...В сказках, которые приносила в дом мама, всегда было что-то необычайное: индийские или американские саги, загадочные норвежские, шведские и датские королевские притчи, легенды Алой и Белой розы, удалые герои, Гаргантюа, Пантагрюэль, Панург... И много всего другого. Врезались в память нежные длиннокосые, ясноглазые и прекрасные девушки и громадные защитники в кольчугах и шлемах – батыры из двухтомника «Казахских сказок». Часами я разглядывала изображения, читала и вновь смотрела. Цветные, звонкие, эти изображения остались в памяти символом национальной красоты. Древней, как я понимала тогда. Хотелось быть похожей...

А через 20 лет случилась встреча. Тех незабвенных героев из казахских сказок изобразил – для меня! – знаменитый художник, живущий в Алматы. Он – голубоглаз, неспешен, спокоен. Его взгляд словно «просвечивает рентгеном». Известный график, хорошо с ним знакомый, предложил пойти в мастерскую. Я засомневалась: без разрешения, без приглашения в святая святых художника?

Через день на пороге мастерской моего знакомого возник крупный силуэт и, помахав ракеткой, позвал: «Пошли с нами, в бадминтон сыграем!» Растерянно кивнула. График протянул ракетку, и я шагнула на пространство крыши, где мы не менее получаса били по волану. Втроем! А потом он представился, протянув руку: «Сидоркин. А тебя?» Назвалась. И тотчас, без проволочек, он тихо скомандовал: «Пошли ко мне. Будем пить чай. Отказы не принимаются!»

Так я переступила заветный порог. И начались чудеса. Он ничего не рассказывал о себе. И все выспрашивал. Обо всем на свете. Я почтительно отвечала, рассматривая строгую и сдержанную простоту интерьера. Все подчинено рабочему ритму: в центре – станок и стол, вдоль огромного окна-стены – узкий стол-стеллаж, за матовым холстом-ширмой – полки с материалом и работами, рамки. Все заполнено и вместе с тем нет затесненности, легко дышится.

Вдруг жест вверх, на стену: «Знаешь, кто это?» Крошечный живописный портрет, почти под потолком. «Булгаков?» – «О, молодец, знаешь». И вручает то томик Брюсова, то Пастернака, то Цветаевой. И интересуется впечатлениями. В другой раз рассказывает о своей поездке в Италию: Джотто, Веронезе, Тьеполо. И спрашивает: «А ты представляешь «Оплакивание Христа»? Говорю: «Он почему-то воспринимается монументально, хотя размеры камерные». В ответ – изумление. «Ты что, видела сама?» – «Нет, это – по размерам фрески. А мне Италия и не приснится». – «Не говори так! Ты там обязательно будешь! Запомни!» Как будто знал. Так и случилось.

Позже, уже написав о нем первый большой материал в «Простор», волновалась. Евгений Матвеевич пригласил и сказал: «Прочитал. Хорошо. Молоток! Вырастешь – кувалдой будешь!» Я едва не расплакалась.

А потом была «История одного города» Салтыкова-Щедрина. Он сделал свои автолитографии «Мой Казахстан» – признание в любви земле, ставшей родной. Любимой жене-художнику и сыну – преемнику по творчеству и судьбе. «Лицо нации определяет женщина» – гласит восточная истина. Евгений Сидоркин создал целую галерею изумительных образов казашек из древности и современности. Они – эталон красоты, потому – вечны.

И одна из последних серий Е. Сидоркина «Гаргантюа и Пантагрюэль», где сам автор – в короне цветов средь цветущих героинь – смеется и радуется жизни. «Если ты весел и влюблен,/;Пусть в косматых тучах небосклон…/;Весел ты – и значит/;все прекрасно на земле!» ...Спасибо, художник!