Детская и сувенирная юрты, сбруи, уздечки, седла, вожжи, колыбельные кроватки, расписанные национальным орнаментом разных размеров сундуки, столики, скамеечки... Все выполнено с любовью, в национальном колорите. «Вам подарить юрту?» – сразу с порога последовало предложение от мастера, а себя он называет ремесленником, Хапыза Томар Очира. «Зачем?» – переспрашиваю его. «Делал для души, дарю от души, – отвечает, – если что, передадите в детский дом...» – ответил он.

От знатного подарка отказываюсь и не пожалел об этом, узнав его происхождение. Почти месяц мастер собирал в округе ивовые прутья, неделю обрабатывал, неделю сушил, неделю связывал каркас. Связывал не проволочкой или веревочкой, а самой что ни на есть тесьмой из натуральной кожи, выделанной им самим же.

Сделав первую необычную по размерам юрту, он даже не знал, сколько она стоит. Подчеркнем, делал не для продажи, а для души. Однажды к ним в Лобаново приехали на свадьбу гости из Астаны. Увидев рядом с обычной юртой детскую, притом оформленную в традициях предков, поинтересовались, где взяли. Им указали на дом Томар Очира. Гость едва ли не на коленях умолял аксакала, чтобы он продал ее. А тот к подобному обороту событий готов не был. Как продать? «Бери, если понравилась», – произнес он, оставшись довольным высокой оценкой его труда. Гость бесплатно брать категорически отказывался, сошлись на тележке сена, в то время она стоила 40 тыс. тенге. С тех пор цена на детские юрты так и держится, хотя от заказов отбоя нет.

Делать на продажу и делать для души – разные вещи, излагал мастер свою творческую суть. «Когда человек берет в руки готовый «продукт» или осматривает его, и у него от восхищения горят глаза, для меня это самая дорогая оплата, – продолжал он. – Но предупреждаю, ремесло – мое хобби, основное занятие – скотоводство, поэтому, честно, не хватает времени для исполнения душевного порыва.» Держу в руках сделанное им седло. Кажется, что я уже верхом на скакуне, мчусь по полю, ветер раздувает гриву, бьет в лицо, удовольствие ни с чем не сравнимое. Кстати, Хаке 64 года, супруге Марие (ударение на последний слог) – 60. Он, считай, каждый день верхом на лошади проделывает путь в 20 км, она, доглядывая за скотом, когда он на пастбище, может запросто в седле преодолеть 10 км. По этому поводу завидую супружеской паре, поражаясь ее молодецким видом и отменным здоровьем.

По словам мастера, покупателей на седла раз-два и обчелся. А таких, как у него, пожалуй, больше нигде нет. Томар Очир их мастерит с юношеских лет. В Казахстан из Монголии приехал в 1991 году. Осмотрелся, пообщался с местными, некоторое время пожил и решил остаться навсегда, получив статус оралмана. О нашей стране отзывается с восторгом: госте­приимные люди, богатая земля, большие возможности.

Многие односельчане ему сегодня завидуют, мол, скота полный двор, техники, дома достаток. Не в его стиле читать нравоучения, но про себя думает, а кто вам, уважаемый, мешает жить так же, работайте, не ленитесь, и все будет. Некоторые до сих пор в сторону государства глядят, считая, что оно обязано о каждой семье проявлять заботу, а сами палец о палец не ударят. Хаке много не говорит, личным примером показывает путь к достойной жизни. Семья содержит более 30 голов КРС, 25 лошадей, в том числе 8 кобыл, да еще прикладным искусством занимается.

До глубины души тронула следующая история. Хапыз и его супруга Мария круглый год доят кумыс, доставляя на продажу в Кокшетау. Один из постоянных покупателей по весне обратился к ним с необычной просьбой. У него заболел сын, врачи прописали лечение молодым кобыльим молоком. Подоил, налил в стакан, и тут же надо выпить. Кокшетау от Лобаново в 80 км, свежий кумыс не довезешь, где выход? Мог выручить единственный вариант – дояр вместе с кобылами должен временно переехать в город.

– Погрузили 5 лошадей, запаслись провизией и отправились в командировку на пару месяцев, – как само-собой разумеющееся рассказывает Томар Очир. – Лагерь разбили на пригородной сопке Букпе.

5 литров в день забирал заказчик, остальная продукция шла на продажу другим потребителям. Человека надо всегда выручать, делится он очередным мудрым изречением, забота о ближнем вернется к тебе благодарностью...

Разные есть способы приходить на выручку. Но чтобы на 2 месяца с личным скотом отправиться на помощь незнакомцу – случай редкий, если не единственный. На мой взгляд, быть столь милосердным его заставляет увлечение национальным народным творчеством. Дело для души естественным образом перерастает в чувство от души. С этим он идет по жизни и вряд ли когда откажется от избранного пути.

Спрашиваю о любимом занятии. Мастер опять садится на свой конек: «Любое полезное занятие должно быть любимым...» И все-таки? «Наверное, изготовление седел!»

Не подозревал, что сделать классное седло, под которым лошадь будет от удовольствия пританцовывать, гораздо сложнее юрточного ремесла. Седла Хаке делает в основном зимой, все лето собирая необходимое сырье. Каркас, обшивка седла, оказывается, деревянные. Береза для этих целей тяжелая, осина – впору. Дерево обтягивается кошмой, затем натуральной кожей. Надо угадать размер, наклон, горизонтальность, обтекаемость. Из-под рук мастера выходит два вида продукции: седла выездные и седла рабочие. Выездные украшаются орнаментом, золочеными нитками, яркими металлическими заклепками. На изготовление одного седла уходит примерно 20 дней. В итоге получается настоящее произведение искусства, за которое не жалко любых денег. Однако уникальный товар часто бывает невостребованным, а раз так, то цена падает.

– Лошадей нынче у людей много, но больше «едовых», чем ездовых, – метко подмечает он. – Коневодство постепенно переходит в потребительскую отрасль, в той же деревне, кроме табунщика, редко кого увидишь в седле, хотя лошадь в крестьянском хозяйстве незаменима. Век моторов порождает ленность, лошадь просто обязана вернуться в деревню в тягловом качестве...

Обычное седло, как выяс­няется, немало мыслей рождает. Не зря, наверное, предки казахов, отправляясь после длинных походов спать, прихватывали с собой седло, служившее им подуш­кой. Хаке оценил выездное седло в 30 тыс. тенге, рабочее – в 15 тыс. И все равно товар часто пылится на верстаке. Выходит, душу вложил, не туда куда надо, неужели отстал от моды, произносит он.

Деньги его интересуют постолько поскольку. Переживает за национальные традиции, ремесленные навыки, видя, как народное творчество присутствует только на праздниках и тематических выставках, в повседневной жизни оно почему-то забывается. Его семья, кроме всего прочего, еще выделывает шкуры КРС, изготавливает кошму, шьет монгольские сапоги из натуральной кожи и натурального меха, вышивает коврики, одновременно снабжая молоком, кумысом, мясом потребительский рынок.

...Хозяин не отпускал меня с пустыми руками. Плохая примета, говорил он, если дальний гость уезжает без подарка. Обижать мастера не хотелось, согласился на сувенирную юрту. Он поспешил на «склад», но вышел оттуда разочарованным, вспомнив, что буквально вчера последнюю отдал для украшения этно-аула. «Через неделю сделаю новую, – оправдывался Хаке, – буду хранить для вас». Я обещал приехать, предчувствуя всю прелесть новой встречи с народным умельцем и очень сердечным человеком.