Инфекционисты – особая каста врачей

Этот коварный вирус

Подразделение Инны Кадышевой с полным правом можно назвать командой – по слаженности действий, по уровню профессионализма и, пожалуй, самое главное, по мере ответственности перед своими пациен­тами и обществом в целом.

– Работе инфекционистов сейчас не позавидуешь – огромный поток тяжелобольных не дает расслабиться ни на минуту, люди трудятся по 24 часа в сутки. И это не красивая метафора, а жестокая реальность. Кроме того, всем сотрудникам вашего отделения приходится работать в специальных защитных кос­тюмах, чем-то напоминающих скафандры космонавтов. Они также надежно защищают от внешней среды?

– Мы порой чувствуем себя словно закованными в латы. Работать в таких костюмах сложно даже физически. Но что делать? Без этого нельзя. При этом мы должны думать и о лечении больных, и о своей безопасности. То есть постоянно контролировать ситуацию, понимая, что у нас нет права на ошибку. За эти месяцы ни один сотрудник нашего отделения не заразился коронавирусом. В этом плане у нас жесточайшая дисциплина, самые строгие требования к соблюдению мер безопасности. Все понимают: заболевание медработника – это удар по всему коллективу, ведь мы, как говорится, в одной лодке.

– Почему вирус прокатился по стране и продолжает катиться, подобно танковой лавине, подминая и уничтожая сотни жизней на своем пути?

– COVID-19 действительно захлестнул страну, и не только наш Казахстан. Сложность в том, что он не контролирует­ся, как обычная инфекция. Люди не привыкли к такому, считая заболевание чуть ли не простудой, а вирус приводит к тяжелым осложнениям, как правило, это пневмония.

– Чем коронавирусная пневмония отличается от привычной нам бактериальной?

– При бактериальной пневмонии, как правило, выражены симптомы интоксикации – кашель, повышенная температура. Особенность коронавирусной пневмонии в том, что у пациен­тов этого может и не быть, а легкие тем не менее поражены. То есть, минуя верхние дыхательные пути, вирус сразу опус­кается в нижние, очень быст­ро проникая в легкие. В этом и коварство коронавирусной пневмонии, что на начальных стадиях она практически не дает клинических симптомов. Эта пневмония опасна и скоростью развития. Если для бактериальной необходимо время, то здесь от начала заболевания может пройти всего несколько часов – и уже наступает дыхательная недостаточность.

– От чего это зависит?

– От многих факторов. В первую очередь от иммунитета человека. Конечно, мы применяем медикаменты, они помогают, но не всегда и не в полной мере. Не случайно весь мир сейчас ищет новые подходы к лечению коронавирусной пневмонии. Эти методы лечения постоянно меняются, протоколы у нас меняются. Уже должна выйти 12-я редакция, когда идет замена одних препаратов на другие, но, к сожалению, пока что нет такого лекарства, которое можно было бы назвать панацеей. Безусловно, помогает опыт, который нами наработан за все это время.

– Надо понимать, этот опыт на многое заставил вас взглянуть по-другому?

– Конечно, мы ведь тоже ищем более оптимальные пути лечения. Скажем, кто-то назначает противовирусные препараты, и мы это делаем, но уже не всегда. Раньше мы назначали противомалярийные препараты, сейчас меньше их используем. Другими словами, лечение становится персонифицированным, зависящим от состояния пациента, от его иммунной системы, от тех сопутствующих заболеваний, которые у него имеются. В связи с этим у некоторых больных даже возникает порой недовольство: дескать, почему этому пациенту вы назначили антибиотики, а мне нет? У людей уже сложился стереотип, что пневмония обязательно должна лечиться антибиотиками. А так как антибиотики у нас в доступной аптечной сети, я не видела еще ни одного больного, который бы не принимал их на догоспитальном этапе. А ведь эти препараты сами по себе ослабляют иммунную систему.

Особенности пневмонии

– Как известно, на помощь казахстанским медикам приехали российские специалисты. У них какие-то иные подходы в лечении коронавирусной инфекции?

– Что касается россиян, то, как сообщило руководство нашей больницы, они очень высоко оценили нашу работу. У них практически такие же методы лечения.

– Но в соцсетях гуляет информация о якобы особом виде пневмонии – казахстанском, это действительно так?

– Нет, такой пневмонии не существует, это все также COVID-19. К сожалению, не все пациенты обследуются, не у всех и не всегда есть такая возможность. Но при этом надо учесть – в условиях пандемии простой простуды быть не может. Это наверняка коронавирус, и люди это должны знать. У нас же пока только официально подтвержденные случаи считаются коронавирусной инфекцией.

– А почему столько смертельных исходов?

– Потому что, как я уже сказала, пациенты поступают очень тяжелые, причем у большинст­ва есть сопутствующие заболевания – сахарный диабет, артериальная гипертензия, онкология и так далее. Ведь если бы раньше люди больше заботились о своем здоровье, то картина, я думаю, была бы иная. Здорового образа жизни еще никто не отменял, как и солидарной ответственности, как это прописано в Кодексе «О здоровье народа и системе здравоохранения».

К этому надо добавить и повсе­местное нарушение санитарного режима – хождение без масок, участие в различных мероприятиях. Это безответственность, граничащая с преступ­лением. Я так считаю. Раньше у нас были единичные случаи, когда поступало сразу несколько пациентов из одной семьи, а сейчас это приняло массовый характер – болеют целыми семьями. А ведь сколько уже говорят: не встречайтесь сейчас с пожилыми родителями, ограждайте их от ненужных контактов. Но нас никто не слышит. Все ищут виновных, но пора и самим задуматься над своими поступками. Вот я каждое утро иду на работу и смотрю, кто идет в маске. Порой, кроме меня, никто.

– А как Вы оберегаете своих родных, ведь Вы постоянно в очаге болезни?

– Я соблюдаю все меры безо­пасности. Мы все зависим от самодисциплины – если средства защиты есть, ты никогда не заразишься, конечно, при условии соблюдения необходимых правил.

– Сейчас ученые многих стран активно работают над созданием вакцины. Если она будет создана, возможно ли победить коронавирус?

– Если будет вакцина, то его можно сдерживать, не допуская эпидемии. Но при условии массовой вакцинации населения.

– Но это отдаленное будущее. А как ситуация будет развиваться сейчас?

– Пока большая часть населения не переболеет и не сформируется коллективный иммунитет, болезнь будет продолжаться.

– Введение карантина уменьшает случаи заражения?

– Безусловно, причем значительно. При первом карантине, когда люди сидели дома, был перекрыт город, было мало транспорта на дорогах, заболевание резко пошло на спад, и у нас даже появилась некая эйфория, что наконец-то все заканчивается. Но как только карантин сняли, все возобновилось, опять пошел вал больных.

Война миров

– Раньше думали, когда нас­тупит лето, вирус уйдет сам собой. Но получилось, что коронавирус не зависит от времени года.

– Я думаю, не зависит. И вот что интересно – сейчас у нас практически нет сезонных инфекций, которые обычно наблюдались летом, – это менингиты, корь, различные кишечные инфекции…

– Почему, как Вы считаете?

– Потому что и на уровне микромира идет жесткая конкуренция – на этом этапе коронавирус победил все остальные инфекции! В том числе бактериальные.

– Знаете, один инфекционист мне даже сказал, что идет война миров: микромир борется с макромиром, то есть с человеком, стремясь сделать его своим хозяином.

– Это действительно так.

– Говорят, коронавирус активно мутирует.

– Такие исследования в нашей больнице не проводятся, в то же время складывалось впечатление, что какая-то мутация происходит: полгода назад у первых наших пациентов обнаруживались европейские штаммы, завезенные к нам. А потом как будто произошло видоизменение клиники. У нас есть свои догадки, что, возможно, это уже другой генотип.

Кара за бездуховность

– Как Вы считаете, COVID-19 – это искусственно созданный штамм или природное образование?

– Я думаю, природное. Планета не выдерживает столь хамского к себе отношения. И она начинает мстить человечеству. Это мое личное мнение. Ведь вы только посмотрите – вырубаются и поджигаются леса, осушаются реки и каналы, загрязняются озера, моря, океаны… Даже атмосфера перенасыщена опасными газами.

Кроме того, мы утратили духовность: каждый желает как можно больше урвать, деньги стали мерилом всего, а еще в священных книгах записано, что поклонение золотому тельцу ни к чему хорошему не приводит.

Нарушено не только природное равновесие, но и равновесие добра и зла. Мы это видим даже в своей повседневной практике. Меня, например, потрясает потребительское отношение некоторых пациентов. Мы только и слышим – дай, дай, дай… Требуют особых условий, отдельные палаты, в то же время сотни людей не могут попасть в больницу – все переполнено. И порой мне хочется их спросить: а сами-то вы что сделали? Кому и чем помогли?

Я понимаю, что общество наше несовершенно и медицина тоже несовершенна, что не хватает врачей, медсестер, лекарств. Но все это не дает повода хамско-потребительски ко всему относиться.

– Знаете, Инна Леонидовна, в связи с этим я вспоминаю рассказы людей, переживших войну. Какое тогда было потря­сающее единение народа! Именно это единение стало одним из главных факторов победы. Может, действительно, коронавирус – кара за содеянное? Нам дан шанс задуматься о себе, о мере своей ответственности. Я понимаю, что задам сейчас, наверное, немного страшный вопрос, и тем не менее... А правда ли, что врачи привыкают к смерти?

– К этому невозможно привыкнуть. Тяжело терять пожилых людей, но еще тяжелее, когда уходят молодые, которые, казалось бы, пошли на поправку, и вдруг... Невыносимо, когда болеют наши коллеги. Все это проходит через сердце.

Преданность профессии

– Но ведь Вы сами выбрали такую профессию?

– Верно. Я, например, уже 24 года работаю инфекционистом, мне нравится эта работа. Врачей-инфекционистов сейчас катастрофически не хватает.

– Странно, ведь в Казахстане столько мединститутов, что, казалось, должно быть перепроизводство медиков.

– Но далеко не все соглашаются работать в таких условиях. Это должен быть сильный духом человек, а наши молодые врачи во многом подвержены инфантилизму. Первый вопрос, который они задают, – не как вы людей спасаете, а сколько вы мне заплатите? Конечно, деньги и нам нужны, спасибо, что их стали больше платить. Но когда я захожу к больному, я думаю не о том, сколько за это получу, а как мне спасти человека. Мы давали клятву Гиппократа, что будем, если потребуется, бескорыстно помогать людям.

Когда я, например, училась, преподаватели работали с нами, как говорится, глаза в глаза. Они не только передавали определенный запас знаний, они воспитывали нас в ответственнос­ти перед людьми и обществом. А сейчас тестовое обучение, душевных бесед уже не ведут. Вот и получили то, что получили. На амбразуру никто не спешит бросаться.

В то же время у нас в больнице никто из врачей не отказался работать с опасными инфекция­ми, никто не сказал: я уйду, потому что здесь трудно. Вообще, чем дольше я живу, тем больше убеждаюсь, что инфекционис­ты – это особая каста врачей, для которых главными остались такие понятия, как доброта, порядочность, жертвенность. Может, это происходит потому, что мы каждый день лицом к лицу сталкиваемся со смертельной опасностью и понимаем, как нужно больным наше сочувст­вие. Для нас гуманизм – не просто слово, это то, что действительно помогает возвращать людей к жизни.