Вопрос жизни – в смерти?

Новый Кодекс «О здоровье народа и системе здравоохранения», вступивший в силу буквально пару недель назад, прошел через полуторагодовое «чистилище» общественных слушаний, обсуждений в профессиональном сообществе и депутатских читок. Но, увы, это так и не усмирило споры вокруг самых щекотливых и деликатных тем.

Например, положения о посмертном донорстве, которые возбудили в блогосфере нешуточную шумиху, пока еще кодекс оставался проектом. Как-то так случилось, что активисты-общест­венники вдруг обнаружили интересный факт: в Казахстане едва ли не с самого зарождения трансплантологии существовала так называемая презумпция согласия.

Принцип ее состоит в том, что любой человек, достигнув совершеннолетия, автоматически становится потенциальным донором органов, если он не заявит о своем нежелании таковым становиться.

Для облегчения восприятия сюжета разложим его на картинки.

Так вот, живет на свете человек с полным набором прекрасных здоровых внутренних органов. Но однажды случается беда: он погибает в аварии или в результате любого другого трагического случая. Точнее сказать, погибает головной мозг, в органах еще продолжаются процессы жизнедеятельности. В этот недолгий период его сердце, печень, поч­ки, легкие вполне могут стать донорскими.

Как раз презумпция согласия дает врачам безоговорочное право изымать органы, если для их пересадки есть биологически совместимый реципиент и если не стало известно, что при жизни погибший заявлял о нежелании после своей смерти быть разоб­ранным «на запчасти».

Можно, но нельзя

– Презумпция согласия была утверждена в нашем законодательстве еще в 2006 году, – говорит Болатбек Баймаханов, ведущий трансплантолог Казахстана, председатель правления АО «Национальный научный центр хирургии» им. А. Сызганова. – Но уже в 2009-м в Минздраве издали приказ, который обязывал получать согласие на изъятие органов у родственников погибшего. Всем было понятно, что это неправомерно, поскольку подзаконный акт противоречил закону, тем не менее мы исполняли приказ и получали на каждую операцию разрешение родных.

Кстати, именно на тот начальный период отечественной транс­плантологии приходится самое большое количество успешно проведенных посмертных пересадок. Но уже в 2013 году положение о согласовании изъятия трупных органов с родственниками было утверждено законодательно. С тех пор презумпция согласия, превратившись из безусловной в испрошенную, стала, в общем-то, формальной нормой.

– Вы, наверное, понимаете, что значит подойти к убитым горем людям и предложить отдать органы только что умершего родственника. В лучшем случае вас пошлют куда подальше. Но были происшествия и посерьезнее, – вспоминает один из родоначальников казахстанской трансплантологии доктор Баймаханов. – Поэтому, когда встал вопрос о новом кодексе, мы преж­де всего предложили вернуться к идее презумпции согласия, при этом обеспечив и права тех, кто не готов становиться донором.

Технически это выглядит так: все совершеннолетние граждане страны становятся вероятными донорами, а те, кто против такой постановки вопроса, официально заявляют свой отказ и попадают в реестр несогласных. Это и обеспечивает им гарантии уйти в мир иной в полном, так сказать, «комплекте».

Впереди планеты

Ведущие трансплантологи страны, а в Казахстане их можно пересчитать по пальцам, с готовностью согласились участвовать в разработке статей о донорстве органов в новой редакции кодекса. Свой личный опыт они сложили с удачным зарубежным и ждали, что наконец-то получат закрепленные законом условия, которые позволят им спокойно работать, а не ходить по лезвию ножа.

Самое интересное, что отечест­венная трансплантология со старым медицинским кодексом оказалась далеко «впереди планеты всей». Принимать у себя правила презумпции согласия даже передовые страны начали сравнительно недавно. Зато Казахстан к тому времени стал уже отказываться от них.

– Посмотрите на пятерку, даже десятку топовых стран по уровню развития трупной транс­плантации – у всех принята презумп­ция согласия в чистом виде, – утверждает Болатбек Бимендие­вич. – Главный упрек наших оппонентов в том, что сама эта идея негуманна и ущемляет права человека. Вот мне и хочется спросить, кто обвинит Италию, Францию, Испанию или Хорватию в негуманности и недемок­ратичности?

Принцип донорства «по умолчанию» Великобритания приняла буквально месяц назад. В Уэльсе – территориальной части Соединенного Королевства – от презумпции несогласия к презумпции согласия перешли еще в 2015 году, с тех пор в округе в 2 раза выросли объемы органной трансплантации. Видимо, поэтому пример оказался заразительным.

В Голландии, тоже принимавшей закон о «поголовном» донорстве в числе последних, признавали, что это пока единственно возможный способ решения проб­лемы дефицита донорских органов.

В странах с развитой транс­плантологической службой 90–95% операций по пересадке органов проводится от погибших доноров. В Казахстане за последние 6 лет из 1 600 пересадок только 302 были трупными.

Шаг вперед и два назад

– В то время когда весь мир идет в одном направлении, мы тронулись в обратный путь, – заключает Болатбек Баймаханов.

Новоиспеченный кодекс о здоровье РК на выходе – после утомительных пикирований в открытых аудиториях и истошных перебранок в социальных сетях – откровенно расстроил специалистов-трансплантологов.

Не то чтобы документ переворачивал основополагающие положения отрасли, он не принял тех предложений, которые облегчили бы работу врачам и, главное, сделали б трансплантологическую помощь более доступной для ожидающих пересадок больных. А пока, чтобы просто разобраться со статусом посмертного донорства, придется напрячься.

Впрочем, давайте попробуем это сделать, сравнивая старый и новый законы.

В кодексе 2009 года:

«Статья 169. Трансплантация тканей (части ткани) и (или) органов (части органов) и условия их изъятия:

10. Изъятие тканей и (или) органов (части органов) у трупа не допускается, если организация здравоохранения на момент изъя­тия поставлена в известность о том, что при жизни данное лицо либо его супруг (супруга), близкие родственники или законный представитель заявили о своем несогласии на изъя­тие его тканей и (или) органов (части органов) после смерти для трансплантации реципиенту».

В кодексе 2020 года:

«Статья 212. Порядок транс­плантации органов (части органа) и (или) тканей (части ткани) от посмертного донора:

2. Порядок дачи прижизненного волеизъявления человека на посмертное донорство органов (части органа) и (или) тканей (части ткани) и уведомления супруга (супруги) или одного из близких родственников об этом определяется уполномоченным органом.

3. Изъятие органов (части органа) и (или) тканей (части ткани) у посмертного донора для трансплантации не допускается, если медицинская организация на момент изъятия поставлена в известность о том, что данное лицо при жизни либо после его смерти иные лица, указанные в части второй настоящего пункта, заявили о своем несогласии на изъятие его органов (части органа) и (или) тканей (части ткани).

В случае отсутствия прижизненного волеизъявления человека право письменно заявить о своем несогласии (согласии) на изъятие его органов (части органа) и (или) тканей (части ткани) для трансплантации имеют супруг (супруга), а при его (ее) отсутствии – один из близких родственников».

Смешалось и перепуталось

Да-да, мы тоже не нашли в выдержках из двух законов – прежнего и нынешнего – принци­пиальных различий. Это означает только то, что в Казахстане продолжает действовать презумп­ция согласия, и каждый гражданин остается потенциальным донором.

Правда, в реальности норма эта становится по большей части условной. Решение, отдать органы для спасения жизни другого человека или нет, будут принимать, скорее всего, родственники, не всегда имеющие представление об истинном отношении к деликатной теме почившего. По мнению Болатбека Баймаханова, это нельзя назвать ни свободой волеизъявлением, ни правом выбора.

Но еще труднее представить, чтобы наши соотечественники принялись заблаговременно оформлять согласно убеждениям свой донорский статус. Мы попробовали это сделать и еще больше удивились.

В ходе обсуждения проекта кодекса о здоровье чиновники успокаивали: отказаться от посмертного донорства можно в любой момент на egov, такая же функция появится в электронных паспортах здоровья.

И если в медпаспорте ничего подобного пока не найдешь, то на портале электронного правительства действительно висит, и не первый год, услуга «Регист­рация согласия или отзыва сог­ласия на прижизненное добровольное пожертвование тканей (части тканей) и (или) органов (части органов) после смерти в целях трансплантации».

Вопрос только: зачем регист­рировать согласие, если его обеспечивает закон, а собирать нужно как раз-таки реестр несогласных? Ответа, увы, пока не будет. Оформить отказ через портал невозможно, потому что услуга эта не автоматизирована. В поликлинике по месту жительства по трем разным телефонным номерам нам так и не дали внятную информацию, как закрыть для себя тему «добровольного пожертвования органами».

Похожих вопросов у нас еще много. В каком виде существует и существует ли вообще элект­ронная база «отказников»? Дос­тупна ли она государственным центрам трансплантологии? Можно и нужно ли контролировать исполнение воли умершего, если решение о донорстве за него принимают родные? Это важно не вообще, а для того, чтобы у людей появилось доверие и реальное, а не декларированное право принимать за себя решение.

– В этом вся проблема – пошли на уступки непрофессиональных и ничего не понимающих в трансплантологии людей, приняли закон, где смешаны понятия. Ничего хорошего в итоге не получили – трупных пересадок в последние годы делается буквально считанные единицы. Врачи не хотят за это браться, потому что итак постоянно рискуют, – высказывает свое мнение хирург Баймаханов.

В ожидании чуда

Авторитет Болатбека Бимендиевича позволяет ему иметь, мягко говоря, особое и откровенно непопулярное мнение на посмертное донорство, которое он называет единственным эффективным способом спасения больных с тяжелой органной недостаточностью:

– Я не считаю, что голос общественности настолько важен в таких узкоспециальных воп­росах, как пересадка органов. Сегодня мы пришли к тому, что трансплантология практически встала. Хирурги перестали делать в общем-то рутинные операции, до 95% которых заканчиваются успешно, – не хотят брать на себя ответственность. Нет и доноров. Это в то время, когда в листе ожидания у нас около 5 тысяч пациентов, имеющих все шансы на выздоровление и полноценную жизнь.

Не поможет в развитии транс­плантологии, считает хирург, пропаганда и информационная работа, воспитание особой культуры и прочие морально-нравственные нагромождения. Нужно просто поменять угол зрения на саму проблему.

– Вопрос – как все преподносится? Пора отойти от рассуждений, кому принадлежит тело уже умершего человека, а вспомнить, зачем нужны его еще живые органы, – рассуждает эксперт. – Люди умирают, не дож­давшись операций по пересадке, а ведь они имеют равное со всеми остальными гражданами право на получение необходимой медицинской помощи. Мы не можем ее оказать, потому что не в силах договориться.

Но коль закон принят, его нужно исполнять. Теми механизмами, которые позволят спасать жизни одних и укреплять доверие к отечественной трансплантологии других.

– На мой взгляд, эту систему нужно поощрять, – заключает доктор Баймаханов. – Возможно, такими же стимулами, как в Южной Корее, где государство выдает по 10 тысяч долларов на ритуальные услуги для похорон доноров. У нас и 500 долларов вполне могли бы оживить интерес к посмертному дарению органов.