Жизнь и подвиг Мухамедханова

Сегодня дочь ученого, директор Центра образования и культуры им. Каюма Мухамедханова Дина Мухамедхан делится воспоминаниями об отце.

– Расскажите, какие события стали для Вашего отца судьбоносными?

– В конце 1930-х Мухтар Ауэзов доверил своему ученику Каюму Мухамедханову выполнение важных заданий: организовать первый государственный литературно-мемориальный музей Абая, а также заняться текстологией, а именно – вернуть чистоту оригинального слова Абая, которое искажали в разных изданиях, и начать исследование поэтической школы учеников Абая. 24-летний Каюм Мухамедханов вместе с коллегой по музею Борисом Акерманом начиная с конца 1930-х и все последующее десятилетие выезжал в экспедиции в отдаленные аулы. Они беседовали со старожилами, собирали личные вещи Абая и его родных, посуду, мебель и другие предметы быта. Все это стало важным вкладом в понимание эпохи,
в которой жил великий казахский мыслитель и поэт.

– Сколько экспонатов удалось таким образом собрать для будущего музея?

– Всего из экспедиций было привезено более 500 (!) предметов. Кроме этого, отец записывал воспоминания об Абае, собирал рукописи и архивные материалы, касающиеся его семьи. А что касается диссертации, посвященной школе Абая, то Каюм Мухамедханов занимался этим исследованием двенадцать лет. Он установил все имена учеников, записал достоверные факты из уст очевидцев об их жизни и творчестве, написал их биографии. Но главное в том, что Каюм Мухамедханов сумел научным методом текстологического анализа восстановить канонические тексты произведений учеников Абая, сопроводил их комментариями и впервые подготовил к печати. В 1951 году отец успел получить из типографии сигнальный экземпляр этой книги. На титульном листе было написано «Ученики Абая. Материалы собрал, научные комментарии написал Каюм Мухамедханов. Вступление к книге написал профессор Мухтар Ауэзов». Но весь тираж «рассыпали» в типографии, так как против ученого начались репрессии. Тем не менее произведения учеников Абая были введены в научный оборот, а позже вошли в хрестоматии. Таким образом удалось сохранить целый пласт культурного наследия, который представляла школа Абая в нашей национальной литературе. В разное время отец обнаружил и научно доказал принадлежность Абаю еще 31 стихотворения. Начиная с 1945 года они были включены в сборники стихов поэта. Сохранился документ за подписью директора Института языкознания АН КазССР Смета Кенесбаева, где предлагалось рассмотреть «доклад тов. Мухамедханова о новых стихотворениях Абая, а также его перспективные планы научно-исследовательской работы в области абаеведения». Неудивительно, что именно отца назначили в 1940 году ученым секретарем правительственного юбилейного комитета по подготовке к 100-летию Абая. В этой должности он впервые поставил перед правительством вопрос об увековечении образа Абая в скульптуре и живописи, об этом свидетельствуют его письма.
В то время зимовка Абая и могила поэта, как и его родных, были в плачевном состоянии.

Начав работать в музее Абая со дня его открытия, отец продолжал пополнять фонды новыми экспонатами, рукописями, фотографиями, проводил научные исследования под руководством Мухтара Ауэзова, читал лекции об Абае. Сохранилось удостоверение 1940 года о том, что «тов. К. Мухамедханов действительно командируется в Чингиставский район для проведения докладов и литературных вечеров о жизни и творчестве гениального казахского поэта Абая Кунанбаева».
А в 1947-м, после присоединения музея к Академии наук КазССР, Каюма Мухамедханова утвердили его директором.

– Вы говорите о музее Абая в Семипалатинске? Или речь идет о новом музее в академии?

– Именно музей Абая в Семипалатинске передали в ведение Академии наук ради сохранения экспонатов и продолжения научных исследований. Дело в том, что с самого начала в музее почему-то часто менялись директора, некоторые из них успевали проработать всего месяц. К сожалению, среди них не было тех, кто понимал бы музейное дело. В итоге раритеты, с трудом собранные Каюмом Мухамедхановым и Борисом Акерманом, стали исчезать. Такая ситуация беспокоила Мухтара Ауэзова и его ученика Каюма Мухамедханова, ведь они создавали литературно-мемориальный музей как центр научных исследований, культуры и просвещения. Поэтому назрела необходимость передачи музея из городского подчинения в ведение Академии наук. Отец руководил музеем Абая с
1947-го вплоть до его ареста в 1951 году и ссылки в Карлаг.

– Какое обвинение могли предъявить ученому-филологу, далекому от политики?

– Сохранилась копия приговора, где утверждалось, что «Мухамедханов, будучи выходцем из социально чуждой среды, в силу своей враждебности к существующему в СССР политическому строю, на протяжении последних 10–12 лет среди своих знакомых проводил антисоветскую националистическую агитацию... извращал исторические факты о великом казахском поэте Абае и его поэтическом наследии... восхвалял и идеализировал поэтов и лидеров контрреволюционной партии «Алаш». В музее Абая сохранился другой документ – приказ № 47 о том, что «бывшего директора Мухамедханова полагать уволенным со службы со 2 декабря 1951 года в связи с арестом». Днем ранее Минис­терство государственной безо­пасности выдало ордер № 327 на проведение обыска и ареста «гр. Мухамедханова Каюма, проживающего в г. Семипалатинск, ул. Сталина, 123». А еще в архиве отца мы нашли запись, сделанную его рукой, о том, что репрессии против творчества Абая начались по указанию Сталина в 1923 году. Такое открытие стало шокирующим. Каюм Мухамедханов знал об этом и продолжал бороться за творчество Абая, его школу, за сохранение его оригинального слова, за Шакарима и алашординцев. За реабилитацию их наследия и увековечение их имен.

Весь 1951 год продолжались нападки на отца. Начались они на защите его диссертации, посвященной литературной школе Абая, 7 апреля 1951 года, затем продолжились во время июньской дискуссии по абаеведению, в заказных статьях в респуб­ликанской и местной прессе. Одновременно с нападками за школу Абая отцу ставили в вину то, что будучи директором, он вывесил в музее портреты ханов Кенесары и Касыма, учеников Абая, портреты его родителей и предков, что сохранил 302 восточные книги, которые читал Абай. В одной газетной статье от 18 мая 1951 года все это назвали «хламом», включая оригинальные предметы, собранные в экспедициях, и призвали «очис­тить музей Абая от ненужного советскому народу хлама».

Недавно обнаружился еще один документ. Оказывается, в январе 1951 года Министерство госбезопасности Казахстана направило запрос в Москву с просьбой прислать им для ознакомления дело отца Каюма – Мухамедхана Сейткулова (1870–1937), просветителя, мецената, собирателя старинных рукописей, также подвергшегося репрессиям. Запрос объяснили тем, что «готовится к аресту Каюм Мухамедханов, сын врага народа». О том времени отец писал: «Мы с Мухтаром оставались вместе в своих идеях до конца. Многие наши коллеги, друзья перешли на сторону клеветы. Они хотели свести на нет все, чем Мухтар занимался на протяжении 30 лет, меня открыто называли прихвостнем Ауэзова, Шакарима – бандитом. Била нас судьба, но не сломала. Ладно, что я… Я жалею, что Мухтару, алаш­ординцам пришлось многое пережить и испытать несправедливость. Всю жизнь на Мухтара нападали. Мы не отступили от своих научных идей. Время – судья... оно все расставило на свои места. И наши идеи – это то, чем сегодня гордится нация».

1 декабря 1951 года Каюма Мухамедханова заключили в тюрьму Семипалатинска, затем перевезли в Алма-Ату в тюрьму на ул. Дзержинского. Он прошел там все круги ада, но не отказался от школы Абая и не подписал ничего против Ауэзова. 31 мая 1952 года состоялся суд, ученого приговорили к лишению свободы сроком на 25 лет в исправительно-трудовых лагерях строгого режима, с лишением избирательных прав и конфис­кацией всего имущества в доход государства.

– Дина Каюмовна, расскажите, пожалуйста, о научных исследованиях Вашего отца.

– Сегодня ученые справедливо утверждают, что его титаничес­кий труд по восстановлению имен, биографий и произведений 30 учеников и последователей Абая равнозначен 30 защищенным диссертациям. Академик АН КазССР, профессор Митрофан Сильченко писал: «До тов. Мухамедханова вообще трудно было разрабатывать воп­рос о школе Абая из-за отсутствия самих произведений его учеников. В литературе об Абае имелись лишь общие характеристики этой школы».

Абая, по сути, хотели оторвать от учеников – продолжателей его дела, а для этого нужно было уничтожить само понятие «литературной школы Абая». В заказных газетных статьях 1951 года пренебрежительно писали: «Разве не нелепостью является причисление к литературной школе Абая всех тех, кто вышел из аула Кунанбая?»
А лучшего ученика Абая – Кокпая – авторы той же статьи назвали «некто Кокпай, который написал поэму, возвеличивающую врага народа Кенесары».

Труды учеников Абая все сейчас знают. Это «Дагестан», «Зулус», «Хиса Жусуп» – Акылбая, «Медгат Касым» и «Енлик-Кебек» – Магавьи, «Сабалак», «Кенесары-Наурызбай» – Кокпая, «Салиха Самен» – Асета и его перевод «Евгения Онегина», «Биржан и Сара» – Арипа, произведения и переводы Турагула, Муки, Аубакира и многих других, в том числе алашординцев, которых Каюм Мухамедханов называл последователями Абая.

«Моя научная тема, – как вспоминал отец, – стала моей трагедией». Парадокс истории: труд, за который ученого осудили на 25 лет лагерей, в 1996 году был удостоен высшей награды – Государственной премии РК. За Абая нужно было бороться, и это сделал ученый Каюм Мухамедханов, который научным методом текстологического анализа сохранил чистоту оригинального слова Абая и его литературную школу. А сложнейшей наукой – текстологией, основы которой он сам и заложил, отец занимался всю жизнь.

– Какие изменения произошли в судьбе невинно осужденного Каюма Мухамедханова после смерти Сталина в марте 1953 года?

– Только 9 декабря 1954 года вышло постановление Верховного суда КазССР, где указывалось, что «приговор от 29–31 мая 1952 года... отменен и дело производством прекращено за недоказанностью обвинения». Несмотря на постановление, на свободу Каюм Мухамедханов вышел только в 1955 году. И хотя уже не было в живых Сталина, повестки из КГБ моему отцу продолжали присылать. Вот один из таких документов: «Вам предлагается 9 декабря 1955 года выехать в гор. Алма-Ату и явиться в Комитет государственной безопасности при Совете министров КазССР к товарищу Ишмурзину». Через много лет обвинительный приговор был отменен прокуратурой суверенного Казахстана. Справку о своей реабилитации Каюм Мухамедханов получил в феврале 1992 года.

Когда отец возвращался из Карлага, у него была остановка на станции Алма-Ата. Он сразу же позвонил своему учителю, Мухтар Ауэзов очень просил его приехать к нему, но Каюм поехал к семье в Семипалатинск. С Ауэзовым он встретился через две недели и на вопрос: «Чем теперь ты будешь заниматься?», ответил – «Продолжу заниматься Абаем, его учениками».

Творчество Каюма Мухамедханова в Карлаге – это отдельная тема, например, он перевел стихами повесть Н. Карамзина «Бедная Лиза» («Сормандай Лиза»). Надо сказать, что в казахской литературе существуют всего три случая переводов русской прозы поэзией – это «Вадим» М. Лермонтова в переводе Абая, «Дубровский»
А. Пушкина в переводе Шакарима и «Бедная Лиза» в переводе К. Мухамедханова.

В Карлаге отец написал стихотворение «Сүйген жар» – посвящение любимой супруге Фархинур. Там есть такие слова, которые, я уверена, должны быть духовными ориентирами для каждого из нас: «... Представ собакой, я ни разу не кусал.⁄ И с умыслом в кого-то не стрелял.⁄ Я видел золото, но не сходил с дороги,⁄ Пронырой не был я, чужого не хватал...» (подстрочный перевод).

Из заветов отца с детства запомнилось его наставление: «Живите честно. Будьте скромными. Оставайтесь людьми».
А на вопрос о счастье он сказал: «Счастье – это быть свободным, говорить правду и не бояться ничего. Так нужно жить, это главное для человека».