Солнечные часы Алима Сабитова

Киновед, доктор искусствоведения, телеведущая Гульнара Абикеева выпустила двухтомное издание, посвященное дизайнеру, художнику-постановщику кино Алиму Сабитову.

Факультет нужных вещей

Последние 20 лет жизни Алима Сабитова они были вместе. Его уход стал для Гульнары настоящей трагедией. Работа над книгой стала для нее тем самым способом спасения, когда сам себя вытаскиваешь за волосы, только не из болота, а из горя.

Недавно в Алматы, в музее им. А. Кастеева прошла презентация этой выстраданной для нее книги. В ней собраны воспоминания тех, кто любил и уважал Алима Сабитова, учился у него и работал вместе с ним.

– Целый год я получала письма от его друзей и коллег, – рассказывает Гульнара. – Так совпало, что когда книга собиралась, шли долгие месяцы пандемии, но каж­дое утро я бежала к компьютеру – не прислал ли кто-нибудь еще свои воспоминания. Работа шла долго и сложно. С одной стороны – из-за невозможности видеться вживую. С другой – материала было очень много, его надо было правильно организовать.

Друзья у Алима были такие же яркие, как и он сам.

– Алим называл меня самым лучшим боссом, – рассказывает режиссер Бахыт Килибаев. – Но я, наверное, был его единственный босс. У него же не было начальников, он был абсолютно независимым, сам по себе. Мы с ним познакомились, когда он работал на «Влюбленной рыбке» у Абая Карпыкова. Я в то время занимал должность руководителя творческого объединения «Алем» на «Казахфильме». В тот момент слетела какая-то единица, и тогда мы решили снимать параллельно сразу два фильма. Саша Баранов – «Женщину дня», а я – фильм «Клещ». Дальше стал заниматься прокатом этого фильма. Так я оказался в Москве. Там решил снимать «Гонгофера», где и познакомился с Сергеем Мавроди, он стал нашим первым инвестором. Алим присоединился к работе над картиной в рамках «МММ-студии». Когда мы закончили фильм, он уехал в Алматы.

Вернувшись в родной город, Алим Сабитов стал одним из основоположников кафедры дизайна в альма-матер – Казахской государственной архитектурно-строительной академии (КазГАСА). Вместе с сокурсниками Юрием Бахмутовым и Ляйлей Тургамбаевой он открывал там все новые и новые специальности – от дизайна архитектурной среды и рекламы до теле-, видео- и моушн-дизайна.

На его кафедре царила демократия: он просил студентов называть себя просто по имени, но многие так и не решились – слишком большим авторитетом для них он был.

– Первое, что приходит на ум, когда речь заходит об Алиме Равильевиче, – феноменальная память и чувство юмора, – говорит моушн-дизайнер Азат Касымов. – Не знаю, был ли я первым в этом деле, но мне льстило, что он меня, студента, называл «братаном» и всегда был рад поговорить со мной по душам. Он был для меня не просто преподавателем, а ролевой моделью! Феноменальный человек, он мог понять, о каком фильме идет речь, по трем-четырем словам.

Все эти годы он работал над созданием учебных пособий для факультета, альбомов и книг.

– Делал Алим это в соавторстве. Не потому, что не мог справиться сам – одному ему было скучно, и он приглашал друзей к пиршеству ума и фантазии полета, – говорит Гульнара Абикеева.

Кстати, о «Влюбленной рыбке» Абая Карпыкова, знаковой картине – она наряду с «Иглой» Рашида Нугманова и «Конечной остановкой» Серика Апрымова обозначила вхождение казахского кино в новую среду и новое время.

Молодой житель пригорода Жакен, продав корову, решает уехать в город. Проведя несколько дней в Алма-Ате и пережив массу приключений, он с чувством выполненного долга возвращается домой. Те, кто смотрел эту картину, помнят, что в ней Алма-Ата, благодаря работе художника-постановщика Алима Сабитова, показана совсем не советской. Она, скорее, больше похожа на Париж или другой европейский город. Много света, особенно в ночном городе, радостных лиц, совсем нет советской символики, а главное – Алма-Ата представлена как мультиэтничный полис. Чернокожий музыкант Ассан, европейская девушка Наташа, казах Жакен – все они живут в этом городе.

И немного о любви

– Я верю в судьбу, – говорит Гульнара Абикеева. – И верю в то, что Алим был тем человеком, которого я должна была встретить. Более того, судьба нас сближала, но мы не сразу поняли это. Так, в 1997 году мы четыре месяца отработали вместе на телевизионном проекте «Кино с тремя Н – Новое, Неизвестное, Независимое кино Казахстана», состоявшем из 14 передач с обсуждением фильмов. Я была на той программе ведущей, Алим – художником-постановщиком, но тогда мы просто сдружились. А по-настоящему стали близки только в 1999 году, когда Алиму было уже 43, мне 37.

И его мама, и моя приняли наш союз без всяких сомнений. А вот дети, мои дочери, – по-разному. Но к тому времени они уже были взрослыми, одна за другой уехали учиться за границу. Очень скоро на первый план у них вышла своя собственная жизнь, и наши с Алимом взаимоотношения волновали их все меньше и меньше.

Тогда мне казалось, что мы были очень взрослыми людьми, сейчас думаю, что мы встретились как раз в расцвете сил. Оба уже чего-то достигли в профессии, поэтому, как мне кажется иногда, встретились для того, чтобы уже наслаждаться жизнью, познать ее вкус. Мне даже дети говорили, что с момента знакомства с Алимом я стала как-то мягче и нежнее.

В те годы мы с Алимом где-то раз в месяц виделись на заседаниях соросовского Центра современного искусства. Это были встречи членов правления, где обсуждались проекты выставок, книг и многого другого. Алим подкупил меня, как, наверное, и любую другую женщину на моем месте, «красотой ума». После, когда мы были уже вмес­те, я всегда восхищалась тем, как он мыслит, какие аналогии приводит, о чем думает. Буквально на пальцах одной руки могу перечислить так же интересно думающих людей, каким был Алим. Энциклопедически образованный и стратегически мыслящий человек, он всегда стремился к знаниям. Что его привлекло во мне – я не знаю. Может быть, оптимизм в отношении к жизни, некая легкость и, наверное, тоже тяга к интеллектуальной деятельности. Нам было интересно разговаривать друг с другом. Поэтому наш брак строился в первую очередь на дружбе, на интересе в общении.

Но вначале, конечно же, была молодая страстная влюбленность. Лет пять, не меньше, мы все отмечали и отмечали наш медовый месяц. И все же дружба и взаимная поддержка были основой наших отношений.

Алим был мне больше, чем мужем – он был всем. Прежде всего – тем человеком, который поддерживал, внимательно выслушивая изо дня в день. Наверное, так происходит в каждой семье. Можно сказать, Алим был для меня и психологом, и, когда надо, редактором моих статей и книг. Он помогал мне, в самом прямом смысле физически подставляя плечо и одновременно давая веру в себя. Приведу один пример. В 2009 году у меня был заключен договор на книгу об иранском режиссере Мохсене Махмальбафе с московским издательством «Новое литературное обозрение». Прошел год, второй, третий, а книга так и не писалась. Я собрала огромный материал о режиссере, диски с его фильмами, книги о нем на английском языке, но собственный текст так и не появлялся. Мы все время говорили о том, что надо сесть за книгу, но мой аргумент был в том, что я хожу на работу, чтобы зарабатывать деньги и что у меня нет времени на написание данной книги. Тогда Алим сказал: «Хорошо. Не ходи на работу, сиди дома и пиши. Я буду зарабатывать. Только каждый день ты мне будешь показывать две написанные страницы». И действительно, я год просидела дома и написала книгу «Кинодом Махмальбаф», которой очень горжусь.

Кстати говоря, эта была первая книга об иранском кино, изданная в России. Вышла она в серии «Кинотексты».

Думаю, что и докторскую диссертацию я бы не защитила без Алима. Он помогал мне доводить все мои дела до конца. Три года, которые я живу без него, наполнены смыслом в основном благодаря тем проектам, которые мы начинали вместе. Не знаю, удастся ли мне удерживать этот смысл бытия и дальше.

Ушел он от рака крови в агрессивной форме. Сорок дней с момента постановки диагноза до смерти. До этого – абсолютно здоровый человек. Конечно, знал. Об этом невозможно не знать, когда получаешь одну химию за другой. В такие моменты, казалось бы, я должна была утешать его, а получилось наоборот: я рыдала, а он, успокаивая, шутил, улыбался и придумывал мне какое-нибудь дело.

И все же мы были баловнями судьбы. За месяц до постановки диагноза мы вернулись из замечательной поездки в Японию. Это была четырехмесячная стажировка в Университете Хоккайдо. Все это время мы путешествовали по стране и работали над своими книгами. Это был такой поцелуй судьбы, ее дар на прощание.

…Излюбленными темами архитектора и дизайнера Алима Сабитова были пространство и время. В «Солнечных часах», которые в память о нем установил в «Парке скульптур» Государственного музея искусств им. А. Кастеева его друг – молодой скульптор Алибек Мергенов, задействованы обе. На скульптуре в виде солнечных часов написано на латыни Vita brevis ars longa – Жизнь коротка, искусство вечно.