«А я своим извечным делом жив…»

Внешне и, так сказать, событийно жизненный путь Абдильды Тажибаева целиком соответствует известной гайдаровской формулировке: «Обыкновенная биография в необыкновенное время». Действительно, судьба не кружила его на своих поворотах и не намечала для него путь, отличный от того, каким шли миллионы его современников. Но для человека искусства внешняя эффектность биографии вряд ли имеет определяющее значение. Достаточно вспомнить классический пример: многие современники считали, что личность и жизненный путь Андрея Белого намного интереснее всех его сочинений вместе взятых, тогда как Блок, человек скромной на события биографии, был дорог им прежде всего «прелес­тью живой стихов».

Тажибаев и сам не раз отмечал, что главное в поэте – отнюдь не крутые повороты его судьбы. Даже о своем интернатском детстве – осиротел юный Абдильда в 1922 году – он писал с неким самоограничением, не позволяя пережитым лишениям и трудностям довлеть над собственным талантом. Размышляя о юных годах, поэт нарочно не заострял внимание на превратностях сиротской доли, ведь для него куда более притягателен и потому поэтичен подвиг Родины, выходившей тысячи сирот и обеспечившей им право на счастье.

В одном из своих поздних стихотворений, которым свойственно философское осмысление прожитого, Тажибаев писал: «Я испытал сиротскую тоску, ⁄ Хлебнул немало лиха на веку. ⁄ Однако край родной моим был кровом – ⁄ Считать себя бездомным не могу. ⁄ Я в листья мог, как дерево, одеться. ⁄ Земля родная согревала сердце».

Есть в этих строках что-то от державинского «дыма отечества», о котором любой знаток поэзии хорошо знает, что он «сладок и приятен». Но Тажибаев вовсе не переиначивает чужие образы на свой лад. Для поэта родная природа выступает символом материнской заботы, которой страна окружила сирот, и он не умиляется ее красотами – умиление чем-либо вообще не свойст­венно поэзии Тажибаева, – а благодарит за врученную ему путевку в жизнь.

Кызылординский детдом-интернат имени Ленина стал литературным восприемником первых поэтических опытов молодого Абдильды.

«Будучи пионервожатым, Абдильда увлекался поэзией, читал стихи Абая, образцы народной поэзии, даже сам сочинял стихи, – вспоминал близкий друг поэта литературовед Мухамеджан Каратаев. – Позднее стало известно, что интерес к поэзии, любовь к ее шедеврам привила Абдильде в детстве его родная мать Айманкуль, одаренная поэтесса, воспитанная на классических образцах восточной поэзии и казахского народного творчества. Очевидно, что таким образом мать пробудила в сыне поэтическую потенцию и мечту стать поэтом, а осуществлению этой мечты прямо содействовали новая советская действительность, школьное образование и, конечно, произведения «могучей кучки» зачинателей новой казахской советской литературы».

Как и многие молодые поэты, свой путь в большую литературу Тажибаев начал с публикации в коллективном сборнике «Сыйлық». Для его ранних стихов характерно патетическое воспевание советской действительности и социалистического строительства. Это, выражаясь словами Сергея Михалкова, был его внутренний социальный заказ, и потому упрекнуть поэта в неискренности написанного невозможно. Да, многое в тех стихах покажется нам сегодня наивным и упрощенным, но, читая их, нельзя не почувствовать пульс уже далекого от нас времени. А время это, как отмечает российский журналист Руслан Семяшкин, «действительно было бурное, кипучее, события в нем развивались стремительно, и молодой поэт не замечать их и не откликаться на них не мог». Тажибаев стремился запечатлеть в своих стихах те колоссальные перемены, что происходили на его глазах, и поспешность, а то и поверхностность его произведений объясняется искренним желанием «задрав штаны, бежать за комсомолом», в котором вряд ли можно усмотреть что-то предосудительное. Поэт прекрасно осознавал недостатки своих стихов и относился к ним по-философски, не забывая о неустанной работе над собой: «От выигрыша я не ошалею, ⁄ А проиграю – тоже не жалею. ⁄ Споткнувшись раз-другой, я закалился ⁄ Задолго до седин и юбилеев».

Впрочем, период литературного ученичества Тажибаев прошел довольно быстро, к середине 30-х годов став одним из виднейших представителей казахской литературы. Тематически расширился и творческий диапазон его произведений – наряду с патриотической в поэтический арсенал Тажибаева вошла и проч­но в нем закрепилась любовная и философская лирика. Его политическая поэзия – не нужно чураться этого словосочетания – постепенно освобождалась от ходульных образов и лозунговости, становилась более вдумчивой и конкретной, приближаясь к тому идеалу, который некогда провозгласил горячо любимый Тажибаевым Генрих Гейне: «Буди барабаном уснувших, ⁄ Тревогу без устали бей; ⁄ Вперед и вперед подвигайся – ⁄ В том тайна премудрости всей». Это характерно и для стихов, вошедших в сборники «Новый ритм» и «Сила», и для поэм «Два мира» и «Прорыв». «Оттачивать ритм и слово» Тажибаеву помогала его журналистская работа в должности заместителя редактора респуб­ликанской комсомольской газеты «Лениншіл жас».

В 1937 году поэт создал приоб­ретшее широкую известность стихотворение «Великому учителю». Оно было посвящено памяти Максима Горького, чья смерть стала большим ударом для многих советских писателей. Для Тажибаева, как и для многих его современников, Горький был живым воплощением, символом всей советской литературы, у истоков которой он стоял. Но поэт не собирался ударяться в апологетику и наводить на личность Горького хрестоматийный глянец. Для Тажибаева великий писатель дорог как «творец величественных песен», равный Пушкину, и в центре его внимания оказываются горьковские традиции, продолжать которые – долг молодых литераторов: «Благослови меня, благослови! ⁄ Пусть будет кровь твоя – в моей крови. ⁄ Я гордо выполню твои заветы, ⁄ Клянусь в том силою своей любви».

Возвышенный пафос этого стихотворения вполне естественнен, так как служит выражением тех чувств, которые поэт испытывает по отношению к своему литературному наставнику. Стоит отметить, что впоследствии Тажибаев еще не раз обратится в своих стихотворениях к выдающимся писателям и поэтам Советского Союза. Наиболее частым адресатом его произведений станет Маяковский, который всегда воспринимался поэтом не как «памятник бронзовый с паспортом красным», чьи стихи можно по поводу и без цитировать на партсобраниях, а как живой современник, в чьих глазах всегда горит «огонь бессонной мысли».

В начале 1939 года был опуб­ликован Указ Президиума Верховного Совета СССР, согласно которому более 170 советских писателей получили государственные награды за свои творческие заслуги. Инициировал это массовое награждение лично Сталин, поставивший перед секретарями Союза советских писателей Александром Фадеевым и Петром Павленко задачу представить в Политбюро наиболее подходящие кандидатуры. Решающее значение при этом отводилось писательскому таланту, а не степени лояльности, о чем свидетельствует, например, пресечение Сталиным попыток снять некоторые кандидатуры на основании якобы имевшихся в НКВД компрометирующих сведений. Наградить Тажибаева орденом «Знак Почета» предложил Петр Павленко, большой знаток Востока, внимательно следивший за развитием казахской литературы. Маститый писатель уже тогда видел в нем большого мастера, чье творчество обязательно выведет его в ряды первых поэтов Советского Союза.

Одним из лучших произведений Тажибаева справедливо считается стихотворение «Ленинград», написанное в 1942 году. Поэт называет сражающийся город «бессмертным братом» и выражает твердую уверенность в том, что покорить его фашистам не удастся.

Продолжая поэтические традиции Жамбыла, Тажибаев прослеживает историю Ленинграда, который в революционные годы стал символом свободы и борьбы за свои права, и уподобляет его защитников героическим борцам с самодержавием. Под­виг ленинградцев в понимании поэта исторически обусловлен преемственностью поколений: «В дни, когда в обнаженной борьбе ⁄ ты прикончил помещичий строй, ⁄ говорили везде о тебе, ⁄ восхищались всюду тобой. ⁄ С уваженьем теперь говорят: ⁄ – Ленинград, Ленинград».

При этом оборону города Тажибаев рассматривает как общее дело всех народов Советского Союза, а потому обращается к нему от имени всего Казахстана: «Позови! – для победы твоей, ⁄ вдохновляясь примером твоим, ⁄ мы пожертвуем жизнью своей ⁄ и кипящую кровь отдадим…»

Литературовед Николай Ровенский называл интернационализм Тажибаева важнейшей составляющей его духовной культуры и гуманизма. Для поэ­та аксиомой является его собст­венное утверждение: «Люди все есть родичи земли». И в этом отношении его смело можно назвать духовным наследником великого Абая, который говорил: «Если человек, не отделяющий себя от народа, желает дружбы своего народа с другими, то уже одно это говорит о нем, как о соз­нательном и честном человеке».

Эту мысль Тажибаев развил не только в «Ленинграде», но и в таких стихотворениях, как «России», «Товарищ Навои», «Одесса», «Острова», «В Риме», «В Париже», «В Роттердаме». Пат­риотизм и интернационализм для поэта образуют единое целое, и отсюда его раздумья над общнос­тью всех людей мира. Именно поэтому так близки и понятны всесоюзному читателю были его задушевные строки, воспевавшие братство и дружбу народов.

«Высокая идейность, яркий темперамент, широкий поэтичес­кий диапазон, владение всеми жанрами стиха делают Абдильду Тажибаева не только одним из крупнейших мастеров слова Казахстана, но и вводят его в ряд лучших поэтов Советского Союза», – писал Илья Сельвинский, выражая в своих словах мнение многочисленных почитателей таланта казахского поэта.

Послевоенный период творчества Тажибаева также отмечен яркими успехами, одним из которых стал созданный вместе со знаменитым драматургом Николаем Погодиным сценарий фильма «Джамбул». Фильм этот по праву зовется классикой казахского биографического кино, и залогом его успеха во многом стали совпавшие творческие устремления сценаристов. Тажибаев был не только страстным поклонником творчества «великана народной поэзии», но и ученым-жамбыловедом, а Погодин, неоднократно бывавший в нашей стране, стремился сделать ее культурные богатства достоянием как можно большего числа людей.

Сценарий, созданный в творческом содружестве, стал результатом серьезной подготовительной работы, и его, по словам критика Николая Зайцева, отличает «большая сюжетная собранность». Зрители тепло встретили фильм, вышедший на экраны в 1952 году, и очень скоро в центральной печати появились статьи с характерными названиями «Образ народного певца», «Фильм о великом акыне», «Фильм о народном певце Казахстана», «Киноповесть о народном акыне».

Для поздней лирики Тажибае­ва, по словам Николая Ровенского, характерен мотив конечности человеческой жизни. Ее поэт уподобляет челну, который несет вдаль стремительное течение. Он всеми силами старается сохранить в памяти то, «что промелькнуло там на берегу и там за берегом в далеком поле», ведь придет тот час, и картины окружающего мира никогда больше не откроются его взору. Вместе с тем он признается, что хочет уйти из жизни так, как заходит солнце, «чтоб степные цветы белые думали, что ушел я совсем не навеки, а только до завтра».

Человек смертен, и Тажибаев не берется оспаривать эту печальную истину, но бессмерт­ны дела его. В этом отношении его поздние произведения перекликаются с предсмертным стихотворением поэта Рюрика Ивнева: «Из-под ног уплывает земля, – ⁄ Это плохо и хорошо. ⁄ Это значит, что мысленно я ⁄ От нее далеко отошел. ⁄ Это значит, что сердцу в груди ⁄ Стало тесно, как в темном углу. ⁄ Это значит, что все впереди, – ⁄ Но уже на другом берегу». Этот «другой берег» для Тажибаева – мир идей, мир людских помыслов, мир памяти, ни в одном из которых человек не растворяется, а продолжает незримо присутствовать на земле.

Высшей наградой для себя поэт считал востребованность своего творчества. В стихотворении «Ведомо, что книга есть такая» он писал о себе со свойст­венной самоиронией: «Хоть он будет не посланник божий, ⁄ Не пророк, что миром вознесен, ⁄ Но кому-то из народа, может, ⁄ Будет нужно то, что скажет он». Сегодня, когда иные ультрамодные, но совершенно далекие от реальной жизни поэты сочиняют маловразумительные стихотворения, в которых внешняя красивость превалирует над смыслом, простые, лишенные какой-либо вычурности строки классиков напоминают глоток свежего воздуха. Своим творчест­вом Абдильда Тажибаев еще раз подтвердил, что естественная простота – это высшая ступень в искусстве. И для тех, кому дорого художественное слово, имя выдающегося казахского поэта всегда будет символом этой самой естественной простоты, делающей его стихи притягательными и поныне.