забыть…

Вспоминается такой эпизод. Когда на одном из кинофестивалей в Италии появился в инвалидном кресле полупарализованный Бернардо Бертолуччи, зал встал и устроил ему овацию. Но почему же российскому режиссеру, который получил столько призов на престижных кинофорумах, чьи картины пользовались необыкновенным спросом, не воздать дань уважения, позволив снять эту картину? Нужны три, ну от силы четыре миллиона рублей. Пока ничего не выходит, попробую по друзьям собрать деньги.

Таких, как Лена Варшавская, тростиночек в ватных штанах, тащивших по снегу за собой раненых, было много. Война отнимала красивые юные жизни. Через такой образ можно показать воплощение женской доблести и верности Отчизне. Георгия Натансона ведь не случайно называли «мастером женских судеб». Столь виртуозно на эту тему не снимал и не снимет, наверное, никто.