Абай и его переводчики

А получилось все так. Однаж­ды, отдыхая после монтажа фильма, мы с другом заговорили о «Словах назидания». Я показал ему оригинал текста и стал сравнивать с имеющимися переводами. Вроде бы и знал об этом давно, но тут, вникнув, сам удивился, насколько некоррект­но порой переведен текст. Пока объяснял другу, как следовало бы сделать правильно, перевел половину первого Слова.

Подумал, что это может быть знак, и начал переводить дальше без всякого заказа. Последнее слово за читателем. Но, мне кажется, если бы Абай писал на русском, он написал бы именно так. Или максимально приб­лиженно.

– А чем Ваш перевод будет отличаться от других?

– В прежних переводах некоторые предложения по-казахски переводчики просто пропускали, потому что не смог­ли перевести или не захотели утруждать себя долгими раздумьями над философскими мессенджами, которые Абай оставил потомкам.

К примеру, в казахском языке есть выражение «ақыл табу». Один переводчик вообще пропустил это предложение, а другой перевел как «достигнуть сознания». Но это все равно как русскую идиому «бить баклуши» перевести так, будто кто-то кого-то бьет. В казахском языке идиома «ақыл табу» означает «найти выход».

– К переводу Абая надо подходить с учетом всех нюансов его многогранной и масштабной личности...

– Безусловно. Стихи вообще сложно переводить. Что касает­ся «Слов», то первый перевод к 100-летию поэта сделан Виктором Шкловским. Вот как звучит начало второго Слова в его переводе: «В детстве мне часто приходилось слышать, как наши казахи, встречаясь с узбеками, называли их «сартами» и подсмеивались над ними: «Ах вы, такие-сякие, широкополые, тарабаристые».

Абай пишет между тем: «Енеңді ұрайын, кең қолтық сарт». Опустим из соображений цензуры первую часть (казахи поймут почему), но обратим внимание на словосочетание «кең қолтық». Дословно оно переводится как «широкие подмышки», однако все перевели его как «широкополый» (хотя где полы, а где подмышки?).

В словаре фразеологизмов казахского языка «кең қолтық» переводится как «простодушный» и «бесхитростный» (простофиля, простачок). Если уж речь идет о литературном переводе, то, на мой взгляд, следовало бы перевести как «хитромудрые сарты». Если вчитаться в контекст, то бесхитростность и простодушие сартов мнимые, потому что далее Абай пишет: «в глаза лебезят, отвернутся – проклинают». Я сейчас, конечно, утрирую, но, полагаю, суть ясна.

Сатимжан Санбаев сделал перевод «Слов» в 1970 году. Этого талантливого писателя и драматурга можно оправдать тем, что он, кажется, очень торопился. Переводчик некоторые предложения просто опускал, то есть не переводил их, или же объединял два предложения в одно и наоборот. Потом «Слова назидания» переводил Роллан Сейсенбаев. У него тоже много спорных моментов, тонкие нюансы и детали он не раскрыл.

К примеру, Абай говорит «қалпыңды сақта». Чтобы понять контекст, надо знать, что қалп – это не просто состояние души. Абай был суфием (суфизм – мистическое течение в исламе, проповедующее аскетизм и повышенную духовность. – Ред.), и чтобы понять эту строку, надо владеть суфийским вокабуляром (словарным запасом). Қалп в суфизме – это духовное сердце. В оригинале звучит, а в переводе на русский – не очень.

А чтобы зазвучало, но при этом был сохранен дух оригинального текста Абая, надо знать материал, и самое главное – найти адекватное слово, максимально точно передаю­щее смысл написанного. Я лично до этого пока не дошел, хотя бьюсь уже который месяц.

Есть еще переводы культурологов Ауэзхана Кодара и Жаната Баймухаметова. Первый мне показался чуточку излишне поэтизированным. Впрочем, я еще не вчитывался как следует. Вариант Жаната не видел. Он, как я узнал из Сети, есть только у его матери.

Словом, основных переводов – раз-два и обчелся. И ни один из них пока не является таким точным, каким его хотелось бы видеть. Понимаю, что это сверх­задача и при таком уровне сложности возможны ошибки, упущения и недочеты.

Мне, окончившему казахскую школу, тоже не сразу ясно, что некоторые понятия в контексте Абая несут совсем другой смысл, иногда стертый временем, устаревший. Здесь важны нюансы каждого слова и фразы. Иначе какой смысл переводить? Желание передать Абая с ювелирной точностью заставляет меня иной раз сидеть целыми днями над одним коротеньким предложением, а потом разбивать стакан об стену, ругая и Абая, и себя.

Скажем, в одном из «Слов» есть выражение «құлшылық ету». Его можно понять и как молиться, и как служить Богу, и как читать молитву, и находиться на пути к вере. Провисев пять часов на телефоне, я сделал кучу звонков друзьям, провел несколько WhatsApp-конференций и довел всех, кого мог, почти до истерики. Я часто практикую такие совещания, у меня есть три друга, каждый из которых знает казахский глубже меня. Вот у них я и перепроверяю свои переводы. Очень долго решаю, как именно перевести, перебираю варианты.

– Как Вы думаете, переводчик должен владеть языком оригинала?

– Обязан! Я как-то перевел по заказу два стихотворения Роберта Фроста. Заказчик остался доволен, но если бы я знал язык, то перевод был бы гораз­до лучше.

– Но вот переводчик «Пути Абая» Анатолий Ким считает, что хорошего писателя должен переводить хороший писатель, которому вовсе не обязательно владеть языком оригинала.

– С большим почтением отношусь к писательскому мастерст­ву Анатолия Андрее­вича. Спасибо ему за попытку перевести «энциклопедию казахской души». Любому другому переводчику – не казаху на его месте было бы сложно. В этом романе много нюансов, понятных только казаху, причем такому – исконному, плавающему в этих тонкостях как рыба в воде. Тут и межродовые взаимоотношения, и препарирование семейной жизни, и описание степных законов, и бытовые нюансы.

К примеру, в переводе Анатолия Кима мальчик Абай скачет домой на саврасом коне. Но савраска – это практичес­ки крестьянская лошадь. Садиться на нее сыну волостного управителя Кунанбая – это все равно, что сын акима будет мчаться на ржавом мопеде вмес­то «мерседеса».

– А Вы взялись бы за перевод этого романа?

– Хотел бы, конечно, на фоне того, что происходит с институтом перевода, внести свою лепту. Но пока это лишь желание. Боюсь, что без серьезной подготовки это будет невозможно. «Слова назидания» больше полугода не могу одолеть, а тут такой объем…

Впрочем, стилистика «Слов» поэтичная, сжатая, много размышлений и религиозных тонкостей, а проза все же более описательна. Я ради интереса начал сейчас переводить «Сиротскую долю» Мухтара Ауэзова и скажу честно, таких сложностей, как со «Словами», не испытываю.

– Это происходит от того, что у нас никогда не было профессиональной школы переводчиков?

– Почему не было? А Мукагали Макатаев? После него «Божественную комедию» Данте никто уже и не пытался перевести на казахский. И не только он, была целая плеяда, переводившая многое из мировой литературы. Но сейчас хорошие переводчики в самом деле куда-то исчезли. Они отсутствуют и в книжных магазинах, и в Интернете.

Вообще любые переводы – это, на мой взгляд, вопрос такой, которым люди сами должны заниматься, привлекая спонсоров и меценатов. В принципе, я против того, чтобы на государственные деньги переводили на языки мира даже самого Абая. Хороших писателей издатели из других стран находят и переводят сами.

Например, на перевод моих стихов в Цюрихском универ­ситете ни одной копейки го­сударст­венных средств не потрачено, но тамошние студенты-слависты в данный момент пытаются их перевести. Значит, я интересен им, хотя узнал об этом совершенно случайно – из рецензии на мою книгу.

– Вернемся к Абаю. Как Вы оцениваете его переводы на тему Гете? Например, знаменитой «Ночной песни странника», который у Лермонтова называется «Горные вершины...»?

– Поэзия – искусство потерь. Мне вот интересно, если бы Гете прочитал свою «Ночную песнь» қазақша, в вольном переводе Абая, то узнал бы или нет? Думаю, любой перевод (неважно – хороший или плохой) – это попытка понять взаимодействие культур, она несет в себе мощный гуманистический заряд. А поэзия практически непереводима. Поэтому великий Гете в переводах на русский и на казахский исчез, но остались не менее великие творения Лермонтова и Абая, сохранившие певучесть и ритм оригинала.

Но самая главная мысль, которую я хочу донести сейчас, такая: казахский язык нужно сделать языком мировой литературы. То, чем мы страдаем сегодня, пытаясь перевести самостоятельно свою литературу на другие языки, – это комплексы вчерашнего дня. Это как невеста, которая сама себя предлагает женихам, тогда как настоящую красоту завоевывают. Мне, например, не надо, чтобы мои стихи переводились на английский за счет государст­ва. Я хочу, чтобы англичане сами захотели меня перевести.

– Можно ли назвать знаменитые абаевские строчки «қазағым, қайран жұртым», которые все знают как «О, казахи, мой бедный народ», вольным переводом, подобно переводу «Песни ночного странника»?

– «Қайран жұртым» – это вообще-то и не бедный, и не нес­частный народ. Тут любовь, смешанная с великой досадой на грани отчаяния, но дословного перевода этого слова нет, его посыл понятен только носителям языка. Задача переводчика – минимизировать потери, но «бедный народ» – это не минимизация, а… не знаю что.

Еще один яркий пример из Абая – «көзiмнiң қарасы». Дос­ловный перевод – чернота моих глаз. Те, кто пытался перевес­ти, пренебрегая очарованием абаевского слова, перевели как «зрачок моих глаз» (спасибо, что хоть не хрусталик). А Абай, между тем, обращаясь к любимой, хотел сказать как минимум – свет очей моих или ненаглядная моя.

– Сколько времени Вы уже заняты переводом?

– С ноября прошлого года, но полностью отдаться работе сложно. Долго «въезжаешь» в материал, а потом раз – и надо уезжать на съемки недели на две-три. Возвращаешься, а ритм уже потерян, и все опять по новой. Друзья даже как-то пытались искать спонсоров, чтобы я мог закрыться месяца на два-три и работать, не отвлекаясь. Пока безуспешно. Сейчас карантин, я дома, но от перевода отвлекает необходимость завершить в срочном порядке сценарий художественного фильма.

– Когда все-таки планируете завершить работу?

– Пока переведено 25 Слов из 45. Не думаю, что нужно гнать гусей по бездорожью, хотя понимаю, что и затягивать особо не стоит. В общем, как получится, так и закончу. Я не привязываю свой перевод к юбилею. Будут его праздновать или не будут, Абай все равно останется Абаем.