Бесславный конец смутной поры

"Казахстанская правда" предлагает вниманию читателей одну из глав книги. В ней повествуется о событиях, приведших к развалу Советского Союза и открывших дорогу к независимости.

– Нурсултан Абишевич, накануне десятилетия независимости мы наметили опубликовать на страницах газеты "Егемен Қазақстан" объемные статьи о знаменательных рубежах пройденного нашей страной пути. О каждом годе своими размышлениями поделились такие авторитетные, видные авторы, как Шерхан Муртаза, Камал Смаилов, Манаш Козыбаев, Зейнулла Кабдолов, Фариза Унгарсынова, Куаныш Султанов. При распределении десяти лет между авторами я выбрал себе 1991 год. Конечно, в той статье речь шла не только о двух неделях после провозглашения 16 декабря нашей независимости. Тот год можно целиком отнести к истории предрассветного периода нашей независимости. Сегодня я попросил бы Вас повести разговор вокруг этого.

– В том году имели место очень важные события, оказавшие свое влияние не только на судьбу Советского Союза, но и всего мира. С самого начала года со всех сторон поступали неприятные вести. Сильнее углубился кризис производства, с одной стороны, из-за разрушения административно-команд­ной системы, с другой стороны, из-за отсутствия рыночных отношений. Поскольку все цены были предопределены и утверждены, дефицит товаров в магазинах продолжал оставаться, как и раньше. Цены на базаре, в кооперации неимоверно взлетели. Колхозы и совхозы не были заинтересованы продавать хлеб государству. Вследствие этого сильно возрос объем валюты, выделяемой для закупки зерна за границей. Как назло, в том году в мире резко выросла цена на нефть.

Ошибки во внутренней политике, в том числе в межнациональных отношениях, постепенно превратились в угрозу. Так случилось в Литве. С начала года союзное руководство в отношении прибалтийских республик стало использовать силовые методы. Была предпринята попытка внедрения в Литве прямой президентской власти. Для этого Москва пошла даже на провоцирование разногласия внутри республиканской компартии. В конце концов в Вильнюс были введены войска и с помощью небезызвестной "Альфы" захвачены Дом печати и телецентр. Народ вышел на защиту избранного им Верховного Совета. Пролилась кровь. Более того, подобное насилие через несколько дней повторилось в Риге. И там была пролита кровь. Эти два события сильно подорвали авторитет Горбачева. Можно сказать, была сорвана маска с человека, буквально до этого в 1990 году получившего Нобелевскую премию за мир. Теперь Запад окончательно убедился, что он является демократом лишь на словах. У казахов говорят, что "собранное ложкой можно пролить ведром", по-моему, это как раз тот случай. Западные страны не просто обвиняли руководство СССР, они стали пересматривать свои обещания по оказанию финансовой помощи. Миллиарды долларов кредитов не поступили в страну. Я уже в то время выражал свою позицию по поводу желания прибалтийских республик о выходе из Союза. Подчеркивал, что надо с уважением относиться к волеизъявлению народов республик, к решениям высших органов власти. Три прибалтийские республики, без того не симпатизировавшие Союзу, после событий в Вильнюсе и Риге вовсе отвернулись от него. Если даже Казахстан, который якобы добровольно присоединился к России, и жил в общей сложности 260 лет сначала в составе России, затем Советского Союза, более половины населения которого составляли представители других национальностей, с сомнением стал смотреть на разваливающийся Союз, то было понятно, что те республики, всего лишь за полвека до этого, накануне Второй мировой войны насильно присоединенные к СССР, уже отойдут безвозвратно.

– Ухудшилось соотношение между центром и республиками.

– Это было закономерно. Союзный Кабинет министров разработал проект антикризисной программы, стремился найти пути выхода из общих трудностей всеми субъектами федерации. Однако проекту не хватало конкретности, основательности, в нем не было квалифицированного анализа создавшегося в стране положения. Не показывалось четко формирование единого бюджета. Создавалось впечатление, будто центр выбрал позу стоять одной ногой на плановости, другой – на рыночных отношениях. Отдельные моменты проекта противоречили принципам разработанного в ту пору нового Союзного Договора. Так, вводился особый режим распределения из единого центра общесоюзного фонда ресурсов основных видов продуктов. Мы выразили недовольство этим. В Советском Союзе мы были единственной республикой, экспортировавшей хлеб за рубеж. Трудовые коллективы среднеазиатских республик требовали установления цен на сырьевые ресурсы путем договора. Это было бы верно. Чуть что, нам всегда твердили, что мы "берем субвенции". С другой стороны, оно так и происходило. Но ведь это же, по-русски говоря, не "подачка". Субвенция являлась лишь компенсацией того, что сырье от нас принималось по низкой цене. В своем выступлении на сессии Верховного Совета СССР я говорил об искажении московской газетой «Куранты» положения дел в Казахстане, о ее попытках иногда прямого подстрекательства, открытой клеветы.

Помимо всего, в то время появилась еще так называемая "война законов". Не говоря о других республиках, в самой РСФСР стали приниматься законы, противоречащие законам СССР. Россияне, например, всем пенсионерам установили высокий потолок. Причем без учета источника финансирования. При этом не принималось во внимание, как повлияет такое решение на народы других республик СССР.

Все причины кризиса того периода нельзя попросту отнести на общественную систему. Главная причина заключалась в допущенных правительством ошибках. В стране не было умных, думающих экономистов и политиков, предложивших пути выхода из кризиса. Впрочем, для центра в них и необходимости не было. Этому я до сих пор удивляюсь. А главным путем выхода из кризиса было установление в стране обыкновенного порядка.

То, что центр не считался с конкретным положением дел, принимал неквалифицированные решения, привело к резким разногласиям между Горбачевым и Ельциным. Признаться, мне было тревожно по этому поводу. У обоих хватало соответствующего потенциала. Они должны были взаимодополнять друг друга, да и стране это было нужно. Но каждый тянул в свою сторону. Я по мере возможности старался сблизить их позиции. У меня были хорошие отношения и с Ельциным, и с Горбачевым. Мы не раз беседовали только втроем. Кажется, вот-вот находим общий язык, но тут же между ними вновь начинаются споры, препирательства. Мне не раз задавались и провокационные вопросы, кого из них я больше поддерживаю. Я же старался проявить максимальную дипломатичность и отвечать в том ключе, что высоко ценю человеческие, политические качества обоих лидеров, однако их противостояние зашло слишком далеко, поэтому, дескать, я поддерживаю ту сторону, которая обеспечит стабильность государства. В конце концов это противостояние переросло в явную непримиримость. В начале года Борис Николаевич выступил в прямом телеэфире и открыто заявил, что не приемлет позицию, политику М. С. Горбачева, поэтому требует его отставки. Ты, наверное, помнишь, что до этого такое требование предъявляла народный депутат СССР Сажи Умалатова, а под этим требованием подписались 400 депутатов. С того времени началось неуклонное падение авторитета Горбачева.

– В апреле 1991 года в республиканской печати было опубликовано Ваше интервью итальянскому изданию "Стампа". Вам был задан вопрос: "До 1993 года, то есть до окончания срока своего мандата, не потеряет ли Горбачев власть?". Вы ответили: "Это зависит от него. Мне кажется, его возможности в этом году уменьшились. Если он решится сделать решительный поворот, крепко удерживая государственную власть, предложит программу, которая придется по душе народу, и поведет работу по ней, то, возможно, и одержит победу. В противном случае 1991 год для него вполне может стать последним годом". Ваши слова сбылись. Говоря так, на что Вы опирались?

– Это не ясновидение мое. Я просто сказал свое мнение после анализа хода развития событий, раздумий о процессах той поры. То, что союзная власть потеряла контроль над общественно-политической ситуацией в стране, в начале 1991 года было очевидно для любого здравомыслящего человека. Вернемся к литовским событиям. После кровопролития в Вильнюсе и народ страны, и западный мир ждал реакции Михаила Сергеевича. А президент страны на заседании парламента заявил о своей "неинформированности" об этих событиях. А это умело использовал для повышения своего авторитета Ельцин, который в те дни быстро оказался в Прибалтике.

Вообще, я думаю, о моем отношении к Михаилу Сергеевичу Горбачеву сказано достаточно и в моих книгах, и в многочисленных интервью. Абсолютно бесспорно, что он является реформатором глобального масштаба, который начал великий процесс, потрясший весь мир. Нет нужды лишний раз утверждать, что Горбачев поистине историческая личность. Никто не вынуждал его взяться за перестройку. Он взялся за это дело ради изменения страны, народа, сознания, ради построения демократического общества. Если бы не затеял это дело, то Горбачев вполне мог бы как минимум лет десять руководить страной. Вместе с тем истинно и то, что Горбачев в действительности не мог руководить таким государством.

Легко с высоты пройденного времени давать оценку деятельности каждого политика. Но я думаю неправильно, когда многие аналитики оценивают личность политика в отрыве от ситуации той поры. А я в те годы был рядом и с Горбачевым, и с Ельциным, сотрудничал с ними. Об их ошибках говорил и при личных встречах, и с трибун. Поэтому мою оценку следует воспринимать как продолжение ранее сказанного.

– В чем, по-Вашему, причины того, что Горбачев не смог эффективно управлять государством?

– Причин много. Одна из них – слабое знание Михаилом Сергеевичем жизни, народа. Если окинуть взглядом жизненный путь Горбачева до его прихода на должность Генерального секретаря ЦК КПСС, то можно убедиться, что он никогда не знал преград на этом пути. В Ставропольском крае, где работал долгие годы, ему не приходилось решать трудные проблемы. В том краю, прославившимся своими курортными городами, как Пятигорск, Ессентуки, Железноводск, Кисловодск, Горбачев имел возможность постоянно встречаться с высшими руководителями, приезжавшими из Москвы на отдых, показывать себя с лучшей стороны. Прошел по ступеням комсомольской, партийной работы. Но способности глубоко вникать в экономические вопросы у него не хватало. А выступать он был, что называется, большой мастак.

Приступая к перестройке, думаю, Горбачев не представлял четко, как она будет осуществляться. Это видно и по тому, какие направления он посчитал приоритетными, взявшись за такое грандиозное дело. И на самом деле, давайте скажем открыто, с чего началась перестройка? Она началась с борьбы со спиртными напитками. В то время я был главой правительства Казахстана, поэтому хорошо знаю, какой доход приносила бюджету реализация алкогольной продукции. Помню и цифры по Союзу. За 1980–1984 годы доход от торговли спиртными напитками составлял примерно 70 миллиардов рублей. Тогда рубль был значительно дороже доллара. Прежде чем приступить к новой кампании, надо было продумать, чем и как закрыть эту сумму. А таких денег не было. Надо было подумать и о том, как на это отреагирует население, часами простаивая в очередях за водкой, втридорога приобретая ее у спекулянтов. Не вспомнили и об историческом опыте. Разве можно сказать, что руководство вовсе не знало об отказе от "сухого закона" в первые годы СССР, о том, что сделать так вынуждал дефицит бюджета? Конечно, с алкоголизмом надо бороться. Но эту работу надо было вести, считаясь с конкретной ситуацией, с реальным положением дел. Уменьшение в 2 раза годового дохода бюджета от продажи спиртными напитками, снижение производства пива в 4 раза, уничтожение виноградных плантаций, возникновение первых признаков организованной преступности – российской водочной мафии, появление контрабанды спиртом, самое главное, разочарование народа в бестолковости начатых инициатив – все это привело к тому, что перестройка споткнулась еще на начальном этапе движения.

Если облеченный властью человек приступает к делу, не обдумав его всесторонне сам, не осознав все тонкости, возможные результаты, то у него непременно появится множество советников. А их доводы сводились к следующему: российский народ сплошь стал пьянствовать, поэтому не работает, рушатся семьи, будущее нации под угрозой. В этом плане, думаю, особенно постарался Е. Лигачев. Хотя в основном советчики были правы. А какое влияние эта мера окажет на экономику? Об этом не думали. То есть политику поставили впереди экономики.

– В своей книге Рой Медведев писал, что только в результате этой неудачной кампании бюджет страны в 1985–1990 годы потерял примерно 100 миллиардов долларов.

– Думаю, можно верить этой цифре.

– Я выписал из двухтомных мемуаров Горбачева "Жизнь и реформы" следующие строки: "Как только не ругали начальство, а больше всех доставалось генсеку, которого по традиции было принято считать ответственным за все. Так я получил кличку "минеральный секретарь"...

– Михаил Сергеевич не смог точно определить приоритеты в экономике. Сразу же был взят курс на приобретение новых технологий, на введение в эксплуатацию новых мощностей. Конечно, производственные мощности советской экономики были изношены изрядно. Они нуждались в замене. Но при этом не учли то, что до производства продукции с помощью новых технологий пройдет немало времени. А в Стране Советов самой острой проблемой была нехватка продуктов питания, жилья, товаров и услуг, то есть низкий уровень материального благосостояния народа. Во всем мире 70–80% национального дохода тратится на потребление, остальная часть направляется на создание запасов, а у нас все было наоборот. Ведь людям нужны не миллионы тонн нефти, металла, угля, а получаемые с их помощью материальные блага – хорошая квартира, удобный транспорт, красивая одежда. Не учитывалось и то, что в условиях бедности гласность только усиливает недовольство. Спешка имела место и в форсировании развития демократии. Особую опасность в процессе демократизации представляют крайности. Провал горбачевской перестройки – явное доказательство того, что выведение политики впереди экономики приводит к тяжелым последствиям.

И вообще, создается впечатление, будто для Горбачева политика в определенной степени превратилась в самоцель. Так можно сказать, что в действительности Горбачев сам «сделал» Ельцина своим главным противником. Это он привел Ельцина в Центральный комитет из Свердловска, не послушался других. Принял решение о назначении его первым секретарем Московской городской партийной организации, затем впоследствии – об освобождении. Как известно, Ельцин писал заявление об уходе по собственному желанию. Рассмотрение заявления Горбачев перенес на последующий пленум. На том пленуме Ельцин выступил с незначительной критикой по поводу темпов перестройки. Работа пленума уже заканчивалась, но Горбачев дал слово почти двадцати его участникам, чтобы представить Ельцина главным противником перестройки, то есть Горбачев сам сформировал из него борца. По правде говоря, и на депутатских выборах, и на выборах президента как москвичи, так и все россияне, по-моему, голосовали не столько за Ельцина, сколько против Горбачева. Кстати, о выборах: еще одна ошибка Горбачева заключается в том, что ему надо было избраться президентом путем всенародных выборов, пока народ еще смотрел на перестройку с надеждой на лучшее, ждал от демократических преобразований много позитивного. Мы и об этом говорили не раз. Но последствия ему пришлось пожинать потом. Особенно когда во всех республиках президентские выборы проходили всенародным голосованием, на легитимности власти Горбачева, получившего такой мандат только от депутатов, образно говоря, появилась трещина.

Он метался между различными лагерями, стремился соединять несоединяемое, перетянуть на свою сторону ярых противников. В конце получился печальный итог: его покинули и правые, и левые, а самые приближенные даже предали. Отсутствие у человека цельности натуры всегда приводит к таким результатам. Любой руководитель должен быть самостоятельным, смелым, а для руководителя такой громадной державы, как СССР, эти качества вовсе нужны были как воздух.

Кажется, Горбачев так и не понял, что Советский Союз дальше не мог оставаться таким, каким был прежде. Администрирование и плановая экономика рухнули. Не говоря о другом, было ясно, что руководить такой огромной страной из единого центра отныне становилось невозможным. Я с самого начала предупреждал, что обновленный Союз теперь не может оставаться в виде федерации. На внеочередной сессии Верховного Совета СССР даже подчеркивал, что "хватит гоняться за ушедшим временем". Пришлось даже идти на резкость: "Хочу отметить, что никто не должен питать иллюзии. Казахстан никогда не будет находиться "в узде" ни у одного региона, никогда не станет его "младшим братом". А Горбачев и после провозглашения Украиной независимости продолжал говорить о реформе прежнего Союза, об установлении новых отношений между центром и республиками. Советский Союз мог быть сохранен самое большее только в виде конфедерации. Горбачев не поддержал идею конфедерации, а в итоге потерял и федерацию. Мы хотели сохранить единство страны и вместе с приверженцами Союза. К концу 1990 года только 4 республики – с Россией в самом центре – были готовы создать новый союз. Я обратился к Горбачеву, поддержит ли он нас в случае такого объединения, позже видно будет, кто еще пожелает в него войти. Михаил Сергеевич нисколько не соглашался. Он утверждал, что удержит все республики, даже прибалтийцы передумают о своем намерении. В такой атмосфере начались Ново-Огаревские переговоры.

– Известно, что после первого съезда народных депутатов СССР весной 1989 года во всей стране очень высоко поднялся Ваш авторитет. По результатам опроса, проведенного всесоюзным журналом "Диалог" на конкурс "Политик года", Вы вышли на первое место. 40% ответивших читателей назвали Ваше имя. За Ельцина было 36%. А Горбачев получил всего 18%. Имея такую поддержку, Вы должны были переживать за роспуск Союза. Или не так?

– На сессии Верховного Совета республики, принявшей Декларацию о государственном суверенитете Казахстана, говоря о суверенитете и демократии, я предупреждал, что не бывает абсолютного суверенитета, абсолютной свободы, абсолютной демократии. Все государства мира зависимы друг от друга, занимают друг у друга деньги, торгуют друг с другом, поэтому используют регулирующие механизмы. Не надо ударяться в эйфорию. В этом мире все взаимосвязано. Было бы правильнее называть меня сторонником создания нового союзного государства, нежели сторонником сохранения бывшего союзного государства. К тому же следует учитывать и особенности Казахстана. Нельзя было не думать о том, что казахстанцы в силу характера своей экономики, геополитических условий республики, ее полиэтнического состава, острее, чем жители остальных регионов, воспринимают ликвидацию единого экономического, социального и жизненного пространства в рамках союзного государства. Нельзя забывать, что в то время Казахстан был единственной республикой, коренное население которой составляло меньшинство. К тому же, мы видели в новом Союзном Договоре хороший путь пополнения Декларации о государственном суверенитете Казахстана новым содержанием. Самое главное – было ясно, что в результате распада Союза будут разрушены все хозяйственные связи, сформированные за более чем 70 лет, зайдет в тупик экономика страны, ориентированная в основном на производство сырья. Впоследствии так оно и случилось. Поэтому мы по возможности старались сформировать новые отношения между центром и республиками. Особенно неважное положение сложилось в Средней Азии и Казахстане. Выступая на первом съезде народных депутатов СССР, я говорил о том, что в условиях ведомственного диктата наша республика, богатая минеральными ресурсами, пользующимися спросом на мировом рынке, тем не менее сильно отстала в социальном развитии, стояла на грани экологического кризиса. Отметил, что союзные министерства своими действиями, напоминающими движения слона в посудной лавке, довели Арал до катастрофического состояния. Тогда пришлось резко критиковать и глубоко уважаемого мной Николая Ивановича Рыжкова. В перерыве ко мне подошел Горбачев и сказал: "Нурсултан, ты что сделал? Как я теперь буду предлагать Рыжкова на председателя правительства? Могут же прокатить..." "В этом деле я сам помогу, – ответил я. Потом при обсуждении кандидатуры Рыжкова попросил слова и сказал, что критика высказывается ради дела; если же после каждой критики отдалять от себя людей, то далеко не уйдем, поэтому работу правительства мы должны оценивать взвешенно. Рыжков был избран главой правительства. К сожалению, в ходе перестройки он так и не смог выйти из влияния системы, сформировавшей его самого. Мы, руководители республиканских правительств, при встрече в Москве говорили меж собой, что Рыжков смотрит на республики как на цеха "Уралмаша".

– Позднее Рыжков часто тепло отзывался о Вас.

– Знаю. Он – честный человек, искренне болеющий за дело. У него были благие намерения по исправлению положения. Многие годы возглавлял такой производственный гигант, как "Уралмаш", работал заместителем руководителя Госплана. Для перехода на рынок у него не хватило смелости. Воспитанный прежней системой, считал, что другого пути не может быть. По его мнению, все трудности создали
республики, взявшие курс на суверенитет. В своем мнении он остался всю жизнь. Заслуживает уважения такая его позиция.

Цитата:

"Вместе с Нурсултаном Абишевичем Назарбаевым я работал, когда он возглавлял Совет министров Казахской ССР, и позднее, когда руководил республикой. Уже в ходе тех встреч во мне укрепилась твердая уверенность, что его ждет большое политическое будущее. Спокойная, выдержанная манера, умение в беседе моментально выделять самый важный нюанс, острый ум, широта мышления, присущая восточным людям щедрость – можно так продолжать качества, отличающие Нурсултана Абишевича от других. Сюда надо добавить прекрасное знание им экономических и социальных проблем республики, и все это в итоге позволяло ему эффективно решать даже самые сложные проблемы».

Николай РЫЖКОВ,
"Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев. Казахстан – Россия.
Стратегия вечной дружбы". М., 2000, стр. 21.

– Нурсултан Абишевич, мы знаем, что начиная с 1990 года и среди депутатов союзного парламента, и в партийном руководстве, и в государственных структурах рассматривалась возможность выдвижения Вас на одну из самых высоких должностей в стране. В то время я работал в Центральном комитете республиканской компартии заведующим сектором культуры. Когда люди, побывавшие в командировке в Москве, сообщали об этом, мы, с одной стороны гордились за свою родину, с другой стороны, как-то даже тревожились за нее. По этому поводу немало написано в разных книгах. Все же хотелось бы услышать подробности из Ваших уст.

– Авторитет руководителю создает его народ, его страна. В ходе неимоверного испытания после декабрьских событий наш народ сумел продемонстрировать свои самые лучшие качества. Жители республики сохранили дух сплоченности и дружбы. Да и по установлению новых хозяйственных отношений мы по сравнению с другими сумели показать гибкость. У нас стали создаваться предпосылки перехода к рынку. В целом на должном уровне оказалась и подготовленность кадров. На важных союзных совещаниях, на съездах и сессиях все громче зазвучал голос Казахстана. Мне приходилось открыто говорить о проблемах не только Казахстана, но и других республик. Поэтому, думаю, на руководителя страны, которая по сравнению с другими республиками обеспечивала крепкую межнациональную дружбу, в которой рельефнее проявлялись признаки новой экономики, стали обращать пристальное внимание. К тому же, я постоянно говорил о необходимости экономического сотрудничества во все времена, сохранения сформированных человеческих отношений, о том, что интеграция – это требование эпохи.

– 3 января 1991 года Горбачев провел совещание, на котором поднимался вопрос о новом руководителе правительства. Евгений Примаков и Вадим Бакатин предложили на эту должность Вашу кандидатуру. Леонид Млечин в своей книге "Назарбаев. Групповой портрет с президентом" пишет: "Тогда вопрос отложился. Но в июле решение было принято". Почему вопрос, рассматриваемый в начале года, был перенесен на поздний срок?

– В декабре 1990 года по требованию депутатов Верховного Совета Н. И. Рыжков был вынужден уйти со своего поста. Тогда президентский совет приступил к рассмотрению кандидатуры будущего премьера. Членом данного совета являлись руководители союзных и автономных республик. На одном из заседаний совета встал вопрос о назначении нового главы правительства. Меня кроме указанных выше людей поддержал М. Шаймиев. Я сказал Горбачеву, что до занятия кресла премьера должен прежде всего посетить все республики и получить согласие их парламентов, затем мне должны быть представлены широкие полномочия для спокойного, без оглядки проведения реформ, что только с такими полномочиями я могу приступить к такой весьма ответственной работе. И добавил: "Если республики поддержат мое назначение, то придется принять ряд срочных мер. Как глава правительства, я должен буду держать в одних руках всю экономическую политику". Михаил Сергеевич изменился в лице. «А чем же буду заниматься я?" – спросил он. "Вы будете заниматься международными вопросами", – ответил я. Он замолчал. Конечно, было ясно, что Горбачев не согласился бы своими руками ограничить свои полномочия.

– А как понять сказанное Млечиным "Но в июле решение было принято"?

– Политический кризис набирал все большие обороты. Слабость союзной власти толкала Горбачева найти решение по сохранению страны путем референдума. На всесоюзный референдум был вынесен вопрос "Вы поддерживаете сохранение СССР в виде обновленной федерации суверенных республик?". Страна, переживающая огромные трудности, испугалась последствий распада Союза. Поэтому на прошедшем в марте референдуме народ, конечно, высказался за сохранение Союза. Почему я сказал "конечно"? Потому что в стране, основанной на авторитарной форме правления, преобладал консерватизм. Люди не желали изменения привычного сложившегося положения. Вместе с тем не секрет, что народы союзных республик голосовали за сохранение единства, общей родины. Все же, если задаться вопросом, выиграл ли Горбачев, проводя референдум, или проиграл, я бы сказал, что в основном проиграл. Почему? Потому что Верховный Совет РСФСР добился включения еще одного вопроса, который примерно гласил "Считаете ли вы необходимым введение должности президента РСФСР путем всенародного голосования?". Подавляющее большинство россиян – участников референдума поддержало эту идею. Власти Горбачева был нанесен сокрушительный удар со стороны российского руководства. После этого в России состоялись президентские выборы. Победил Ельцин. На предвыборных встречах Ельцин заявлял, что в будущем Россия откажется от всех союзных структур, от всех союзных министерств. Он говорил, что может согласиться на оставление на союзном уровне только министерств обороны, путей сообщения и атомной энергетики. В целом ратовал за независимость России как субъекта международных отношений. 12 июня 1990 года (тогда СССР еще существовал) Россия провозгласила свою независимость. Независимость от кого? По мнению Б. Ельцина, лично он хотел быть независимым от М. Горбачева. Этим воспользовались другие.

Если на кухне постоянно ругаются супруги, то распадется семья. Если в компании грызутся менеджеры, то она станет банкротом. Если же будут конфликтовать руководители государства (элита), то распадется государство. Убийцы Юлия Цезаря позже осознали свою ошибку, горько сожалели о содеянном. Разве это не привело к ослаблению империи, к ее постепенной ликвидации?

На протяжении весны и лета вокруг нового Союзного Договора кипели бурные страсти. В апреле в Ново-Огарево состоялась встреча руководителей девяти республик с президентом СССР. Республики потребовали конкретные права и полномочия, а центр лез из кожи, чтобы оставить в своих руках все механизмы власти. В конце концов подписали общий протокол о мерах по стабилизации социально-экономической и политической ситуации в стране и на том разъехались. Там разговор шел о разработке новой конституции Союза. Тем не менее мы тогда не пришли к единому мнению, каким государством в дальнейшем будет Советский Союз.

Мне кажется, те, кто оценивал участие автономий, входящих в состав союзных республик, в рассмотрении вопросов относительно союзного договора (по предложению А. Лукьянова), как попытку Горбачева ослабить позиции республик, были правы. Позднее это имело немало отрицательных последствий. Особенно для России. При уравнивании статуса автономий с уровнем республик теперь началась борьба за суверенитет уже внутри федеративной республики. К чему это привело, тоже известно.

Я уже говорил о своих неоднократных попытках сблизить позиции Горбачева и Ельцина по вопросам сохранения Союза, определения его нового статуса, структуры. Одна из таких встреч прошла в конце июля. Леонид Млечин имел в виду эту встречу. Но она прошла в условиях секретности.

Мы целый день, потом еще до поздней ночи обсуждали многие вопросы. Был составлен следующий план. После подписания союзного договора мы должны были смело приступить к делу. Договорились, не дожидаясь принятия новой Конституции, провести выборы президента, образовать новый парламент, новое правительство.

Цитата:

В самом конце июля, уже перед моим отъездом в отпуск, я встретился в Ново-Огареве с Ельциным и Назарбаевым. Разговор шел о том, какие шаги следует предпринять после подписания Союзного договора. Согласились, что надо энергично распорядиться возможностями, создаваемыми Договором и для республик, и для Союза.

До сих пор мы исходили из того, что за Договором должна последовать разработка Конституции, для чего потребуется месяцев шесть, а после ее принятия — избрание новых органов власти. Так вот, возник вопрос, уместно ли откладывать надолго выборы. Ельцин и Назарбаев были за приведение структуры союзных органов в соответствие с Договором, не откладывая дела в долгий ящик, так как дезинтеграционные процессы во всех сферах общества нарастают, приобретают опасный характер. Договорились все это обсудить с руководителями других республик.

Возник разговор о кадрах. В первую очередь речь, естественно, пошла о президенте Союза суверенных государств. Ельцин высказался за выдвижение на этот пост Горбачева.

В ходе обмена мнениями родилось предложение рекомендовать Назарбаева на пост главы Кабинета. Он сказал, что готов взять на себя эту ответственность, если союзный Кабинет министров будет иметь возможности для самостоятельной работы. Говорилось о необходимости существенного обновления верхнего эшелона исполнительной власти – заместителей премьера и особенно руководителей ключевых министерств. Конкретно встал вопрос о Язове и Крючкове – их уходе на пенсию.

Вспоминаю, что Ельцин чувствовал себя неуютно: как бы ощущал, что кто-то сидит рядом и подслушивает. А свидетелей в этом случае не должно было быть. Он даже несколько раз выходил на веранду, чтобы оглядеться, настолько не мог сдержать беспокойства.

Михаил ГОРБАЧЕВ,
"Жизнь и реформы". 2-я книга. Стр. 556–557.

– В своей книге "Записки президента" Ельцин пишет, что во время конфиденциального разговора в Ново-Огарево он интуитивно почувствовал недоброе. Впоследствии стало известно, что ваш разговор был записан сотрудниками Комитета государственности безопасности. У Вас не возникало такого чувства опасности?

– Когда Ельцин поделился своими подозрениями, Горбачев отрезал: "Ты что, Борис! Да брось ты!" Кто мог подумать, что президент такой страны, как СССР, не может обеспечить конфиденциальность проводимой им же встречи? Горбачев сильно оскорбился словам Ельцина: "Как ты можешь подумать так? Я ведь президент Советского Союза". Но оказалось, прав был Ельцин.

– А кто внес предложение по кадровым изменениям?

– Ельцин. Он сказал Горбачеву, если тот питает надежду на обновленную федерацию, а в такую федерацию республики войдут только в случае его избавления от некоторых одиозных людей в своем окружении. Если председателем КГБ останется Крючков, министром обороны – Язов, то кто поверит в обновление Союза, резко бросил он. Я со своей стороны добавил о необходимости обязательной замены министра внутренних дел Пуго и председателя государственного комитета по телерадиовещанию Кравченко. А какой из Янаева вице-президент? – задал я вопрос. Горбачев сразу согласился заменить Крочкова и Пуго. В ходе обмена мнениями все трое сошлись на том, что надо заменить также тогдашнего премьер-министра Валентина Павлова. А теперь сам подумай. Все перечисленные люди буквально через 20 дней оказались в составе ГКЧП. Если бы они победили, то нам, конечно, ничего хорошего не пришлось бы ждать.

Цитата:

"Горбачев спросил: "А кого вы видите на этой должности?» Я предложил Нурсултана Абишевича Назарбаева на должность премьер-министра нового Союза. Горбачев сначала удивился, потом быстро оценил этот вариант и сказал, что согласен. "Другие кандидатуры вместе обсудим после 20 августа", – закончил он разговор. Такой была эта встреча, и, я думаю, многое сложилось бы иначе, если бы то, о чем мы договорились втроем, удалось осуществить. История могла пойти совсем по другому пути. Пройдет немного времени, и я своими глазами увижу расшифровку разговора Президента СССР, Президента России и руководителя Казахстана".

Борис ЕЛЬЦИН,
"Записки президента", стр. 56-57.

– Во всех книгах, написанных в последние годы Советского Союза, говорится, что Вам предлагали должность вице-президента СССР. В книге Горбачева есть такие строки: "Я долго думал о Назарбаеве, но не мог найти человека, способного занять его место в Казахстане. Времени на раздумье не было, а тут "под руку подвернулся" Янаев. Как я сильно ошибался!" ("Жизнь и реформы", 2-я книга, стр. 532).

– Об этом и сказано, и написано немало. Действительно, на заседании Верховного Совета мою кандидатуру предложило большинство союзных республик, автономий. Если бы я добровольно не снял свою фамилию из списка голосования, то, возможно, и прошел бы. К тому же, я знал, что Горбачев в этой должности хотел видеть Янаева. Дело не в том, предлагали ли мне эту должность и дал ли я согласие или отказался. Дело в том, нужна ли была эта должность вообще или нет. В конце 1990 года газета «Правда» мне задавала конкретный вопрос об этой должности. И я тоже ответил конкретно, что рассматриваю ее как должность помощника президента. На данный пост я предлагал руководителя Украинской компартии Гуренко.

Цитата:

"– Некоторые депутаты намереваются предложить вашу кандидатуру на пост вице-президента. Ваше отношение к этому?
– Я не знаю, зачем он нужен, этот вице-президент. Если мы делаем Совет Федерации настоящим, жизнеспособным, действенным органом, влияющим на всю внутреннюю и внешнюю политику страны, и решения Совета Федерации будут оформляться указами, обязательными на всех территориях, – чем тогда будет заниматься вице-президент? Если ему отводится та роль, которая в проекте изменения Конституции, – то это очередной помощник. Я себя не вижу в этой структуре".

Из интервью Нурсултана Назарбаева,
газета "Правда" от 24 декабря 1990 года.

– Еще в начале 1990 года союзные депутаты выдвигали Вас и на должность председателя Верховного Совета СССР. Почему тогда Вы сняли свою кандидатуру?

– Не могу забыть один случай. Мы сидели в президиуме. Депутаты, сидящие в зале, выражая свою надежду, молча махали мне руками, мол, не снимайте кандидатуру. Это видели и Горбачев, и другие. Неудобно получается, подумал я. Хотя какой политик откажется от подобной поддержки? Все депутаты видели, как на этот пост Горбачев упорно проталкивал своего друга со студенческих лет Лукьянова. Я вообще не стремился на эту должность. И тут дело не в конкретном человеке. И даже не в той должности, не в той сфере. Дело заключалось в том, в какую сторону стало поворачиваться колесо истории. По правде говоря, все эти должности были непостоянными, преходящими. Уже тогда любому мало-мальски соображающему человеку было ясно, что идея перестройки полностью потерпела фиаско. Каждый видел, что положение в стране не только не улучшается, а наоборот, ухудшалось пуще прежнего. Появились признаки надвигающегося распада государства. И это было самым серьезным, самым опасным фактом. В любую эпоху, не говоря о ликвидации империй, даже раздробление отдельной страны сопровождалось кровавыми событиями. Буквально вчера мы были свидетелями, ужаснулись, когда потопили в крови Югославию. Пустив на самотек процесс распада Союза, мы бы тоже могли пожинать подобные плоды. Плюс ко всему, во многих республиках СССР стали резко обостряться межнациональные отношения. К счастью, благодаря дружеским взаимоотношениям в нашем обществе, успевшим сформироваться еще в советскую пору, нас не постигла такая участь. В этот период я должен был думать прежде всего о судьбе Казахстана, о завтрашнем дне моего народа. Чтобы создать благоприятные условия для развития экономики, чтобы многонациональное население чувствовало себя спокойно, мы сделали все от нас зависящее ради формирования СССР по-новому, ради преобразования его в качестве свободного союза подлинно суверенных стран. В этой политике мы выиграли. Потому что никто как внутри страны, так и вне ее не мог ни в чем обвинять нас. Свою независимость мы провозгласили без споров и тяжб. Правда, первоначально мы тоже долгое время придерживались принципа «сильные республики – сильный союз». Но со временем это стало невозможным. Самое интересное – первые сепаратистские шаги начала сама партия! России, которая семьдесят лет жила без собственной компартии, вдруг понадобилась своя партия. Этот процесс поддержал сам Горбачев.

Цитата:

"Как ни парадоксально, именно этот переломный год открыл Назарбаева как политика всесоюзного масштаба. Его взвешенное отношение к национальным проблемам выгодно отличалось и от позиций коммунистических консерваторов, заунывно тянувших надоевшую песню про "дружбу народов", и от призывов национально озабоченных экстремистов всех мастей (армянских, прибалтийских, украинских). Очень легко было в такой обстановке поддаться соблазну разыграть национальную карту, но природная рассудительность, политический опыт и личная порядочность гарантировали Нурсултана Назарбаева от губительного искушения национализмом. Те малоопытные политики, кто вступил на этот путь, быстро потеряли власть, а иногда и жизнь – Эльчибей в Азербайджане, Гамсахурдиа в Грузии, Кравчук на Украине. Кстати, ни один из этих деятелей, всплывших на волне национализма, не стал значимой фигурой в масштабах Советского Союза. Зато Назарбаев, которого по-настоящему узнали только к началу 1990 года, опередил в популярности большинство политиков, день и ночь мелькавших на экранах телевизоров и в прессе. Когда социологи задавали гражданам Советского Союза вопрос "Кого можно назвать "человеком 1990 года", то ответы распределились следующим образом:

Ельцин — 41%
Горбачев — 22%
Тэтчер — 18%
Буш — 9%
Коль — 6%
Назарбаев — 3%
Саддам Хусейн — 1%

Для человека, только что вышедшего на авансцену политики, это блестящий результат. Ведь "соперники" Назарбаева по этому списку – люди, пробывшие в большой политике годы, а то и десятилетия. А среди отечественных тяжеловесов его опередили только Ельцин и Горбачев".

Сергей ПЛЕХАНОВ,
"Не шелковый путь", М., "Международные
отношения", 2015, стр. 217–218.

– Тогдашний президент Татарстана Минтемир Шаймиев, оказывается, писал: "Если бы премьер-министром стал Назарбаев, мы бы сохранили Союз". Что Вы скажете по этому поводу?

– Одному персонажу Чехова принадлежат слова "Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда". Чему не суждено случиться, то и не случится. Государство, называемое Советский Союз, в первую очередь было создано на идеологической основе. Было огромным. Но ведь огромные размеры динозавров в час испытаний оказались не преимуществом их, а слабостью. Развал Советского Союза нельзя объяснить просто неудачным проведением перестройки, слабостью руководящих методов Горбачева, сепаратизмом славянских республик, влиянием Запада и другими многими причинами. Развал Советского Союза – закономерный итог, порождаемый в целом самой природой империи. Конечно, при благоприятном стечении различных обстоятельств можно было бы и продлить существование Советского Союза в той же государственной форме. Возможно, в это свой вклад внес бы и я. Но у истории свои закономерности развития. Поэтому считаю добрым даром судьбы, что не пришлось работать на должностях, предложенных мне при распаде того государства. С удовлетворением констатирую, что все мои знания и умение в самый трудный, самый сложный исторический период были направлены на государственные интересы Казахстана.

– Нурсултан Абишевич, это наше общее счастье, что ликвидация Советского Союза произошла без большого кровопролития. Все же и тут в финале есть драматические страницы. Давайте, теперь перейдем к известным августовским событиям 1991 года. Итак, конфиденциальный разговор Горбачева, Ельцина и Назарбаева был записан и доставлен на стол председателя КГБ Крючкова. В ходе той беседы Вами был продуман, обговорен вопрос замены руководителей всех потенциальных структур, начиная с премьер-министра, после подписания союзного договора. Почти все они, как Вы сами сказали, через несколько дней вошли в состав Государственного комитета по чрезвычайному положению. Ельцин писал, что разговор на секретной встрече послужил спусковым курком выстрелившего в августе ружья. Согласитесь ли Вы с этим?

– Для любого события что-то служит толчком. Логично, что доведение до руководителя КГБ секретного разговора толкнуло на попытку сорвать все запланированное тогда нами. Но это всего лишь толчок. Вообще-то, осуществление ликвидации такой державы как СССР не могло пройти просто, спокойно. Поэтому мы должны сказать: это событие способствовало ускорению процесса, который в конце концов не мог не состояться, позволило выяснить и что есть что, и кто есть кто.

В целом, правда о путче ГКЧП полностью не раскрыта до сих пор, хотя прошло почти четверть века и написано немало книг.

– По возвращению из Фороса Горбачев на первой пресс-конференции сказал журналистам: "Всего я вам не скажу. Всего я не скажу никогда".

– Как бы там ни было, ясно одно – за этим шагом кроются незаконные действия небольшой группы людей, стремившихся использовать в своих целях возмущение народа, который изрядно устал от нескончаемой словесной трескотни последних пяти-шести лет, вконец разочаровался, у которого иссякло терпение. Для достижения своей цели они пошли и на махинации, и на явную ложь.

Путч ГКЧП спровоцировало намеченное подписание 20 августа союзного договора. Организаторы мятежа прежде всего выступили против обретения республиками нового статуса. Они думали силой сохранить Союз. Но этот путь оказался бы кровавым. Поэтому этот путч в первую очередь уместно расценивать как противостояние борьбе союзных республик за суверенитет.

– Михаил Сергеевич выступил по телевидению, сообщил о дне подписания договора и уехал на отдых. За два дня до подписания договора президент России прибыл в Казахстан. Стало быть, оба не подозревали, что событие может пойти по конфликтному пути?

– Уверен, что о ничего подобном ни Горбачев, ни Ельцин не думали. Иначе бы один не поехал на отдых, другой – в Казахстан. Естественно, у них были волнения по поводу общей ситуации, но что дело примет именно такой опасный оборот, они не предполагали, это точно. Ельцину мы оказали традиционное казахское гостеприимство. Причем это ему понравилось настолько, что пришлось несколько раз переносить время его выезда обратно в Москву. Самолет вылетел с опозданием на три часа. Впоследствии Ельцин писал в своей книге, что он думал, тревожился по поводу переноса времени вылета. А в действительности Борис Николаевич именно в те часы был не в состоянии думать о чем-либо...

– Джонатан Айткен в своей книге пишет, что именно те три часа, возможно, спасли жизнь Борису Ельцину. По его словам, Актюбинской военной базе был дан приказ сбить самолет президента России, вылетевший из Алматы в Москву. Поскольку самолет задерживался, от исполнения данного приказа отказались.

– Это недоказанный факт. Организаторы путча – люди, не способные идти на такой риск. У них не хватило смелости даже арестовать Ельцина в Московском аэропорту, когда тот спускался по трапу, не говоря об уничтожении президентского самолета. Более того, они даже не смогли остановить президентскую машину, когда Ельцин из дачи ехал в Белый дом.

– Тем не менее известно, что первоначально Ельцин пришел в сильное смятение. Почти во всех книгах об августовском путче говорится, что окружение Ельцина посоветовало ему спрятаться в посольстве США. Сначала с этим соглашался и сам Ельцин. Есть книга Руслана Хасбулатова "Полураспад СССР. Как развалили сверхдержаву". В ней автор пишет: "Ельцин шагнул ко мне, говорит: "Руслан Имранович, нам с вами надо срочно перебраться в американское посольство. Штурм начнется очень скоро, нас с вами ликвидируют. Есть договоренность: в мире начнется большой шум, эти из ГКЧП вынуждены будут уйти – мы вернемся через несколько дней. Нам надо сохранить себя для России». Конечно, можно было бы не поверить этим словам человека, впоследствии ставшего противником самого Ельцина, но Ельцин тоже писал в своей книге: "Связались с посольством, американцы сразу согласились нас принять в экстренном случае". Известно, что Ельцина хотели переодеть в другую одежду, гримировать. Но спустя некоторое время он однозначно отказался прятаться в посольстве другой страны. "С точки зрения безопасности этот вариант, конечно, был стопроцентно правильным. А с точки зрения политики – стопроцентно провальным", – объяснял он свой поступок.

– Вообще-то, Ельцин имел особую интуицию. Бывало, в самые трудные моменты Ельцин прислушивался больше к сердцу, чем к разуму, и это в большинстве случаев оказывалось верным.

– В ряде книг говорится, что в те дни ваше влияние на подавление путча было значительным. О путче ГКЧП Вы были информированы до сообщения Ельцина?

– Конечно. Услышав это, сразу вышел во двор и тут же сердце екнуло – машины не было на месте! Что можно было подумать? В одной из книг я писал: "Если бы тогда кто-нибудь подошел ко мне и арестовал, я бы не удивился. Но, оказывается, просто водитель отвел машину в тень и не заметил моего выхода". Да, в те моменты все было возможно. Мне сразу вспомнилось встревоженное лицо Ельцина во время встречи в Москве. Неужели на самом деле нас подслушивали? Как беспредельны человеческие мысли! В тот миг я невольно подумал о положении страны, о судьбе независимости, о себе, своей семье и своих детях.

С первых мгновений Ельцин расценил эти действия как настоящий переворот, сказал, что надо быть готовым ко всему. Мы договорились показать единство, переговорить с руководителями других республик. Через минут двадцать позвонил Крючков, сказал о сделанном заявлении. Страна доведена до крайности, чрезвычайное положение объявлено только ради борьбы с преступной мафией, в Москве цена картофеля выросла до пяти рублей и т. д. "А где Горбачев?" – прервал я его. Горбачев тяжело болен, он в курсе всего, скоро выступит с заявлением, мы опубликуем информацию о его здоровье, сказал Крючков. Спустя час позвонил Шейнин, который тоже сказал, что Горбачев болен, не может продолжать работу, он информирован обо всем, мы действуем с его согласия. Это же повторил в телефонном разговоре и Павлов. В том, что сложилась действительно сложная ситуация, я еще больше убедился, когда оперативно собрал руководителей республиканских органов и вынес ее на обсуждение. Что удивительно, многие из них высказались за поддержку ГКЧП. Меня призывали проявить осторожность, не обвинять провозгласителей чрезвычайного положения.

– Я участвовал в том совещании, в то время работал советником в Президентском Совете. Вы тогда выслушали всех выступивших и закрыли совещание. На следующий день выступили со своим заявлением. Оно было опубликовано в газетах рядом с заявлением Государственного комитета по чрезвычайному положению. В нем Вы сказали о том, что в республике не будет вводиться чрезвычайное положение, что в сложившейся ситуации важно руководствоваться разумом, чувством ответственности перед народом. Особенно запомнились слова о том, что комитет, который без участия республик создали три человека, пренебрегает декларацией о суверенитете. Если учесть своеобразное положение Казахстана, ваше заявление оказало особое влияние на стабилизацию ситуации. Я сказал "своеобразное положение Казахстана", потому что мы знали, что в те дни некоторые областные руководители, а именно первый секретарь Целиноградского обкома А. Браун, к примеру, собрав народ, предупреждал, что "отныне неуместно постоянно твердить о суверенитете, нельзя слишком вольно рассуждать о языке, религии"; "было очевидно, что дело шло к таким изменениям", – пророчествовал он.

– Браун был не один. Так рассуждали и некоторые члены бюро нашего центрального комитета. После того, как путч был подавлен, мы посчитали, что не стоит вспоминать кто что сказал в те дни. Нет смысла никого обвинять в том, что он в такой смутный период не преодолел психологические барьеры. Может, многие люди, вконец разочаровавшиеся в этой бестолковой действительности, и на самом деле желали, чтобы произошло хоть какое-нибудь изменение.

Цитата:

"В этот крайне ответственный для страны час я призываю вас к сохранению спокойствия и выдержки. Сейчас это особенно необходимо, поскольку любое эмоциональное, непродуманное действие со стороны каждого из нас может стать началом тяжелейших социальных потрясений.

Я обращаюсь ко всем гражданам, к представителям всех наций и народностей, населяющих нашу многонациональную республику. В эти дни мы должны в полной мере опереться на накопленный веками опыт дружбы между народами, который всегда был для нас основой единства и взаимопонимания.

Я обращаюсь к трудовым коллективам Казахстана. Сейчас очень важно поддерживать высокую сознательность и организованность. Нельзя допустить хаоса в народном хозяйстве. Особая ответственность лежит на сельских тружениках, в чьих руках судьба урожая, продовольственных ресурсов.

Я обращаюсь к представителям всех политических сил и движений республики. Очень важно отрешиться от сиюминутных разногласий, основываясь на здравом смысле, на чувстве ответственности перед народом, не допустить конфронтации.

Я призываю личный состав частей и подразделений Вооруженных Сил, КГБ и МВД СССР, дислоцированных на территории Казахстана, к верности конституционным нормам, уважению к правам личности и местным органам власти. Хочу особо подчеркнуть, что чрезвычайное положение на территории Казахстана не вводится, вся полнота власти в соответствии с принятой Декларацией о государственном суверенитете и Конституцией Казахской ССР принадлежит советским органам.

Я подтверждаю приверженность политике укрепления суверенитета республики и принципам демократии, единства нашего Союза, выражаю решимость проводить в жизнь начатые реформы. Глубоко уверен в том, что народ Казахстана проявит высокую сознательность, бдительность и сплоченность".

Н. А. НАЗАРБАЕВ,
Из Обращения к народу Казахстана.
19 августа 1991 года.
"Избранные речи", том I, Астана, 2009, стр. 453–454.

Действительно, поражают недальновидность, беспомощность создателей Государственного комитета по чрезвычайному положению. Похоже, они думали, что проблему быстро решат, как когда-то сместили с поста Хрущева, что толпа немедленно последует за ними. Куда там, ведь и общество, и люди успели измениться очень сильно, время было уже не то.

– Авторы, написавшие об августовском путче, особо отмечают ваш разговор с министром обороны Д. Язовым.

– Я имел моральное право резко разговаривать с Язовым. Он был командующим военным округом в Казахстане, много лет жил в Алматы, мы общались семьями. Пользуясь этим, напрямик задал ему вопрос: "Дмитрий Тимофеевич, как же вы впутались в это дело? Что теперь будете делать?». Он как человек военный тоже не стал ничего скрывать: "Ей богу, не знаю. Связался с этими дураками. Ну что бы вы посоветовали?". Я усиливал натиск: "Вы же герой войны, отец, дед. Неужели допустите, чтобы на улицах Москвы стреляли в женщин и детей? Неужели хотите замарать свои руки кровью молодежи, вставшей возле Белого дома на защиту своего президента от нападения?". Язов говорит: "В Москву я танки ввел, но дальше что делать, никакого приказа не было". "Зачем вам приказ. Лучше арестуйте тех, кто организовал этот переворот. Но прежде всего уберите танки из Москвы", – посоветовал я. Не знаю, мои ли слова повлияли или что-нибудь другое, но через минут двадцать позвонил его помощник, что танки, направленные на Белый дом, остановлены. После этого я позвонил Янаеву.

– В книге Махмуда Касымбекова приведены копии Ваших записей, которые Вы вели в те дни и ночи. Там все указано даже до минут.

– Я сказал Янаеву, что созданный ими комитет противоречит конституции, да и принятое постановление не соответствует закону. Он согласился со мной. "Да, есть такие проблемы, но обстановка вынуждает поступать так", – сказал он. Затем добавил, что Горбачев знает обо всем. Я сказал, если надо, полечу в Москву, могу выступить посредником между Чрезвычайным комитетом и Верховным Советом. Он обрадовался. Но меня отговорил Ельцин. "Вы не знаете этих людей, они вас арестуют сразу в аэропорту", – сказал Борис Николаевич. Вообще-то, он был прав. Руководящие работники здесь тоже не поддержали мое намерение вылететь в Москву. Президиум Верховного Совета тоже решил, что президент должен быть в республике.

– В газетах писали, что из Ташкента выехал специальный полк, чтобы арестовать Вас. Я помню разговоры в аппарате, какие продуманы меры Вашей личной безопасности. Некоторые руководители посоветовали Вам выехать в Караганду, под надежную защиту шахтеров. Так ли это было?

– Видимо, они волновались за меня. Да, высказывалось такое предложение. Что интересно, в тот день, оказывается, и Ельцину звонили из Свердловска, чтобы он приехал туда, что свердловчане будут надежно защищать его. Но надобности в этом не было. Казахстан 1991 года уже не был Казахстаном 1986 года, когда можно было быстро ввести войска для подавления молодежных волнений. Мы являлись республикой, успевшей провозгласить свой суверенитет. Организаторам путча было не до ареста руководителя республики, они уже думали о своих проблемах.

Поскольку я немного знал Янаева, первоначально удивился, как он пошел на такой риск. "Непросто, оказывается, узнать человека до конца, значит, он был способен на такое", подумал я. Выходит, я ошибался, оказалось верным мое первое впечатление. Уровень Янаева и его окружения проявился уже на первой же пресс-конференции. Особенно дрожавшие руки Янаева ярко свидетельствовали, что такой человек абсолютно не способен руководить страной.

– Когда Янаева избирали вице-президентом СССР, один из депутатов задал вопрос "Как у вас здоровье?", и тогда мы были шокированы его ответом – "Жена не жалуется"...

– Ну что тут сказать? Все же в разговоре со мной Янаев заверял, что на Белый дом нападения не будет. Я довел это до Ельцина. И это, думаю, особенно вдохновило его. Он же вообще человек мужественный. С того момента, когда "Вести" показали, как Ельцин, взобравшись на танк, зачитал заявление, он превратился в народного героя. На второй день, увидев окруживший Белый дом народ, без того уже растерявшиеся и не знавшие что делать дальше, путчисты в конце концов были вынуждены отказаться от своего намерения, полететь в Форос и упасть к ногам Горбачева.

– О действиях Горбачева в августовские дни есть различные мнения. Тот, кто читал книги Геннадия Янаева "ГКЧП против Горбачева. Последний бой за СССР", Анатолия Лукьянова "Август 91-го. А был ли заговор?", может подумать, что Горбачев до отъезда в Форос давал согласие на это дело. Хватает и таких авторов, которые утверждают, что в Крыму он выжидал, хотел руками КГБ устранить Ельцина, что после поражения путчистов переметнулся в стан демократов. А каково ваше мнение?

– Не хочется добивать потерпевшего поражение. И прогнозистом не хочу прослыть. Особо запомнился момент моего первого разговора с Михаилом Сергеевичем после окончания путча. Это был действительно трепетный, трогающий душу разговор. По несколько дрожащему от волнения голосу Горбачева чувствовалось, какой потрясающий момент он пережил. Михаил Сергеевич выразил сердечную благодарность всему народу Казахстана за проявление верности принципам свободы и демократии, верности законно избранной государственной власти. Именно в то время, оказывается, у него в приемной ожидали аудиенцию Янаев, Крючков, Бакланов и другие. Перед их приемом Горбачев решил переговорить с Ельциным, со мной. Наш разговор занял всего минут десять, но все равно я пережил тоже сильное волнение, после этого даже почувствовал какое-то облегчение. Положив трубку, посмотрел на часы – было девять ночи. По телевизору началась программа "Время". Но ничего о финале путча не было сказано. Хотя после разговора с Горбачевым у меня уже не было сомнения в полном окончании путча. Хотелось побыстрее поделиться с этой радостью с казахстанцами.

Что делать? Вспомнил о телецентре, который виднелся с окна моего кабинета. Незамедлительно поехали туда. Там не поверили, что президент сам прибыл к ним, очень удивились тому, что мои помощники требовали быстро подготовить студию для записи заявления. Стали делать это, только увидев меня. Народу Казахстана я довел, что буквально недавно переговорил с президентом СССР Михаилом Сергеевичем Горбачевым, что он жив-здоров и вновь приступил к своим обязанностям. Я поблагодарил наш многонациональный народ за оказание поддержки руководству республики в дни переворота. Самое интересное, когда уже выходил из студии, работники телевидения с великим смущением, с нескрываемой досадой попросили повторения заявления. Оказывается, они растерялись настолько, что в спешке даже забыли записать мои слова... Пришлось снова вернуться в студию и повторить все сказанное. Но мне показалось, что в этот раз мое выступление получилось даже намного эффектнее.

Августовские события как конец мытарств социализма, как финал смутного времени ускорили политические процессы, происходившие в Советском Союзе. Остановить распад Союза теперь уже стало невозможным. Вскоре забрезжил и рассвет свободы, о которой веками мечтали наши предки. Но это уже тема другого разговора.