Играть на домбре современные хиты и классику научился казахстанский артист

Влюбленный в музыку

Артист казахстанской эстрады Олег Никитин переложил на домбру около двух десятков песен как из мировой классики, так и современных хитов. Он считает, что инструмент, с которым он не расстается 27 лет, имеет безграничный потенциал. На его двух струнах можно сыграть не только песни и кюи, но и самого Бетховена.

34-летний музыкант доказал это на деле. С помощью домбры он дал новое дыхание давно знакомым композициям, только в этом году привел в музыкальные школы около 15 казахстанских детей. Точнее, услышав, что на домбре можно сыграть современные хиты, они пришли сами.

– Как появилась в вашей жизни домбра? Это наиболее часто задаваемый мне вопрос, – говорит Олег. – Интерес к ней проявился с самого раннего детства – я играю на домбре с семи с половиной лет.

Родился домбрист в Алматы, но двух недель от роду его увезли в Актау.

– На западе республики, где почти каждый второй играет на домбре и поет, и зародилась любовь к этому инструменту, – рассказывает он. – Мне было лет семь, когда мы переехали в Актобе, и вскоре я попал на концерт оркестра имени Курмангазы. Столичные музыканты в нашем провинциальном городе бывали нечасто, и наша семья старалась не пропускать их выступления.

Этот оркестр произвел на меня такое огромное впечатление, что я попросил родителей отдать меня в музыкальную школу. У них были совсем другие планы относительно моего будущего: они хотели, чтобы я стал нефтяником. А отец (он у меня боксер) мечтал, чтобы я, как и он, серь­езно занимался спортом. Но я настоял на своем.

В музыкальную школу мы пошли вместе с моим товарищем по дворовым играм. Он – в класс домбры, а я – гитары. По вечерам мы показывали друг другу свои первые штрихи на инструменте. Я ему какие-то аккорды на гитаре, он мне – на домбре. Мы так увлеклись, что месяца через полтора я поступил параллельно в класс домбры, а он – гитары.

Моим первым учителем игры на этом инструменте был Тенел Кульбаев. На русском он говорил плохо, старался мне что-то объяс­нить на нем, а потом то же самое повторял на казахском. Не скажу, что это помогло мне отлично овладеть государственным языком, но если попадаю в казахоязычную среду – допустим, в аул или, к примеру, в Китай (я много бывал в Урумчи, Пекине и Хоргосе), где местные казахи говорят на двух языках – китайском и казахском, то не чувствую себя чужим или беспомощным. Все прекрасно понимаю и достаточно легко общаюсь, на русский перехожу только в случаях, когда речь заходит о каких-то очень серьезных вещах и мысль надо донести точно.

У Тенела Кульбаева я проучился семь лет. За эти годы перепробовал много инструментов: помимо домбры, окончил класс гитары, параллельно освоил такие народные инструменты, как сыбызғы, саз-сырнай, шаңқобыз, немного играю на фортепиано, на баяне и саксофоне.

Мне шел 13-й год, когда к нам в школу с музыкальными вечерами для школьников приехал заслуженный артист республики Хамит Мамбетов, чтец, мастер разговорного жанра. Он был известен нам как диктор презентации новой столицы Астаны, а еще как активист движения «Невада – Семипалатинск».

Тогда как раз вышел оказавший на нас, музыкальных подростков, огромное влияние кюй «Адай» в исполнении Асылбека Енсепова. Мы все его играли. Я, например, чтобы сделать что-то похожее, кажется, не расставался с домброй 24 часа в сутки. Это было трудно: у Асылбека сильнейшая техника, он так быстро играет, что угнаться за ним фактически было невозможно, но мы старались – передавали друг другу кассеты с записью «Адая» и, перематывая бесконечно, отрабатывали каждую нотку. И у меня что-то стало получаться!

Команда Хамита Исаевича давала по три-четыре концерта в каждой школе – для младших, средних и старших классов. Я старался попасть на все. После одного из первых таких концертов подошел к Мамбетову и попросил: «А можно я тоже сыграю «Адай»?» Он посмотрел на меня удивленно. Маленький мальчик, да еще и русский, но подумал секунду и великодушно разрешил: «А попробуй!»

В тот раз, когда должен был играть я, в актовый зал зашел мой класс. До этого мы репетировали «Адай» с кассет, стараясь попасть в такт. Было страшно, что запись сейчас звучать не будет, нужно играть самому, сердце колотилось от страха. И вот Хамит Исаевич объявил меня и парня, который до этого играл кюй.

Мы вышли на сцену. Парень сел на одно колено, взял в руки дом­бру, к которой был подключен микрофон – и зазвучало начало «Адая», а потом он махнул мне рукой – дал знак, приступай. И все – я провалился в музыку! Всевышний, к счастью, кроме музыкального слуха, наградил меня и хорошим чувством ритма. И это помогло мне – сыграл без ошибок, Мамбетов остался доволен. Сказал, что через год возьмет меня с собой на гастроли по линии ЮНЕСКО в честь юбилея поэта Махамбета Утемисова.

Вселив в меня надежду, столичные музыканты уехали. Время шло, и мне уже стало казаться, что Хамит Исаевич пообещал мне, чтобы просто поддержать, не обидеть… Но года через полтора в нашу школу пришли два письма. Одно мне, другое директору с просьбой отпустить меня на гастроли во Францию. Это был 2002 год.

После тех гастролей со мной, учеником 7-го класса, подписали контракт на пять лет. За эти годы мы объездили более шести тысяч школ Казахстана, около полутора тысяч детских домов. Давали в день от трех до 6–7 концертов. Я побывал с концертами не только во всех городах и аулах Казахстана, но и в ближнем, и в дальнем зарубежье.

В те замечательные времена я обрел колоссальный опыт, а также получил, можно сказать, хорошее эстрадное образование прямо «на поле боя». И понял, что из себя представляет настоящая концертная деятельность.

Когда контракт закончился, ушел в свободное плавание. Переехал окончательно в Алматы, где учился заочно в музыкальном училище имени Чайковского на отделении казахских народных инструментов. На последнем курсе по вечерам играл – давал какие-то концерты, участвовал в республиканских и международных фестивалях, взял в Москве Гран-при на конкурсе «Бегущая по волнам», но самым главным конкурсом стал для меня четвертый сезон реалити-шоу SuperStar.kz.

Помню, я приехал тогда в Уральск в гости к сестре, об участии в конкурсе и не думал, но друзья сказали, что здесь проходит SuperStar.kz, и посоветовали поучаствовать в нем. Первый сезон того конкурса был очень ярким, он гремел, второй тоже был хорошим, третий более или менее, а когда начался четвертый, все уже понимали, что это, наверное, последний сезон. Рейтинги падали, следующего SuperStar.kz могло и не быть, и я решил попробовать.

В конкурсе участвовало около 14 тысяч человек, я попал сначала в лучшую сотню, потом – в десятку, в итоге занял девятое место. Вот так я в 2007 году стал финалистом мегапроекта SuperStar.kz.

В это же время я встретил свою будущую супругу, в 18 лет был уже женат, а в 20 стал отцом. Сейчас у меня три дочери, старшей скоро будет 14, средней – 8 и младшей 5.

В 22 года официально стал артистом казахстанской эстрады, сформировал с друзьями группу New-Retro, чтобы исполнять старинные народные песни в современной обработке. В общем, ни один праздник или народные гуляния не обходились без меня.

Но самое главное – познакомился в те годы c интереснейшими людьми, у которых было чему учиться. Один из них – Ескендир Хасангалиев. Он позволил мне исполнять одну из лучших своих песен – «Жасай бер, қазақ!». И если крупнейшие в республике концерты и спортивные состязания, на которые меня приглашали, я открывал кюем «Адай», то закрывал этой песней, звучавшей как второй гимн Казахстана.

Посчастливилось общаться и с Батырханом Шукеновым, чьим поклонником был всегда. Об этом удивительном человеке и певце у меня остались очень светлые воспоминания. Благородная и щедрая душа, он не возражал, когда кто-то исполнял его песни. Некоторые из них вошли и в мой исполнительский багаж. Особенно я люблю легендарную «Отан ана».

…Сегодня Олегу Никитину 34. В этом году будет ровно 20 лет, как он на большой сцене. Снял к юбилею клип, параллельно записал с десяток песен на казахском и на русском языках.

– Теперь бы вот денег найти на их выпуск, – говорит музыкант. – В моей жизни все, с одной стороны, происходит быстро, а с другой – медленно. Я, конечно, не жалею, что детьми обзавелся рано, они – моя радость, но то, что иной музыкант делает за год-два, у меня растянулось на десятилетие. Ну и, конечно, удручает то, что никогда не было рядом человека, который бы меня продвигал, находил спонсоров и так далее. Самостоятельно, без продюсера, артисту пробиваться тяжело. Я как-то не научился просить кого-то о чем-то. Это, видимо, издержки того, что я очень рано вышел на большую сцену и стал самостоятельным.

Но в целом на жизнь я не жалуюсь. Параллельно с тем, что сам пою и играю, есть проект, где мы дуэтом с замечательным певцом Алдияром Ергали исполняем песни из репертуара Димаша Кудайбергенова и шедевры италь­янской классики. Плюс – я солист государственного оркестра ДВД Алматы. Горжусь, что получил медаль «Шапағат» в прошлом году с признанием статуса артиста казахстанской эстрады.

И главная моя гордость – живая команда из шести человек – Rolex BAND. Мы, его участники, исполняем все: от советских песен (из репертуара Муслима Магомаева, например) до современных. Интересный получился проект: там есть гитара, клавишные инструменты и, конечно, домбра. Казалось бы, всего две струны, но звучание домбры безгранично, на ней можно сыграть все – от современных хитов до Баха и Бетховена. Потенциал этого инструмента до сегодняшнего дня не раскрыт до конца. Я с ней не расстаюсь без малого 27 лет, но она меня удивляет с каждым годом все больше и больше.

Ведь почему я занялся каверами? Потому что мне нравится с помощью домбры раскрывать с неожиданной стороны то, что все давно уже знают. Такие каверы буквально взрывают Интернет. Многие люди пишут и звонят, чтобы выразить свою благодарность и признательность. Родители говорят, что приняли решение отдать своих детей на домбру после того, как услышали хорошо знакомые песни, переложенные на домбру.

А детей и тянуть не надо. Им самим интересно узнавать, что, оказывается, на домбре можно играть не только традиционную музыку, но и мелодии, под которые они танцуют и снимают свои тик-токи. До того, как услышали эти каверы, они и не думали играть на домбре, и вдруг раз – открылась желание. И то, что я открыл для кого-то возможнос­ти этого инструмента – самая большая награда для меня, как для профессионального музыканта. Считаю это своим вкладом в популяризацию музыки, искусства – своей родины.