Как не наломать дров

Июньский пожар в природном резервате «Семей орманы» по-прежнему находится в фокусе общественного внимания. Казахстанское лесное хозяйство еще не знало трагедии такого масштаба: погибли 15 человек, сгорели миллионы кубов сосен.

В июле стало известно об эмоциональном письме академика Сабита Байзакова на имя Главы государства Касым-Жомарта Токаева. В интервью «Казах­станской правде» известный ученый раскрыл свою позицию: лес – это собственность государства, пользоваться им должны исключительно государственные лесхозы («Лесов мало – управляй умело!», 27 июля 2023 года). Одновременно СМИ сообщили о подготовленном Министерством экологии и природных ресурсов проекте приказа о 10-летнем моратории на рубки хвойных пород.

Как с тревогой отметили в Восточно-Казахстанской ассоциации лесной, деревообрабатывающей и мебельной промышленности, несмотря на то, что лесная сфера затрагивает интересы всего общества, принцип «слышащего государства» здесь не работает. Решения принимаются без широкого обсуждения, без учета альтернативного мнения.

– Кто-нибудь спрашивает мнение ученых, специалистов, экс­пертов? – высказал возмущение глава ассоциации Виталий Чернецкий. – На наши предложения один ответ: «Не поддерживается». Или могут запросить дополнительное обоснование, и мы готовим – и развернутые, и краткие, в любой форме. Но в результате ничего не принимается во внимание.

Масштабные трагедии, подобные той, что пережила область Абай, всегда чреваты поспешнос­тью в выводах. Госорганам нужно успокоить общественность, продемонстрировать, что меры принимаются. Самый легкий и простой способ – это «закрутить гайки», ужесточить требования, ввести дополнительные запреты. Но просто – не значит правильно.

Как заметили в ассоциации, самая ходовая версия пожара в «Семей орманы» – это поджог. Она очень удобная: есть образ некоего врага, на него можно перевести стрелки. Хотя любой, кто работал в лесном хозяйстве, прекрасно понимает, что проблема куда сложнее.

Например, по каждому пожару, площадь которого больше 25 га, создается комиссия, в том числе с участием сотрудников комитета. Комиссия ведет расследование, оформляет акт с указанием причин и последствий. Логика подсказывает, что данные акты должны анализироваться, обобщаться и приводить в итоге к внесению поправок в законодательство – чтобы предотвратить повторение подобных ЧС. Именно так рождаются те же инструкции по технике безопасности.

– Думаете, кто-нибудь анализировал эти акты? – высказал сомнение Виталий Чернецкий. – В 2021 году, когда в Риддере сгорела улица в поселке Лесхоз, причиной пожара стал жесткий законодательный запрет на сбор сухостоя и валежника. Мы об этом говорили. Кто-нибудь услышал?!

Каждый год один гектар леса сбрасывает примерно 10 тонн горючего материала – хвоинок, шишек, веточек. За десять лет накапливается соответственно до ста тонн на гектар. Раньше возле сел пасли скот, стада вытаптывали всю подстилку. Людям разрешали собирать сушняк, сухостойные деревья. Населению давали возможность прореживать молодняк – нарубить, например, жерди, чтобы огородить посевы или пастбища. Мужчины ранней весной собирались и отжигали поляны – убирали горючую массу вокруг населенных пунктов. Лесные пожары – страшная стихия, но рожденная самой природой. Если человек не смог рационально распорядиться лесом, за него это сделает огонь, уберет старые деревья.

Тем не менее в какой-то момент «наверху» решили, что сбор сухостоя местными жителями – это непорядок. Ввели запреты. Лесники стали гонять людей… Два года назад в Риддере огонь, перекинувшийся на бор по сухой траве и валежнику, уничтожил целую улицу в частном секторе. Погибла 73-летняя женщина. Ущерб превысил 252 млн тенге, на ликвидацию последствий из резерва Правительства было выделено больше 557 млн тенге. И что? Какую работу над ошибками провели в Минэкологии? Кто-то признал абсурдность запретов, пересмотрел их?

Сегодня при въезде в город можно увидеть «картину маслом»: примерно пятая часть сосен вокруг местных баз отдыха – это высохшие, рыжие деревья. Другими словами: вблизи жилых районов снова наготове куча потенциальных факелов.

– Академик Байзаков правильно говорит об устаревших нормах оснащения лесхозов, – дал комментарий глава ассоциации. – Важную роль еще играет противопожарное обустройство лесов. Если в сосновом бору посадить широкие полосы из березы, они не дадут распространяться верховому пожару.

Для лесной сферы поспешность зачастую только во вред. После пожара в Риддере местный лесхоз, ставший мишенью для критики, экстренно взялся за лесовосстановление. Специалисты, получив добро Комитета лесного хозяйства, закрыли гарь снова саженцами сосны. Хотя, по словам эксперта, по-хорошему следовало бы подойти вдумчиво, разработать программу, подготовиться. Сделать смешанный лес. Город только что пережил трагедию, когда густые насаждения сосен сыграли роль пороховой бочки. И, получается, ему опять готовят ту же участь?

Или пример реликтового бора Прииртышья: из 112 тыс. га, сгоревших в 1997 году, 84 тыс. га были искусственно созданными насаждениями. То есть львиная доля сгоревших лесов – загущенных, стопроцентно хвойных – была создана самим человеком. При этом, по словам эксперта, в резервате по сей день действует практика, когда высаживают по 8–10 тыс. саженцев на гектар. Хотя в природе средний показатель – 250–300 деревьев максимум!

– Есть опасения, что государство решит «залить» проблему деньгами, выделит огромное финансирование, – отметил глава ассоциации. – И в «Семей орманы» опять применят старые методы посадки, чтобы через сорок лет получить точно такую же картину.

В отрасли накопилась масса системных вопросов – в лесоохране, лесоустройстве, лесопользовании. Если на востоке страны леса в основном темнохвойные, то на юге – саксауловые, в Прииртышье – сосновый бор, не похожий ни на какой другой, со своими особенностями. В пригородах и поселках вообще только лесопарки, даже если у них нет такого официального названия. Для каждого из насаждений нужен свой подход, свои нормативы.

Например, лесхозам казахстанского Алтая, возможно, важнее получить больше вахтовок и полетных часов. Минувшей весной на встрече с главой Минэкологии Зульфией Сулейменовой специалисты били тревогу насчет срезанных часов на авиапатрулирование. Не прошло и месяца, как жизнь доказала их правоту. Очаг в «Семей орманы», вероятно, можно было вовремя заметить с воздуха и задавить в зародыше с помощью водосливного устройства. Вместо этого разрешение на использование борта пришло в самый последний момент.

– Если бы все было нормально с вертолетными часами, этих людей (14 сотрудников Успенского лесничества, погибших при пожаре. – Прим. авт.) предупредили бы и вывели из огня, – высказал мнение Виталий Чернецкий. – Вертолет всегда помогает в таких ситуациях: указывает, куда двигаться, в какую сторону, сколько километров до дороги. Если проверка покажет, что у лесников действительно не было батареек в рациях, то... Здесь даже слова подобрать трудно.

К сожалению, пока ассоциация видит, как вину за ведомственные недоработки пробуют переложить на лесозаготовителей. Это легко прочитывается, например, по проекту приказа о запрете на рубки «хвои». При этом нет ни одного официально подтвержденного факта, что тот или иной пожар произошел по вине лесопользователей. Наоборот, минимум 10% дорог, существующих в лесхозах, находятся в рабочем состоянии благодаря предпринимателям. Лесники пользуются ими, чтобы добраться в самые труднодоступные уголки. В таежном селе Черемшанке владелец местного ТОО вообще полностью взял на себя расходы по содержанию лесхозовской пожарной техники.

– Лес должен расти по крайней мере тридцать лет, чтобы лесом называться, – заметил эксперт. – Резкие повороты государства губительны в этой сфере. Конечно, по итогам июньского пожара нужны оперативные решения – по финансированию, материальному обеспечению. Но что принципиально нужно понять? Если государство строит либеральную экономику, то либеральные отношения должны распространяться и на лесное хозяйство. У предпринимателей должны быть не только расширенные обязательства, но и права. Они должны быть уверены, что их инвестиции защищены, что действуют нормальные четкие критерии лесопользования. Что при принятии решений будут учтены все альтернативные точки зрения, а не как сейчас, когда в расчет берется мнение только тех, кто вхож в кабинеты Правительства.

К слову, у ведущих лесных держав, например, Канады, накоплен любопытный опыт. Там при разработке концепций развития лесного хозяйства привлекают самый широкий экспертный круг. Свои варианты могут предложить правительственные структуры, ученые, экологи, отраслевые ассоциации, группы компаний. Все проекты выложены в открытом доступе, активно обсуждаются, дискутируются. В итоге в финальном документе находит отражение лучшее из всех альтернативных вариантов.

Государство vs частник

Трагедия «Семей орманы» вывела тему леса в информационный мейнстрим. В Восточном Казахстане, к слову, годами били во все колокола по поводу плачевного оснащения лесхозов, потери престижа профессии, избыточности запретов и требований в лесном законодательстве… Жаль, никто не захотел прислушаться.

Сейчас в экспертном сообществе набирает активность тема частного и государственного лесопользования. Академик Сабит Байзаков в том же письме на имя Главы государства и в интервью «Казахстанской правде» выступил за абсолютный государственный формат. Его логика понятная: если лесхозы ухаживают за лесом, охраняют его от браконьеров и пожаров, они должны быть и лесопользователями. То есть получать доходы от заготовки и продажи древесины.

В Региональной ассоциации лесной, деревообрабатывающей и мебельной промышленности заострили внимание всего на одном факте: июньский пожар произошел в «Семей орманы» – особо охраняемом природном учреждении, которое напрямую подчиняется Комитету лесного хозяйства и животного мира. В этом бору нет предпринимателей, ведущих долгосрочное лесопользование. При этом на востоке страны, где работают частные предприятия, по итогам лесоустройства 2020–2021 годов площадь лесов выросла на 67 тыс. га. По словам экспертов, если актуализировать данные по состоянию на 2023 год, цифра прирастет еще на десятки тысяч гектаров.

На Западе значительная часть лесов находится в частных руках. Там даже заповедники создать крайне сложно, потому что царит культ частной собственности. В Германии тысячи семей являются владельцами лесных участков площадью от восьми до 20 га. И правительство еще пытается передать частникам 3,5% всей лесной площади. Собственникам никто не указывает, что и как делать. Правительство выдает только рекомендации: например, перевести хозяйство с лиственного на хвойное или наоборот. В Финляндии при населении 5,5 млн человек два миллиона являются собственниками леса. По сути, каждая семья является лесовладельцем. В этой скандинавской стране делают все, чтобы сохранить небольшой семейный бизнес, не допустить появления лесных латифундистов. В Канаде ежегодный объем заготовок составляет 230 млн кубов леса, в том числе 190 млн кубов в круглом виде покупает Китай. Канадцы понимают: если древесину не срубить, не продать, она сгниет или сгорит.

– В Казахстане пробуют продвинуть противоположную модель, – высказал мнение исполнительный директор ассоциации Владимир Резанов. – Нам предлагают оставить единственного лесопользователя в лице государства. Я смотрел материалы за 2018 год: с одного гектара наши лесники собирали по 50 тенге налогов. Затраты на охрану этого же гектара составили 1 200 тенге. На сегодня эта разница еще больше. Вот все, что нужно знать об эффективности государства как собственника.

Эксперты заведомо расписали коррупционную схему, которая придет в лесхозы в случае перехода на указанную систему. Например, лесхозовская бригада заготовила круглый лес. На него есть покупатель. Это сырье можно продать, условно говоря, по 1 тыс. тенге, указав в бухгалтерской отчетности цену 100 тенге. Остальные 900 тенге – в свой личный карман. Если покупатель не захочет участвовать в «левой» схеме, всегда найдется проверенный человек, который согласится занести деньги в конверте. Спрос на древесину держится постоянно.

– Мы сейчас наблюдаем, как то в одном, то в другом государственном лесоучреждении вспыхивают коррупционные скандалы, – заметил Владимир Резанов. – А тут «теневую» схему хотят на всю страну распространить.

В ассоциации убеждены: реальную модель может составить только тандем государства как менеджера и бизнеса как пользователя. Такой формат отвечает рыночным отношениям, он устоялся, например, в аграрной сфере, в недропользовании. При этом ключевым в данной формуле является слово «менеджер».

На сегодня по области при расчетной лесосеке (научно обоснованном объеме, который можно заготовить без ущерба для природы) в 980 тыс. кубов осваивается… 68 тыс. кубов. Меньше 7%! И никто особо не рвется «впрягаться» в лесозаготовки. Почему? Исполнительный директор приводит пример: все лето глава лесозаготовительного ТОО вместо того, чтобы контролировать работу на деляне, строчит объяснительные. Над ним восемь проверяющих структур, каждой нужно отчитаться о проделанной работе перед вышестоящим начальством. Наступает зима, штат этих восьми надзорных контор сидит в теплых кабинетах, получает из бюджета зарплату, готовит планы проверок на следующий год.

– Если на деляне недоруб – штраф, нашли, что лишнее срубил, – тем более штраф, остались неубранные ветки – штраф, не той высоты пеньки – штраф, – рассказал представитель ассоциации. – Есть требование «Вырубил один гектар – посади два». При этом посадочный материал можно купить только в государственных питомниках по монопольной цене.

В казахстанском законодательстве, по словам эксперта, почти полторы тысячи пунктов требований и обязанностей для лесопользователя и пять-шесть пунктов прав. Предприниматели ходят под постоянным страхом, что им закроют заготовки, введут запрет. Они не знают, есть ли у них завтрашний день, боятся вкладываться. Вот такое отношение к ТОО, которые дают людям работу и пополняют бюджет.

Трагедии, подобные пожарам в «Семей орманы», Костанайской области или Риддере, безусловно, являются сигналом, что необходимы реформы. Как уже говорилось выше, проблем в отрасли накопились вагон и маленькая тележка. Например, академик Сабит Байзаков ратует за расформирование министерства-монстра с возрождением чисто лесного ведомства. В ассоциации с ним согласны. Во-первых, хуже, чем сегодня, уже точно не будет. А во-вторых, команда нового агентства, возможно, проявит креативность, запал и переломит ситуацию.

Но главное – нужно определиться в фундаментальных целях. По словам Виталия Чернецкого, у региона был интересный опыт, когда для рыбного и лесного хозяйства разработали мастер-планы. По рыбе предприниматели проявили активную заинтересованность, дали ответные предложения. И стратегия выстрелила! Как показал анализ, проведенный через пять лет, документ оказался выполнен на 95%. Государство не вмешивалось, хорошие идеи и алгоритмы сработали, бизнесмены ими воспользовались.

А вот по лесному хозяйству мастер-план остался мертвым.

– Мы столько раз поднимали проблемные вопросы, но от нас отмахивались, – заключил глава ассоциации. – В комитете считали, что раз шумят собственники, значит, проблемы не стоят внимания. Но сегодня рыночные отношения, лесная концепция должна это учитывать. Есть различные позиции. Одни считают, что леса нужно передать в долгосрочную аренду. Предприниматели самостоятельно будут следить за их состоянием, причем не требуя бюджетных денег, сами будут охранять. Другие выступают за усиление роли государства. В любом случае к решениям в этой сфере нельзя подходить эмоционально. Нужно обсуждать, дискутировать, искать компромиссы.

От автора:

На днях я своими глазами увидела с борта вертолета сгоревший реликтовый сосновый бор. Картина жуткая: море черно-рыжих погибших сосен тянется на десятки километров, между ними – песок. До сих пор не названа сумма ущерба. И главное, нет понимания, какое будущее ждет казахстанские леса? Государство может вложить в лесовосстановление десятки и даже сотни миллиардов тенге. Их, конечно, освоят. Но где гарантия, что через 20–30 лет беда не повторится?

Сейчас площадкой для дискуссии стала «Казахстанская правда», газета пробует представить всю палитру мнений. Можно только надеяться, что к острой проблеме подключатся депутаты, проведут парламентские слушания, соберут широкий экспертный круг. Нельзя допустить, чтобы судьбу стратегической сферы определили узкие ведомственные решения.