Снег Бурхата и эликсир долголетия

Сосватали и увезли

Преклонные годы әже провела в семье сына Орымбека Алимбаева. Совсем недавно бабушки не стало, она умерла в возрасте 102 лет. За всю жизнь никогда ничем не болела, не чихнула, не кашлянула. До последних дней была на ногах, в здравом уме и светлой памяти. И ушла так же легко – просто однаж­ды не проснулась.

– Постоянно смеялась, шутила, на мелочи не обращала внимания, – говорит Орымбек. – Никогда не обижалась, все в юмор обращала. Поэтому сто лет и прожила.

На фотографиях из семейного альбома у Гульжазиры Нурсапаркызы смеющиеся глаза. Непостижимо, как, пройдя через тяжелейшие испытания, она не растеряла запас оптимизма!

– Мама родилась в 1919 году, ее малая родина – Катон-Карагайский район, самое сердце казахстанского Алтая, – рассказал Орымбек. – Детство она провела в местности Шакенбулак возле села Енбек – это земли у подножия перевала Бурхат и за ним в долине Тарбагатай. Их назвали так по имени прадеда Шакена. Он был бием, участвовал в делимитации границы с Китаем. Род был известным, богатым, люди жили вольно. На лето навьючивали на лошадей юрты и поднимались на джайляу. Мама с детских лет участвовала в айтысах, хорошо пела, была веселой, остроумной.

В годы Гражданской войны Гульжазира была совсем ребенком, но помнила, как в Китай уходили отряды атамана Анненкова. «Крас­ные придут – заберут все и дают бумажку «конфисковано», – привел слова мамы устькаменогорец. – Анненковцы придут – заберут лошадь, но дают деньги».

При советской власти зажиточное семейство раскулачили, а его главу Нурсапара Дильдаимулы забрали как врага народа. Больше его никто не видел. Гульжазиру выгнали из школы. Еще через год девушку сосватали и увезли в… старообрядческий край, в село Усть-Язовая. Казалось бы, казахские аулы и кержацкие села – как два разных полюса, две абсолютно непохожих культуры. Как же так вышло?

Жених девушки Мамырбек оказался в Усть-Язовой случайно: вмес­те с отцом он уходил от большевиков в Монголию. По дороге в горах их настиг холод, снег. Мужчины решили перезимовать в селе, которое встретилось на пути.

– Думали – весной дальше пойдут, начали рыть землянку, – описал события Орымбек. – Местные увидели это и в субботу дружно, всем селом, организовали помощь – поставили сруб, сделали печку. Дед, к сожалению, заболел и прожил недолго. Мамырбек остался один. И тогда парня под опеку взял директор леспромхоза по фамилии Ложников. Он принял его на работу конюхом. А потом сам отправился искать ему невес­ту. Мама все смея­лась: «Русский дядька приехал сватать».

О жизни в Усть-Язовой әже до последних дней вспоминала с теп­лотой. Отметала все разговоры об угрюмом якобы нраве кержаков. Наоборот, всегда рассказывала, как дружно люди жили, как делились друг с другом продуктами. Единственное, устьязовцы не давали свою посуду – так было заведено в старообрядческом крае, пережившем когда-то вспышку сибирской язвы. У Гульжазиры и Мамырбека и в мыслях не было уехать из деревни, наоборот, они держались за нее. В аулах в те годы людей косил голод, а в леспромхозе давали хлеб, мед, платили деньги.

– Пять лет назад я побывал в Усть-Язовой, – передал Орымбек. – Заходит старенькая бабушка: «Никак, Мамырбека сын?» Узнала меня. И рассказала, что у отца были корова и красивая лошадь с гривой до земли. А когда в доме появилась молодая жена, стали картошку и лук сажать. В аулах же только скотом жили, а в Усть-Язовой со временем около двадцати казахских семей осели, все понемногу стали выращивать овощи.

Горными тропами

Таежная деревня считалась дебрями. Ее основали в XVIII веке староверы, бежавшие от власти «в камень», то есть в алтайские горы. Дорога до места, где речка Язовая впадает в Бухтарму, была долгой, тяжелой. Весточки от родных до Гульжазиры доходили редко.

Но однажды ей сообщили, что с ее мамой беда. Их род при новой власти преследовали, отбирали скот, обрекали на голод. Поэтому брат мамы принял решение уйти в Китай – в те годы туда многие бежали. Мужчина собрал свою семью, забрал сестру с ее младшими детьми. И через Маркаколь отправился в Синьцзян-Уйгурский район. Граница тогда во многом была условной. Беженцы перебрались через пограничную речку, поставили юрту. И кто знает, как сложилась бы их судьба, если бы мужчина не задумал вернуть табун, отнятый колхозом.

– Сказал: «Ждите, заберу своих лошадей и вернусь», – описывает события устькаменогорец. – И сгинул. Его убили или арестовали – никто не знает. Мама как услышала, что ее родные остались одни на чужбине, отправилась за ними.

Гульжазира шла из Усть-Язовой пешком – десятки километров вдоль реки Бухтармы, затем через перевал Бурхат, по берегу озера Маркаколь, на китайскую границу. Ей было 16 лет. Она нашла своих близких и вернулась с ними домой.

– В горах выпал снег, – передает события Орымбек. – Младшего трехгодовалого братишку посадили на корову. Мама шла впереди, разгребала сугробы, которые были выше пояса. Остальные за ней.

В селе Енбек, куда путники спустились с перевала, их семью никто не ждал. Своего дома нет, жить негде. Ситуация аховая, но, по словам устькаменогорца, Гульжазира и здесь проявила житейскую цепкость. Она нашла одинокого мужчину и сосватала за него свою маму. Сестренку и среднего брата отдала дальней родне. А младшенького забрала к себе в Усть-Язовую. «Так она спас­ла своих родных», – заключил рассказчик.

Работали и пели

У молодой пары, пустившей корни в кержацкой деревне, понемногу стало все складываться, к ним перебрался средний брат Гульжазиры. В 1940 году родилась дочка. Мамырбек был в леспромхозе передовиком, хорошо зарабатывал, в доме было сытно. Казалось, вот оно, счастье. Но… началась война.

– Отца сразу в 1941-м призвали, – рассказал Орымбек Алимбаев. – А маму забрали на сплав леса.

Работали 20–25 женщин и с ними старик-учетчик. Лес заготавливали зимой. Пилили лучковой ручной пилой, свозили к речке Язовой, впадающей в Бухтарму. А весной, когда река поднималась и становилась бурной, бревна скатывали со стапелей и россыпью сплавляли до села Бухтармы. Здесь бригада мужчин вязала плоты, и дальше сплав шел уже по Иртышу.

Самым опасным было образование заторов. В стремнине бревна напирали друг на друга, наползали, цеплялись. Если быстро не растащить, русло могла перекрыть плотина из тысяч кубов древесины. Гульжазира заходила в ледяную воду и багром разворачивала огромные стволы по течению.

Участок был в тайге в 15 км от деревни. Всю неделю женщины жили в шалашах и юртах. В субботу вечером разрешалось сходить домой.

– Мама так вспоминала: на пять дней выдавали булку хлеба, а тем, кто перевыполнил норму, – полторы булки, – рассказал Орымбек. – Идут на работу – песни поют, идут обратно – поют. В семье за нее и отца оставались двое маминых братишек. Старшему было 13 лет, он отвечал за хозяйство: дрова рубил, сено для коровы готовил, косулю мог в петлю поймать. А младший с шести лет пропадал на рыбалке, каждый день приносил то тайменя, то налима или хариу­са. Голода не знали.

Всю войну от Мамырбека
в Усть-Язовую приходили письма и посылки. Как-то для своей сест­ренки Каинкамал он прислал из Вены плащ, часы и коробку с крас­ными туфлями. Женщины из-за калиток выбегали посмотреть, когда девушка в красных туфлях шла по деревне.

С 1945 года весточки с фронта прекратились, ни одного письма. Война давно кончилась, а от солдата-десантника никаких извес­тий. В селе мысленно уже с ним попрощались, решили – пропал без вести. В августе 1946-го вся Усть-Язовая была на сенокосе. Кто-то увидел вдали высокую фигуру и крикнул: «Какой-то мужик идет». Это был Мамырбек. Люди побросали косы, грабли, обступили фронтовика, у женщин – слезы радости. Выяснилось, что боевую часть десантника забросили на Украину, и больше года он воевал с бандеровцами.

– Мама отработала на лесосплаве пять лет и ушла, только когда вернулся отец, – пояснил устькаменогорец. – Пошли дети. После войны они забрали к себе еще отцовскую сестру с двумя сыновьями, у нее муж без вести пропал. Это удивительно! Отец с мамой всех вырастили, воспитали, каждому еще срубы поставили. И всегда люди помогали. Тогда так принято было: кто-то строит – народ собирается, помогает. Так и говорили: «Помощь».

Казахский шужук и русская окрошка

До последних дней Гульжазира Нурсапаркызы была невероятно активной, всегда на ногах, никогда ни на что не жаловалась, не таила обиду. По словам сына, за всю жизнь он не услышал от родителей ни единого плохого слова в адрес власти, несмотря на то, что обоим пришлось столько пережить.

– Маме уже сто лет было, сядем рядом, я говорю: «Как дела?» Да нормально, отвечает, вот что-то колено начало ныть. Я смеюсь: «Ну ты даешь! В сто лет колено только заныло…»

Возможно, такому запасу здоровья Гульжазира обязана родной природе. Она выросла на казах­станском Алтае среди первозданной тайги и альпийских лугов, пила кумыс и родниковую воду, ела здоровую пищу, лесные и полевые ягоды. По словам Орымбека, в Усть-Язовой она научила русских хозяек готовить казы, шужук, бешбармак. И сама у них научилась многим старинным рецептам. Только у его мамы получались особая окрошка и вкуснейший холодец. Так больше никто не готовил.

– В мае начинался дикий ревень, потом шла клубника, дальше черная и красная смородина, малина, черника, – вспоминает Орымбек Алимбаев. – Мы насобираем ведрами, мама сложит в большой казан, нальет меду. Пока варенье варится, все ходят вокруг, облизываются. Позже, когда переехали в районный центр, она все удивлялась, как это местные варенье с сахаром делают.

В Усть-Язовую мед привозили с большой пасеки из медовой столицы – села Коробиха. Его заливали в колоды, вытесанные из дерева, и хранили на больших складах. Янтарный продукт был густым, плотным. Орымбек сам видел, как четырехлетний озорник однажды пробежал босиком по колодам с медом. Чуть затормозит – нога тонет в тягучей массе…

…Сегодня на карте Восточного Казахстана нет ни Усть-Язовой, ни бывших когда-то по соседству старообрядческих сел Середчиха, Язовая, Голубовка… Не стало крупных хозяйств – люди разъехались. Но на казахстанском Алтае сохранилась выплавленная за века культура, вобравшая одновременно казахские и русские традиции.

Судьбу восточноказахстанки можно считать примером модели полиэтничности, отстаиваемой и развиваемой Нурсултаном Назарбаевым с первого дня независимости.

В детстве Гульжазиру Алимбае­ву окружала родная казахская культура – народные обряды, праздники, айтысы, көкпар… Начало взрос­лой жизни, совпавшее с периодом репрессий и войны, сделало из нее, как сейчас говорят, прагматика, заставило адаптироваться к новым условиям. Женщина, не утратив ни капли родной культуры, переняла от староверов знания и навыки, которые помогли ей выжить…

В 2014 году Первый Президент Нурсултан Назарбаев в своем Пос­лании «Нұрлы жол – Путь в будущее» отметил: «Чтобы пройти глобальный экзамен на зрелость, мы должны быть сплоченными. Мы должны крепить доверие между всеми казахстанцами! Быть толерантными друг к другу! Это ключи к будущему Казахстана. Межэтническое согласие – это живительный кислород. Мы не замечаем его, когда дышим, делаем это автоматически – мы просто живем. Мы должны сами беречь наше единство и межэтническое согласие. Извне никто и никогда не придет делать это за нас».

К этому трудно что-то добавить.