Смертельная обида
644
Валерий МЕРЦАЛОВ, Северо-Казахстанская область
Февральским утром ранние прохожие обнаружили на улице Петропавловска труп 42-летнего Рафаиля Литфуллина. Сразу было видно, что умер несчастный после страшных мучений. Что судебно-медицинская экспертиза и подтвердила перечислением многочисленных ссадин, кровоподтеков, ушибов на теле, травматической ампутации уха. Причиной же смерти названа «острая кровопотеря, развившаяся в результате разрыва передней стенки прямой кишки, проникающего в брюшную полость, с повреждением…», стоп, избавим читателя от леденящих душу подробностей, и так ясно, что можно сотворить с телом человека, вогнав в него палку. Причем дважды – преступников было двое.
Оперативники сработали четко, уже на следующий день 22-летний грузчик Сергей Ханин и 19-летний Сергей Маламыжев, после девяти классов не утруждавший себя никаким занятием, давали признательные показания.
Накануне трагедии они пили водку в квартире, ключ от которой родственник оставил их приятелю. Выпито было немало, и требовалось еще. Во время очередного похода в магазин тезки разговорились с Рафаилом и позвали его с собой. Осталось неизвестным, что происходило по ходу застолья, компания (были ж там и другие) отговорилась пьяным угаром. Остается факт: когда под утро Литфуллин решил отправиться восвояси, Ханин и Маламыжев, по их словам, решили его проводить. А тот на улице начал обзывать их, за что и поплатился.
Вот, собственно, и вся нехитрая фабула события, не столь уж, к сожалению, редкого в правоохранительной практике. Да и запредельная жестокость совершенного, увы, не исключение, разве что предстала она в новом варианте. Тем более – полное отсутствие раскаяния у подсудимых: похоже, поделился наблюдением ведший дело следователь, парни так до конца и не поняли, что сотворили.
Или, наоборот, прекрасно давали себе отчет? На эту мысль наводит мотив преступления – вот он, ключевой момент, заставивший взяться за материал. Следствие началось в идеальных для подозреваемых условиях: жертва навсегда замолчала, свидетелей нет, можно придумать какую угодно побудительную причину, способную даже расположение вызвать. Но они сразу сказали правду: Литфуллин назвал их… ну, в общем, людьми нетрадиционной сексуальной ориентации, считая, значит, это веским поводом для расправы.
Действительно, по законам «зоны» услышавший в свой адрес подобное обязан немедленно расправиться с обидчиком, иначе все вокруг таковым его и станут считать. Скажете: так то «на зоне», а эти парни даже в поле зрения полиции никогда не попадали. Но оглянемся: мы часто говорим о криминализации общественного сознания. Возмущаемся фильмами, многие из которых по сути являются проводниками блатных понятий. Хмыкаем: «Слушая льющийся отовсюду шансон, приходишь к мысли, будто самое прекрасное место на земле – это тюрьма, где собраны умные, талантливые, любящие маму люди», а ведь одна песня по силе воздействия превосходит циклы лекций. Признаем вредоносность заполонившего Интернет нравственного мусора. Все знаем, друг с другом согласны, а процесс идет себе. И далеко зашел. Возможно, потому пара юнцов (и правда ведь, не монстров, обычных, как уверяют родственники, отнюдь не злых парней) сочла обидное в определенных кругах слово достаточным основанием для дикой расправы.
Приятели поступок «по понятиям» восприняли как должное. Местная газета привела слова матери одного из подсудимых: «Почему, если он докопался, они должны молчать?» То же и адвокат, утверждающий, мол, потерпевший оскорбил их до такой степени, «что затронул до самого нутра. Они решили его проучить». Защита настаивала на наказании ниже низшего предела. Общее мнение сводилось к выводу «так получилось». Но если всякую мысль выражать полностью, тогда фразу следует завершить словами «а отреагировали они адекватно», превращая вину в достоинство.
Петропавловский городской суд признал Ханина и Маламыжева виновными в умышленном причинении вреда здоровью, повлекшем смерть потерпевшего, и назначил им по 9 лет 6 месяцев лишения свободы. Подходящий вроде повод произнести сентенцию о торжестве закона, однако трудно отделаться от ощущения какой-то незавершенности. Сознаемся: в связку «преступление-наказание» мы подспудно включаем понятие раскаяния. Так не было ж на него даже намека. Это мы содрогнулись от жестокости содеянного, а тем парням начхать и на нас, и на наше мнение, они нас знать не знают. Зато в ближайшем окружении их взгляд на весомость повода для расправы, как видим, разделен. В колонии его разделят тем более, укрепив в сознании верховенство блатных законов над божескими и государственными.
А мы девять с половиной лет будем лелеять мечту об их исправлении. Впрочем, меньше: по закону срок полагается исчислять с момента взятия под арест.
Оперативники сработали четко, уже на следующий день 22-летний грузчик Сергей Ханин и 19-летний Сергей Маламыжев, после девяти классов не утруждавший себя никаким занятием, давали признательные показания.
Накануне трагедии они пили водку в квартире, ключ от которой родственник оставил их приятелю. Выпито было немало, и требовалось еще. Во время очередного похода в магазин тезки разговорились с Рафаилом и позвали его с собой. Осталось неизвестным, что происходило по ходу застолья, компания (были ж там и другие) отговорилась пьяным угаром. Остается факт: когда под утро Литфуллин решил отправиться восвояси, Ханин и Маламыжев, по их словам, решили его проводить. А тот на улице начал обзывать их, за что и поплатился.
Вот, собственно, и вся нехитрая фабула события, не столь уж, к сожалению, редкого в правоохранительной практике. Да и запредельная жестокость совершенного, увы, не исключение, разве что предстала она в новом варианте. Тем более – полное отсутствие раскаяния у подсудимых: похоже, поделился наблюдением ведший дело следователь, парни так до конца и не поняли, что сотворили.
Или, наоборот, прекрасно давали себе отчет? На эту мысль наводит мотив преступления – вот он, ключевой момент, заставивший взяться за материал. Следствие началось в идеальных для подозреваемых условиях: жертва навсегда замолчала, свидетелей нет, можно придумать какую угодно побудительную причину, способную даже расположение вызвать. Но они сразу сказали правду: Литфуллин назвал их… ну, в общем, людьми нетрадиционной сексуальной ориентации, считая, значит, это веским поводом для расправы.
Действительно, по законам «зоны» услышавший в свой адрес подобное обязан немедленно расправиться с обидчиком, иначе все вокруг таковым его и станут считать. Скажете: так то «на зоне», а эти парни даже в поле зрения полиции никогда не попадали. Но оглянемся: мы часто говорим о криминализации общественного сознания. Возмущаемся фильмами, многие из которых по сути являются проводниками блатных понятий. Хмыкаем: «Слушая льющийся отовсюду шансон, приходишь к мысли, будто самое прекрасное место на земле – это тюрьма, где собраны умные, талантливые, любящие маму люди», а ведь одна песня по силе воздействия превосходит циклы лекций. Признаем вредоносность заполонившего Интернет нравственного мусора. Все знаем, друг с другом согласны, а процесс идет себе. И далеко зашел. Возможно, потому пара юнцов (и правда ведь, не монстров, обычных, как уверяют родственники, отнюдь не злых парней) сочла обидное в определенных кругах слово достаточным основанием для дикой расправы.
Приятели поступок «по понятиям» восприняли как должное. Местная газета привела слова матери одного из подсудимых: «Почему, если он докопался, они должны молчать?» То же и адвокат, утверждающий, мол, потерпевший оскорбил их до такой степени, «что затронул до самого нутра. Они решили его проучить». Защита настаивала на наказании ниже низшего предела. Общее мнение сводилось к выводу «так получилось». Но если всякую мысль выражать полностью, тогда фразу следует завершить словами «а отреагировали они адекватно», превращая вину в достоинство.
Петропавловский городской суд признал Ханина и Маламыжева виновными в умышленном причинении вреда здоровью, повлекшем смерть потерпевшего, и назначил им по 9 лет 6 месяцев лишения свободы. Подходящий вроде повод произнести сентенцию о торжестве закона, однако трудно отделаться от ощущения какой-то незавершенности. Сознаемся: в связку «преступление-наказание» мы подспудно включаем понятие раскаяния. Так не было ж на него даже намека. Это мы содрогнулись от жестокости содеянного, а тем парням начхать и на нас, и на наше мнение, они нас знать не знают. Зато в ближайшем окружении их взгляд на весомость повода для расправы, как видим, разделен. В колонии его разделят тем более, укрепив в сознании верховенство блатных законов над божескими и государственными.
А мы девять с половиной лет будем лелеять мечту об их исправлении. Впрочем, меньше: по закону срок полагается исчислять с момента взятия под арест.
