​…И зритель соавтором станет

– Больше того! Спектакли специально подготовлены для учас­тия в культурной программе ЭКСПО. Один появился в конце мая, другой – в конце июня. Это премьерные спектакли. Их даже в Алматы видело считанное количество зрителей. Так что, можно сказать, эксклюзив.

– Интриги добавило и то, что ставили их приглашенные режиссеры. Расскажите о них.

– На Дмитрии Билове из Германии и Гульназ Балпеисовой из России мы остановились, когда определялись с пьесами. С Биловым мы уже сотрудничали, а вот Балпеисову пригласили впервые. Шаг этот был довольно рис­кованный, но мы не ошиблись. Гульназ – ученица замечательного режиссера Римаса Туминаса, художественного руководителя театра имени Вахтангова. «Горе от ума» – это вторая ее большая работа. В театре Вахтангова она сделала спектакль по прозе Ивана Бунина «В Париже». Что касается нашего спектакля, то здесь нельзя не отметить, что режиссер находилась «под давлением». Особую ответственность накладывало то, что пьеса – классика из классик, если так можно выразиться.

А вот «Маскарад» – это воплощение нашей мечты. Впервые за 84 года своего существования театр обратился к творчеству Михаила Лермонтова. И это тем более отрадно, что мы накануне юбилея сделали подарок себе и зрителям. Именно этим спектак­лем мы откроем 85-й юбилейный сезон.

– Полет режиссерской фантазии Вы не ограничиваете, даете ей полную свободу?

– Никаких рамок режиссерам мы, конечно же, не ставили. Это творческий процесс. Регламентировать его практически невозможно. Да и незачем. Наоборот, мы им усложнили задачу. Одно дело, когда вы приглашаете режиссера и спрашиваете: «А что вы можете нам предложить?» И он на выбор предлагает целый портфель того, что он бы хотел поставить. Он этим живет. Он это обдумывал. В этом случае режиссеру гораздо проще. Другое дело, когда ему говорят: «Нам надо поставить данную пьесу». Конечно же, тогда трудностей больше. И усложнять и без того сложную задачу еще какими-то рамками – занятие неблагодарное. Да и не нужное. Единственное, чего хотелось, чтобы не было все перевернуто с ног на голову.

– Значит, новаторство тоже имеет свои критерии?

– Новаторство в интерпретации классики – это умение режиссера подать известное произведение в современном ключе. И, прежде всего, надо найти в произведении ту самую болевую точку, которая созвучна нашему времени. Сегодня одна грань бытия интересна, завтра – другая. И если режиссеру удается уловить нерв, пульсацию дня и понять, что волнует зрителя, тогда и возникает то, что называется словом «интересность». Причем хочу заметить, что язык остается авторским.

Почему, например, так зрителей задевает «Маскарад»? В современном обществе многие забывают такие понятия, как «честь» и «достоинство». Они стираются. Становятся неинтересными. Даже неудобными где-то. Мне, кажется, режиссер хотел сказать: «Ребята, мы все живые люди, но давайте не будем забывать, что в нашей жизни не все меряется деньгами». Можно придумать множество самых невероятных изобретений, сделать максимально комфортной жизнь, но если будет отставать культура, общество начнет деградировать. И донести эту мысль, прежде всего молодежи, можно только современным прочтением классического произведения.

– «Маскарадом» вы откроете юбилейный сезон. В процессе обкатки он будет совершенствоваться или уже обрел свое лицо?

– Спектакли, сколько бы их ни играли, всегда получаются разными. Кто-то из философов сказал, что в одну и ту же реку нельзя войти дважды. Нельзя дважды посмотреть один и тот же спектакль. От чего это зависит? От настроения артиста, от состояния публики. От погоды в конце концов, от места, где он играется. Здесь много составляю­щих, главная из которых – развивается спектакль или деградирует. Вот от этого и зависит его жизненный цикл.

– Юрий Александрович, по первоначальному образованию Вы – актер. Интересно, как Вы смотрите спектакли? Глазами искушенного театрала или прос­того зрителя?

– Глазами зрителя. Но зрителя профессионального. Их не так много, к сожалению. Тех, кто может прочитать сценографию и понять, почему спектакль задуман именно так, что несет в себе тот или иной образ, как костюмы помогают раскрыть характеры действующих лиц.

– А в «Маскараде» XIX век сильно осовременен?

– Это вневременной спектакль. Почему так сделано? На мой взгляд, чтобы не зацикливаться на времени, а попробовать «вытащить» те болевые точки, которые ранят наши души сегодня. Этим объясняется и форма спектакля, и выбор костюмов, которые, если присмотреться, отдельными черточками и деталями тоже многое рассказывают о героях. Чтобы представление обрело дыхание и коснулось сердца зрителя, потрудились не только режиссер и актеры, но вся постановочная группа. А это и художник-постановщик, и художник по костюмам, и балетмейстер, и хормейстер…

– К «Маскараду» театры обращались неоднократно. И где бы он ни шел, его трудно представить не только без Нины и Арбенина, но и без знаменитого вальса Хачатуряна…

– В нашем спектакле он звучит не в классическом варианте, а как бы модернизируется в процессе развития событий. Он принимает как бы другой облик. Музыка тоже трансформируется с учетом современного стиля. И «Маскарад», и «Горе от ума» адресованы молодому зрителю. Это инновационный проект. Старшее поколение, которое хорошо знает произведения, может и не согласиться с предлагаемой трактовкой.

– Получается, инновации и классика общий язык находят с трудом?

– Это не значит, что нельзя ставить в классическом стиле. «Горе от ума» выдержан в этих канонах, но главное его достоинство – современное прочтение режиссером тех авторских посылов, которые актуальны и сегодня.

– Юрий Александрович, а так ли важно знать содержание пьесы, когда идешь на представление?

– Первоисточник прочитать хорошо бы. Тогда у тебя складывается свое отношение к происходящему. Однако в спектаклях сюжетная линия остается. Автор присутствует. Меняется визуальное решение. Не стоит забывать и о том, что эпоха, в которую написаны пьесы, была медленная. Сейчас время сильно сжалось, и объем получаемой информации гораздо больше, чем мы в состоя­нии переосмыслить.

И потому, если ставить так, как было написано, думаю, зритель заскучает. Он ведь по началу действия уже привык определять, чем оно закончится. Если он уже все понял, а на сцене еще продолжают «жевать жвачку» – это непростительный минус. Так что в этом контексте классические спектакли более сжаты и соответствуют тому потоку информации, который мы способны перерабатывать. Вы знаете, сейчас зритель стал умнее, быстрее, а молодые люди тем более. Ты только еще сказал: «А…», они уже все поняли. Отставать театру никак нельзя.

– Чем диктуются репертуарные предпочтения?

– Здесь много слагаемых. Причем неоднозначных. Что касается гастролей в Астане, то нам надо было в первую очередь определиться с тем, что театр представит казахстанцам и зарубежным гостям на ЭКСПО. Естественно, мы отталкивались от того, что мы русский театр и должны показать то, что соответствует статусу академического театра. Решение было принято художественным руководителем театра – народным артистом Казахстана, лауреатом Государственной премии Рубеном Андриасяном, который на протяжении 30 лет определяет репертуарную политику театра. Я считаю, что лермонтовский ­театр, говоря сегодняшним языком, достаточно раскрученный бренд. И поэтому хорошие классические спектакли в репертуаре – условие всенепременнейшее.

– Получается, лермонтовцы приобщают зрителей не только к бессмертным произведениям, но и воспитывают вкус, любовь к русскому языку?

– Статус театра накладывает определенную ответственность. Ведь мы проводники не только русской классической литературы и драматургии, но и русского языка. А у кого, как не у этих замечательных авторов, учиться? В «Горе от ума» полпьесы – сплошные цитаты. Многие ими пользуются, но даже не знают, откуда они, в каком контексте сказаны. Это тоже своего рода возвращение к первоисточнику. И потом у нас есть молодые артисты. А где им учиться мастерству и набираться опыта, как не на классических произведениях? Материал богатейший. И образы хорошо прописаны, и взаимоотношения.

– У вахтанговцев визитная карточка – «Турандот», а у лермонтовцев?

– Их несколько таких визитных карточек, но сказать о какой-то конкретной…

– А «Маскарад» не претендует на эту роль?

– Пока еще рано судить об этом. Спектакль новый. Он еще и сезона не проработал. Посмотрим, как он будет себя вести. У нас есть замечательный молодежный спектакль «Ромео и Джульетта», который поставил режиссер Тбилисского русского театра имени Грибоедова Георгий Маргелашвили, отмеченный в прошлом году на международном фестивале в Рязани.

– Похоже, вы своих зрителей воспитываете с детства, судя по тому количеству спектаклей, которые адресованы юному поколению…

– Я более того скажу: у нас есть спектакль-долгожитель, на котором выросло не только несколько поколений детей, но и актеров, они начинали играть молодыми, а сейчас перешли в категорию старших. Это спектакль «Василиса Прекрасная», поставленный в 1973 году. Он до сих пор идет с неизменным успехом.

К русским классическим сказкам театр обращается постоянно. Долгое время у нас шел роскошный спектакль «Конек-Горбунок». Сейчас, помимо «Василисы», с успехом идут «Аленький цветочек», «Хрустальный башмачок». В позапрошлом сезоне мы поставили замечательный музыкальный спектакль «Финист – Ясный сокол», где молодые актеры не только талантливо играют, но еще поют и танцуют.

– Наверное, в первую очередь о том, как сохранить спектакль, должен позаботиться режиссер?

– Принципы здесь разные. Одни режиссеры буквально перед каж­дым спектаклем репетируют. Другие дают ему возможность спокойно «погулять», а потом через какое-то время посмотреть на него свежим глазом и внести коррективы. Если представление становится рыхлым, его нужно опять сбивать. Возможно, и актерам надо дать встряску, чтобы они собрались. Многое зависит и от того, как режиссер настроил работу актерского оркестра, какой вектор и ориентиры обозначил. Важно и то, как актеры будут «эксплуатировать» спектакль, смогут ли с каждым показом открывать что-то новое. А открытия происходят постоян­но. Бывает, играешь, играешь и только на десятом спектакле вдруг понимаешь: «Ах, вот, оказывается, что режиссер мне говорил про это место…»

– Премьера – только начало увлекательного процесса?

– Что такое премьера? Это всего лишь остов. А вот дальше спектакль должен обрастать «мясом» – нюансами, свободой, раскрепощенностью и дорасти до того, когда актер сам получает удовольствие от того, что он делает. Он должен не красоваться, а получать удовлетворение от того, что все идет по точно заданной режиссером линии. В таком случае и зритель откликается, становясь соучастником происходящего.

– А зритель всегда должен быть соучастником?

– Всегда. Отсекать зрителя, становиться ниже его или выше – не лучший способ общения с залом. Зритель должен быть на сцене, образно говоря. Четвертую стену необходимо разрушить. А если этого не произойдет, останется только самолюбование. Кстати, многие театры этим грешат. Особенно в Европе. Зритель им не нужен, главное – самовыражение. Режиссерское видение приоритетно, а то, что думают посетители представления, постановщика не интересует. Это неправильно.

На протяжении всей своей истории театр, начиная с Древней Греции, обращался к разуму и сердцу человека. И сейчас это не изменилось. Изменилось время, приемы, формы реализации, информационная среда, но принципы остались теми же. Взять тот же «Маскарад», если, посмотрев его, 10 человек задумаются о главных ценностях нашей жизни, значит он достиг своей цели. Если зритель равнодушен, не он в этом виноват. Причина глубже.

– Астана не единственный город в вашем гастрольном графике?

– Вернемся в Алматы, распакуем чемоданы и снова начнем их паковать. В сентябре нас ждет славный город Павлодар. Туда мы везем «Отель двух миров» Шмидта, комедию «Ужин с дураком» Вебера и лирическую мелодраму «Полная гармония» Колла. Затем нам предстоят гастроли в российских городах – Новосибирске, Барнауле и Новокузнецке. Там мы покажем один из наших знаковых спектаклей – «Андалузское проклятье». Это пьеса по мотивам Федерико Гарсиа Лорки «Дом Бернарды Альбы».

Режиссер спектакля Дмитрий Билов сделал вначале перевод с испанского на немецкий, а затем на русский. По сути, переработав текст. Этот спектакль отличается от всех других. Когда новосибирцы узнали, какой спектакль мы везем, заволновались: « Ой, а мы этим спектаклем открываемся!» Мы их успокоили: « У нас и спектакль другой, и даже название. Не переживайте! Мы не отпугнем вашего зрителя. Не переключим на себя».

– В одном из интервью «Казахстанской правде» Рубен Суренович сказал, что миссия театра – инъекция добра. Таким «уколом» должен быть каждый спектакль?

– Даже в самом трагичном спектакле присутствует эта инъекция. Выход из тупика есть. Без доб­роты человек погибает. И те спектакли, которые могут донести эту мысль, пользуются повышенным спросом.