Холодная война

Порой от новостей волосы становятся дыбом. С одной стороны, как не читать или не смотреть, ведь хочется быть в курсе. С другой – закрываешь вкладку новостного сайта или газету в совершеннейшем раздрае: фраза «как страшно жить» по-прежнему актуальна.

И если новости политики, экономики и даже медицины тебя иной раз просто приводят к невеселым выводам, то полицейские сводки заставляют всерьез задуматься и опечалиться. Особенно если сообщения касаются детей.

А касаются они их, к сожалению, нередко: дети гибнут на горнолыжных трассах, страдают в ДТП, проваливаются под лед, подвергаются насилию. Последние – особенно тяжело воспринимаемые вести.

…Фотографии плачущей девчушки разлетелись по отечественным социальным сетям в конце декабря. Ребенок 8 лет в нижнем белье сидел на крыльце дома, сжавшись от холода в комочек. Кто додумался поступить с девочкой таким изуверским способом и за что?

Как оказалась, замерзать девочку выгнала родная мать, посчитавшая подобное наказание вполне уместным за баловство: дочка без спросу взяла поиграть соседские прищепки. Еще одного своего ребенка, 6-летнего сына, женщина отлупила, уличив его в непослушании.

Подобные методы воспитания поразили даже сотрудников органов опеки и ювенальной полиции. За прищепки выгнать на мороз? Ночью? Босую и раздетую? Что уж говорить о пользователях Сети, которых поступок горе-матери тем более не оставил равнодушными.

Семью пока взяли на профилактический учет в ювенальной полиции столичного департамента полиции и ищут ей работу. Женщина призналась: раскаивается, больше так не будет, это жизнь тяжелая довела. В соцсетях тоже пришли к выводу: дети мать любят в любом случае, разлучать их нельзя.

Еще более чудовищный случай произошел в соседней стране. В многодетной семье родители в прямом смысле гнобили старшую дочь: обзывали, ругали за малейшую провинность, часто били. Девчонка-старшеклассница, на которой висели и домашнее хозяйство, и уход за младшими детьми, терпела, делая вид, что все в порядке, и только близкая подруга знала, что недавно, например, девочку избил отец – лицо рассекла пряжка от ремня. Единственную отраду – занятия в волейбольной секции – отец тоже запретил, как и выходить из дома после 6 вечера.

Ребенок не выдержал – наложил на себя руки. Тихо, в сарае, никого не обвиняя и не оставив записки. К сожалению, родители до сих пор не осознали своей вины: они искренне считают, что желали дочери добра и всего лишь воспитывали ее…

Обе истории ужасны вне зависимости от своей развязки. И там, и там – агрессия и насилие не только над детскими телами, но и душами, а это гораздо страшнее. Представьте, что ребенок годами живет в страхе, боясь попасть под горячую руку, невольно вызвав гнев отца или матери. Зачастую в таких семьях и поводов для наказаний не надо, детей винят в надуманном: не так ответил, не так сел, не доел, получил плохую оценку, не досмотрел за младшими…

Кто-то терпит, постепенно начиная верить, что он и правда, так плох и заслуживает всего этого, а кто-то завершает свою жизнь вот так – тихо в сарае. Как же не проглядеть тот момент, когда тонкие струны души могут лопнуть?

– Сделать четкий прогноз, насколько хватит у ребенка терпения выносить давление со стороны родителей, невозможно, – комментирует Анна Поздеева, психолог-консультант по семейному воспитанию, расстановщик. – Просто потому, что нет никакой шкалы или весов этого терпения. Но есть определенная зависимость в первую очередь от характера издевательств: регулярные ли это физические истязания, или пассивная агрессия, каждодневное давление, унижения. Вместе с тем очень многое зависит и от характера самих отношений «жертва – мучитель», которые существуют в форме некоего энергетического магнитного поля, и в каждом случае могут складываться по-разному. Говоря простым языком, даже самый смелый мальчик, волевой по характеру, в 99% случаев готовый дать отпор противникам или защитить слабого, в том самом «поле» будет совершенно беззащитен и пассивен. Эта переменная зачастую и определяет, сколько этим «отношениям» длиться, сколько жертва способна терпеть.

Чтобы они не длились, есть несколько вариантов выхода: прервать эти отношения (в случае с детьми и подростками это, безусловно, сложнее сделать), второй вариант – уничтожить вторую сторону, третий вариант – разрушить себя (суицид для многих – тот самый выход).

На войне как на войне

Анна Борисовна уточняет: существует такое важное понятие, как виктимность – способность быть жертвой. Есть даже целое направление – виктимология, междисциплинарная область исследований, занимающаяся жертвами преступлений и их поведением. Именно это направление и дало понять, что к своим мучителям жертвы относятся совершенно по-разному: это смесь чувств, крайне эмоционально заряженная.

– Характер травм может быть различным: психические, моральные, сексуальные, физические увечья. В процессе травматизации та часть, которая подвергается большим нападкам, становится изолированной, в буквальном смысле психику парализует, – объясняет психолог. – Но организму требуется компенсация, и источником служит уже сам обидчик. Таким образом, жертва и тиран оказываются тес­но связанными садомазохистическими взаимоотношениями, в которых есть и ненависть, и любовь – тот самый стокгольмский синдром. То есть жертва склонна желать смерти своему мучителю, но в то же время испытывает сочувствие и сопереживание, находит какие-то точки соприкосновения с ним, вплоть до мучительной любви. И вся эта гамма чувств отвлекает от рациональной оценки реальности и создает искаженный образ мучителя и ситуации в сознании, психике ребенка. Что-то вроде «папа бьет, потому что любит, а было бы ему все равно, он бы и внимания на меня не обращал».

Что важно, жертва и тиран зачастую меняются местами: родитель бьет, но в то же время и сам ребенок саботирует его на причинение боли, делает назло, и родитель приходит к выводу – мало я ему дал, надо еще. Такая жестокая игра, даже холодная война: чем больше одна сторона нарастила «вооружение», тем жестче отвечает противоположная сторона.

Дети, пережившие подобную «войну», остаются глубоко травмированными на всю жизнь, через эту призму они строят уже свои семейные отношения. И даже если ребенок, прячась от избивающего его взрослого, дает себе клятву, что никогда и ни за что не поднимет руку на свое собственное дитя, совершенно не факт, что этого не произойдет: изувеченная психика рано или поздно позволит обидеть слабого.

Равнодушие – тоже насилие

Как же помочь ребенку преодолеть произошедшее, забыться? Испытанный стресс – это в большей степени зона ответственности клинических психологов и психотерапевтов, которые имеют право выписывать лекарства, корректирующие те или иные эмоциональные проявления или внутренние переживания.

К психологам же, в частности к Анне Поздеевой, чаще обращаются уже взрослые, которые выросли, но травма так и сидит глубоко внутри.

– Люди, пережившие подобное, почти всегда неплохо социализированы, но у них по-прежнему остаются проблемы с коммуникацией и выстраиванием личностных отношений. Причина одна: у них еще в детстве было искажено понятие доверия – к миру, людям, – говорит Анна Борисовна. – Если была половая центрация буллинга, то есть, допустим, папа издевался над дочкой, то это выразится в формировании недоверия конкретно к мужчинам. Практически все мои клиенты пережили в детстве насилие со стороны родителей в той или иной форме.

Вообще, по мнению Анны Поздеевой, понятие бытового насилия необходимо, с одной стороны, конкретизировать, с другой – расширить.

Как пример: отец, ушедший из семьи и живущий своей жизнью, игнорирующий ребенка, – это тоже насилие, такое отношение также очень сильно травмирует. У нас таких семей, в которых один из родителей не принимает участия в жизни детей, – большое количество, стало быть, лишенных внимания и «битых» равнодушием – много.

Сор остается в избе

А что же делать, если, допус­тим, соседского ребенка регулярно избивают родственники?

Вопрос, безусловно, непростой. С точки зрения активной граж­данской позиции, правильнее всего будет обратиться в полицию. Но, по мнению Анны Поздеевой, обращение в органы – начальная и итоговая точка, далее алгоритмы в нашем обществе не выстроены.

– Социальных институтов и алгоритмов нет, надо в этом честно признаться, – уверена Анна Борисовна. – Приехала полиция, скандал прекратился, в каком-то случае ребенка изъяли и поместили в центр, а дальше что? Механизмов для борьбы с таким явлением практически нет. К сожалению, все институты и инициативы развиваются очень медленно, нет ни психологичес­кой поддержки для родителей, ни качественной реабилитации для детей.

Случай с выгнанной на мороз девочкой – тому подтверждение. С матерью, замученной безденежь­ем и банальной бытовой неустроенностью, ограничились беседой и предупреж­дением. Что касается девушки, показавшей неприглядную ситуацию в семье всей стране, то у нее, что обоснованно, теперь «контры» с соседями: почему полезла не в свое дело?

– К слову, может оказаться и так, что, защитив ребенка каким-либо из способов, вы можете стать врагом не только для его мучителей, но и для него самого, – говорит психолог. – Маме или папе плохо, а кто виноват? Да тот, кто и вызвал полицию.

Выходит, если уж не искоренить, то хотя бы сократить количество случаев семейно-бытового насилия в отношении детей невозможно? Ведь и законы принимаются, и показательные судебные процессы проходят, и в соцсетях очень активно борются за права детей, а толку – чуть? А, может, начать с себя?

– К низменным выражениям – битью, унижению детского достоинства – приводит собственная низменность и бездуховность. Нет желания рос­­та, собственного морального воспитания, как результат – низменные потребности, то же доминирование и выпячивание своей силы, – считает семейный психолог. – А дети перенимают эти роли, отсюда и привычные для многих поколений методы «воспитания». Значит, дело за людьми, за их желанием и пониманием, что осознанное родительствование – это не просто термин, а обязанности и серьезный труд. Родителями быть не учат, и они действуют так, как поступали с ними. В итоге многие относятся к детям очень по-простому, так скажем, а потому и масштаб проблемы глобален. Если не в активной форме, то в пассивно-агрессивной – с лихвой.