Детей из школы обычно забираю я. Оба учатся во вторую смену, школа недалеко от дома – минут 10 неспешным ходом. Добрести туда не так-то просто: дорога лежит через обледенелые дворы и проулки. Возле самой школы ситуация та же: подъездная дорога аж блестит своим ледяным панцирем.

Пару недель назад я, как всегда, брела к воротам школы, балансируя. Уже на подходе заметила сутолоку на тротуаре: дети что ли дерутся? Проходящие мимо взрослые обходили группку, оглядываясь. Подкатилась ближе и поняла, что ребята пытались поднять с обледенелого тротуара своего одноклассника. Мальчишка держался за голову, с трудом стоя на ногах.

– Что случилось? – спрашиваю парнишку, поднимающего лежащий на тротуаре рюкзак.

– Он упал, и головой прямо об вот этот край, – школьник пнул ледяной кант. Тротуар, очевидно, чистили от наледи, скололи посередине, а выс­тупы по обеим сторонам остались.

– Пойдем, я тебя в школьный медпункт отведу, – наклоняюсь к мальчику, которому по-прежнему очень плохо. Он машет рукой – «не нужно».

– Мы его домой отведем, он вот в этом доме живет, у него мама дома, – говорит кто-то из мальчишек. От моего предложения отвезти в детскую больницу (она в пяти минутах езды) или вызвать скорую ребята тоже отказываются.

Не могу же я силой увезти чужого ребенка! Наказав одноклассникам, чтобы позвонили маме мальчика еще по пути домой, проводила процессию взглядом до поворота: пострадавшего вели под руки, периодически останавливаясь – ребенка тошнило. Явно сотрясение. Эх, от волнения даже не спросила, как зовут парнишку.

Встретила сына и решила сразу же переговорить с завучем. Но нет: рабочий день у администрации школы до пяти. Нашла дежурного, показала фото, обрисовала ситуацию. «Примем меры», – кивнул парень. Попросила почистить и сам школьный двор: снег утоптался до глянца, школяры семенят, растопырив руки.

Как у нас везде и всюду «принимаются меры», думаю, известно не мне одной. Тем же вечером села писать обращение на адрес директора, для надежности. Написать-то я написала, а вот отправить его удалось попытки, наверное, с седьмой: абракадабра из латиницы – «введите код, изображенный на картинке» – никак не хотела давать мне допуск. Зачем делать такие нечитаемые символы?! Ладно я, обновив несколько раз, все же разглядела каракули, а если с таким набором иероглифов столкнется человек в летах? Да ни в жизни не достучится до приемной!

Надеяться, что что-то изменится за выходные, было наивно. И правда, в понедельник отполированная сотнями ног тропинка от дверей школы так и продолжала блестеть. Блестела она и во вторник, полируясь еще больше падающими на нее детьми. Ни в школьном дворе, ни вокруг школы вообще ничего не изменилось.

Звоню в школу, мне отвечают, что «да-да, мы Ваше обращение получили, сегодня предоставим письменный ответ на электронную почту». Не надо, говорю, мне ответа, вы лучше делом займитесь: сколите лед, сгребите снег, да хотя бы песком присыпьте! «Конечно, – отвечают, – все будет, вот как раз сегодня после обеда директор проведет собрание на эту тему. А про пострадавшего мальчика выяснить будет непросто, вроде никто не жаловался, но мы постараемся и обязательно Вам сообщим…»

Стоит ли говорить, что спустя как минимум неделю со школой не произошло никаких перемен: и снег был на месте, и лед, и падающие в школьном дворе дети. И про мальчика мне никто ничего не рассказал. Удивительное, однако, руководство – чего ждут? Жалобы в управление? Несчастного случая с более серьезными травмами? Или, что вероятнее всего, что снег сам растает, лишив их необходимости переживать душой за свое дело.