Через несколько месяцев у людей, переживших январские беспорядки, в том числе в Алматы, может возникнуть посттравматическое расстройство.

Так считают психологи, и в частности доктор психологических наук Лейла Асылбекова.

– Реакции на террористичес­кие акты, погром, так же как и на само понятие «массовые беспорядки», у наших граждан оказались разными. Алматинки пишут в соцсетях, что просто зашли «в коробочку». Пережив животный страх, женщины теперь неустанно бдят за своими близкими: никуда не ходи, все выключай (воду, свет и так далее), зашторь наглухо окна. У мужчин страх другой – бессилие от того, что ничего не можешь сделать, чтобы помочь близким, когда за окнами гремят взрывы и выстрелы. Как выходить из этой ситуации?

– По собственному опыту могу сказать, что самая сложная работа с пострадавшими людьми начнется не сейчас, а через несколько месяцев, когда отдаленные реакции на психологическую травму могут возникать с особой остротой, затрудняя адаптацию к повседневной жизни. Чтобы снизить вероятность посттравматического стрессового расстройства, мы, психологи, часто применяем такую процедуру, как дебрифинг – беседа или дискуссия в группе таких же, как они сами, пострадавших.

Самая сложная задача сейчас – помочь людям совладать с переживаемым стрессом, чтобы они поверили в то, что завтра будет все-таки лучше, чем вчера и сегодня. Ведь подсознание тех, кто пережил события начала января, все еще продолжает находиться в состоянии замершего стресса, несмотря на то что мирная жизнь постепенно налаживается.

– Кому сегодня приходится сложнее всех – родственникам жертв беспорядков или людям, которые физически не пострадали, но тоже напуганы?

– И те, и другие переживают сильнейший стресс из-за того, что были лишены информации о жизни близких в момент терак­та или же какое-то время находились в невыносимой неопределенности. Плюс к этому им нередко приходится сталкиваться с грубостью и безразличием со стороны ответственных лиц, к которым они обращались за информацией. Всем, кто сочувствует и хочет эмоционально помочь этим людям, я бы дала очень простой совет – терпение, понимание, участие и, если это касается близких людей, то, как бы банально это ни звучало, любовь, которая лучше всего лечит израненную душу. Сам пострадавший может помочь себе, изменив отношение к переживаемой трагедии. В этом смысле примером могут стать верующие. Когда я работала психологом в одной из клиник Караганды, то видела людей, которые, узнав, что у них онкология, обращались к Всевышнему: православные шли в церковь, мусульмане – в мечеть. Чудес не случалось, но вера приносила какое-то облегчение их страданиям.

В любой тяжелой ситуации для души нужна опора, то есть серьезная поддержка, а поддерж­ка – это и есть любовь, которая помогает восстановить собственные жизненные ресурсы и обеспечить комфортные социальные отношения. Только так можно вывести травмированных из зоны отчуждения и непоправимой, как они считают, беды.

Кроме того, все катастрофы и теракты всегда порождают слухи, которые сразу же заполняют информационный вакуум, с частных YouTube-каналов льются видео, сеющие панику и порождающие массу предубеж­дений и политических мифов. В таких случаях особенно возрас­тает роль официальных СМИ, но опять же здесь тоже надо уметь подавать новостные сообщения.

– А какой должна быть «правильная информация»?

– Если журналист сообщает только о разрушительных последствиях беспорядков, то тем самым непроизвольно нагнетает панику у миллионов. В той ситуа­ции, как это было в Казахстане в начале января, гораздо важнее сообщать информацию о помощи, которая уже оказывается. В этом смысле казахстанским СМИ респект: по тем немногим телеканалам, которые работали в начале января, бегущей строкой постоянно сообщалось, по каким телефонам нужно звонить, чтобы получить помощь, от имени Президента была гарантирована, в частности, помощь пострадавшим объектам МСБ и так далее. И это было правильно: неопределенность, как я сказала, страшнее любой конкретной угрозы, а здесь люди начинали чувствовать себя защищенными своим государством.

Чтобы сделать материалы о трагических событиях психологически безопасными, всем СМИ, я уверена, нужно иметь в штате профессиональных психологов. Они помогут провести психосемантический анализ новостных и всех других текс­тов, чтобы сгладить побочный деструктивный эффект. Я ни в коем случае не веду речь о цензуре, но гласность должна быть более экологичной. То есть СМИ должны не отстраненно констатировать тональность грозной опасности, а поддерживать и консолидировать многомиллионную аудиторию. Ведь что такое наш мозг? Если внимание граждан фокусируется на разрушениях и крупным планом показываются покалеченные, беспомощные люди, и на экране зрители видят только ужас и горе, это окажет мощный дестабилизирующий эффект на массовое (особенно у молодых) сознание.

– В Алматы появилось немало мародеров. Многие из них, как свидетельствуют видеофакты, увозили чужое имущество на дорогих машинах с предварительно снятыми номерами. Чем можно объяснить поведение этих людей?

– Приведу пример. У компании «Белый ветер» в Алматы было разгромлено 11 магазинов, один полностью сожжен. И тем не менее коммерческий директор компании сказала, что в этом городе все-таки больше хороших, честных и благородных людей. Их никто не просил спасать имущество «Белого вет­ра», но они, преодолевая страх перед опьяненными от легкой наживы мародерами, заходили в магазины, расположенные в цокольных этажах их домов, и забирали сохранившиеся товары домой, чтобы потом передать их представителям компании.

Как специалист-психолог с большим стажем, я не могу наз­вать мародеров людьми с адекватной психикой, да и сказать, что это наши с вами граждане, сложно. С другой стороны, каждый из нас слышал про понятие «психология толпы», а в данном случае речь ведь идет еще и о вербовке сознания этих людей некими авторитетами.

– Каким образом происходила эта вербовка? С помощью подкупа?

– Деньги зачастую не играют в таких случаях главную роль. Вы знаете, как это делается в отношении детей, которые еще не понимают ценности денег? Взрослые хвалят конкретного ребенка при других детях, сажая на плечи, говорят, что он старший, вся надежда на него и так далее. Точно так же можно совершить вербовку средних по своему экономическому уровню людей. И здесь деньги тоже не всегда на первом месте. Просто в какой-то момент те, кому это выгодно, очень высоко поднимают их самооценку, акцентируя внимание на обидах и подкрепляя это разными другими составляю­щими – наркотиками, химичес­кими препаратами, не исключается гипнотическое влияние, под воздействием которых людей можно заставить делать все что угодно: устраивать поджоги, разрушать здания, грабить магазины... Однако в отношении тех, кто участвовал в беспорядках в Алматы, я не могу этого сказать, я с ними конкретно не сталкивалась. Голословные утверждения могут лишь дезориентировать и разобщить общество, хотя может быть и обратный эффект – мобилизовать и сплотить.

– То есть многотысячной толпой легко можно манипулировать?

– Понятие «психология толпы» – это отдельная и очень серь­езная отрасль психологии, где задействованы первоклассные специалисты. Является ли то, что произошло в Алматы, результатом проведенной ими работы? Этого я тоже не знаю. Одно можно сказать с уверенностью: подготовка к беспорядкам шла давно.

– Что делать, чтобы не попасть под влияние деструктивных элементов?

– Мы, психологи, стараемся тех, кто трудится на передовой формирования общественного сознания (к их числу относятся и журналисты), научить таким информационным технологиям, чтобы в результате их деятельности люди не попали под влия­ние деструктивных элементов. Провоцируемые последними беспорядки и даже террористические акты – это ведь не только разрушения, потеря близких, психологические и физические травмы, нанесенные отдельным людям. Это удар по массовому сознанию. Люди оказываются настолько дезориентированными и беззащитными, что поч­ва из-под ног уходит. В таких ситуациях как никогда важны слаженные действия специалистов всех ведомств и структур.

Победить террористов – означает не дать им возможности дестабилизировать общество. Ведь их первая и главная цель – разрушить связь между людьми, внести в массы панику. Сейчас наш народ переживает острую психотравму, но я еще раз повторюсь, январские события будут отдаваться нам еще несколько месяцев, они будут гораздо более тяжелыми, чем нынешнее состоя­ние. Поэтому в данный момент требуется создать единую реабилитационную среду не только для жертв, но и для всех людей, кто принял трагедию близко к сердцу. Что касается психологов, то нам надо быть в живом профессиональном контакте с пострадавшими людьми не для того, чтобы спасать, а чтобы разделить с ними тяжесть их переживаний. Для этого, естественно, надо повышать собственную стрессоустойчивость.