«Кино» с открытым финалом
924
Немного о Цое. В канун дня, когда 30 лет назад его не стало.
1989 год, Алма-Ата. Неведомо почему, кажется, потому, что родители были на работе и меня нельзя было оставлять дома одну, мой старший брат взял меня, одиннадцатилетнюю, на крытый стадион, где проходил концерт группы «Кино» и Цоя.
А я ходила на «Ласковый май и «Мираж», которые тогда по очереди приезжали в столицу Казахской ССР.
А тут Цой. Я его не знала. И тут какая-то группа крови, которая почему-то на рукаве.
Цой. Худощавый человек в черном. Я запомнила вот эту стойку во время исполнения песен. И еще – слегка выдвинутую челюсть. Это потом станет понятно, что так получалось только у Цоя. Быть таким цельным, таким неистовым и одновременно пластичным. И таким мистическим.
Это была магия. Даже я, девчонка, под нее тогда попала. И молодые люди. Они не орали, девушки не вертели свои лифчики над головой. Я такое видела на концерте «Ласкового мая».
Они пели. Пели этот цоевский манифест.
Все его тексты – это один манифест. О чем? Для каждого – это свой манифест. Личный и про всех. В этом и состоит магия его текстов.
А «Игла»– это еще одна причина, по которой именно мы, алматинцы, казахстанцы, так попали под магию Цоя.
Есть те, кто считает его тексты слишком мрачными, слишком предопределенными. Но в каждом альбоме он «включал» маленький луч света. Будто хотел сам отдохнуть от этой предопределенности.
30 лет прошло. Есть пятнадцатилетние подростки, которые не застали Цоя. Они поют Цоя. Они знают о нем. Они пропагандируют: «Цой жив». Как тогда, в 1990 году. Когда его не стало.
Многие музыканты, поклонники размышляют о том, каким бы он был, останься он тогда живым.
Кто-то говорит, что Цой неизбежно стал бы частью шоу-бизнеса.
Кто-то считает, что Цой стал бы затворником.
Кто-то даже говорит, что он ушел бы в политику.
Это «Кино» с открытым финалом.
И в этом было его предназначение – открытый финал.
Неоконченный бой. Недокуренная пачка сигарет.
Он был Судьбою любим. До последнего дня своих 29 лет. Любим, потому что был рожден уже со своим манифестом.
Он отправился на другую планету. Опаленный Звездой по имени Солнце.
Все колонки автора
1989 год, Алма-Ата. Неведомо почему, кажется, потому, что родители были на работе и меня нельзя было оставлять дома одну, мой старший брат взял меня, одиннадцатилетнюю, на крытый стадион, где проходил концерт группы «Кино» и Цоя.
А я ходила на «Ласковый май и «Мираж», которые тогда по очереди приезжали в столицу Казахской ССР.
А тут Цой. Я его не знала. И тут какая-то группа крови, которая почему-то на рукаве.
Цой. Худощавый человек в черном. Я запомнила вот эту стойку во время исполнения песен. И еще – слегка выдвинутую челюсть. Это потом станет понятно, что так получалось только у Цоя. Быть таким цельным, таким неистовым и одновременно пластичным. И таким мистическим.
Это была магия. Даже я, девчонка, под нее тогда попала. И молодые люди. Они не орали, девушки не вертели свои лифчики над головой. Я такое видела на концерте «Ласкового мая».
Они пели. Пели этот цоевский манифест.
Все его тексты – это один манифест. О чем? Для каждого – это свой манифест. Личный и про всех. В этом и состоит магия его текстов.
И есть чем платить,
но я не хочу победы любой ценой.
Я никому не хочу ставить ногу
на грудь...
***
И мы знаем, что так было всегда,
что Судьбою больше любим,
Кто живет по законам другим
и кому умирать молодым.
***
И никто не хотел
Быть виноватым без вина,
И никто не хотел
Руками жар загребать...
Но если есть в кармане пачка
сигарет…
Кстати, «Пачка сигарет» была написана в Алма-Ате во время съемок «Иглы». но я не хочу победы любой ценой.
Я никому не хочу ставить ногу
на грудь...
***
И мы знаем, что так было всегда,
что Судьбою больше любим,
Кто живет по законам другим
и кому умирать молодым.
***
И никто не хотел
Быть виноватым без вина,
И никто не хотел
Руками жар загребать...
Но если есть в кармане пачка
сигарет…
А «Игла»– это еще одна причина, по которой именно мы, алматинцы, казахстанцы, так попали под магию Цоя.
Есть те, кто считает его тексты слишком мрачными, слишком предопределенными. Но в каждом альбоме он «включал» маленький луч света. Будто хотел сам отдохнуть от этой предопределенности.
Когда я вижу, как ты танцуешь,
Малыш, ты меня волнуешь.
***
Мамина помада,
сапоги старшей сестры.
Мне легко с тобой,
а ты гордишься мной.
Ты любишь своих кукол
и воздушные шары,
Но в десять ровно
мама ждет тебя домой.
***
Солнце светит, и растет трава,
но тебе она не нужна.
Все не так, и все не то,
когда твоя девушка больна,
На вечеринку один,
когда твоя девушка больна,
На вечеринку один,
когда твоя девушка больна,
Когда твоя девушка больна,
Когда твоя девушка больна.
Но вся эта светлая грусть – лишь мгновение. Потому что он все про себя знал. В его песнях была эта печаль. В каждой фразе. В каждом звуке. Печаль и смирение. Он все знал. Он понимал, когда ЭТО произойдет. Малыш, ты меня волнуешь.
***
Мамина помада,
сапоги старшей сестры.
Мне легко с тобой,
а ты гордишься мной.
Ты любишь своих кукол
и воздушные шары,
Но в десять ровно
мама ждет тебя домой.
***
Солнце светит, и растет трава,
но тебе она не нужна.
Все не так, и все не то,
когда твоя девушка больна,
На вечеринку один,
когда твоя девушка больна,
На вечеринку один,
когда твоя девушка больна,
Когда твоя девушка больна,
Когда твоя девушка больна.
А потом придет она.
– Собирайся, – скажет, – пошли,
Отдай земле тело...
Ну, а тело не допело чуть-чуть,
Ну, а телу недодали любви.
Странное дело...
30 лет прошло. Есть те, кто родился в год гибели Цоя, и они уже старше его. Они не застали Цоя. Но они поют Цоя. – Собирайся, – скажет, – пошли,
Отдай земле тело...
Ну, а тело не допело чуть-чуть,
Ну, а телу недодали любви.
Странное дело...
30 лет прошло. Есть пятнадцатилетние подростки, которые не застали Цоя. Они поют Цоя. Они знают о нем. Они пропагандируют: «Цой жив». Как тогда, в 1990 году. Когда его не стало.
Многие музыканты, поклонники размышляют о том, каким бы он был, останься он тогда живым.
Кто-то говорит, что Цой неизбежно стал бы частью шоу-бизнеса.
Кто-то считает, что Цой стал бы затворником.
Кто-то даже говорит, что он ушел бы в политику.
Это «Кино» с открытым финалом.
И в этом было его предназначение – открытый финал.
Неоконченный бой. Недокуренная пачка сигарет.
Он был Судьбою любим. До последнего дня своих 29 лет. Любим, потому что был рожден уже со своим манифестом.
Он отправился на другую планету. Опаленный Звездой по имени Солнце.
Все колонки автора
