«Не дождетесь»…

Игорь Гонопольский вышел к зрителю с новой постановкой – ироническим детективом «Небеса могут подождать», поставленным
на сцене театра им. М. Лермонтова по пьесе Чарльза Гилфорда.

когда слетают маски

Это спектакль о втором, незнакомом нам человеке, который до поры, до времени тайно живет почти в каждом из нас. Итак... Именитый писатель Александр Арлингтон умирает ровно в полночь: кто-то ударил ему в спину ножом. Попав в рай, он категорически отказывается быть счастливым, пока не узнает, кто стал его убийцей.

Его и так, и эдак уговаривают принять местные правила, но он уперся. Как же так?! От его благодеяний зависело столько людей, никому из окружающих его смерть была невыгодной. Служителям небесной канцелярии не остается ничего другого, как отправить Арлингтона на землю, чтобы он, расследуя произошедшее, еще раз пережил день накануне своей смерти и не портил им статистику.

К слову, это вторая постановка Игоря Гонопольского, где он рассказывает о потустороннем мире. Первая – спектакль «Отель двух миров» по пьесе Эрика-Эмманюэля Шмидта.

– Я его посвятил своей покойной жене, – говорит режиссер. – Когда уходят такие светлые, чистые люди, как она, то тоска по ним заставляет задаваться вопросом: где же та божественная справедливость, на которую уповают верующие? Когда пересматриваю этот свой спектакль, то переживаю снова и снова личную трагедию.

В спектакле «Небеса могут подождать» тема, может быть, не очень четко выражена, но он тоже о том, что меня волнует. Люди часто имеют два лица, две сути. Многие долгое время живут и не подозревают об этом. «Второе лицо» человек показывает в экстремальной ситуации – вмес­то него вдруг выскакивает отвратительное звериное рыло. В спектакле это подчеркнуто еще и аллегорией.

Когда действующие лица в финале кланяются зрителю, то оказывается, что сзади на них надеты маски тех пороков и слабостей, которые есть в человеке, – алчность, хитрость, коварство, жестокость…

Игорь Гонопольский такие метаморфозы называет дуализмом души.

– Вот как это уживается в одном и том же человеке? – задается он вопросом. – На мой взгляд, все с ними (с нами) всегда рядом, просто, когда мы сильны и уверены в себе, то снисходительно не замечаем или не обращаем внимания на пороки – свои и чужие.

В первом действии спектакля «Небеса могут подождать» все герои – бесхитростные, честные, преданные главному герою и угадывающие каждое его желание ангелоподобные люди. Молодая девушка утверждает, например, что она любит годящегося ей в дедушки Александра и мечтает поскорее стать его женой. Все другие тоже к месту и не к месту подчеркивают свои чувства, но во втором действии маски слетают – выясняется, что эти «преданные» люди хотят смерти героя.

Такая вот мечта

– Мне всегда было интересно расследовать поступки людей и рассказывать о них, копаясь в «корнях», – признается Игорь. – Есть ли вообще люди без двойного дна? Их мало, но они, как выясняется, есть. Я много лет пытаюсь сделать кинопортрет скульптора Исаака Яковлевича Иткинда. Этот человек прожил долгую жизнь – 98 лет. Она была нелегкой – он прошел, что называется, и Крым, и Рым, и медные трубы, но при этом остался оптимистом и жизнелюбом. Мне кажется, именно это и помогало ему и жить, и выживать в немыс­лимых ситуациях.

Уроженец Беларуси, уже имея профессию священнослужителя – раввина, Иткинд вдруг все бросил, увидев однажды работы скульптора Антакольского, и начал сам творить чудеса из глины, дерева, камня. Отучившись в довольно зрелом возрасте два года в рисовальной школе в Вильно (Вильнюс) на деньги, собранные земляками, уехал в Москву и пот­ряс всех своим талантом.

Его знали и дружили с ним все великие – Маяковский, Есенин, Мейерхольд… Луначарский написал о нем статью «Почему голодает скульптор Иткинд?», Горький помогал организовывать выставку. Он создал много скульптур – писателей и поэтов. Самая выдающаяся – серия, посвященная 100-летию со дня смерти Пушкина, с ней он выиграл всесоюзный конкурс. Эти его работы находятся в Петербурге, на Мойке, 5, в квартире-музее Александра Сергеевича.

Приехавший в Москву брат президента Рузвельта решил скупить всего его работы и предлагал автору уехать в Америку, но Иткинд отказался. Он считал, что карт-бланш на свободное творчество получил именно в советской России. А зря: наступил 1937 год, его обвинили в шпионаже в пользу Японии (глаза, видите ли, у него узкие) и посадили в «Крес­ты», знаменитый следственный изолятор, где ему выбили зубы, сломали ребра... А потом сослали в Карлаг. Его освободил и помог перебраться в Алма-Ату зампред Карагандинского облисполкома Ануарбек Бектасов.

– Когда его нашла Наталья Сац, он был уже очень немолод – за семьдесят, – рассказывает Игорь Гонопольский. – Вот так встретились два фаната. Сосланная из Москвы детский педагог, режиссер, балетмейстер Наталья Ильинична открыла ТЮЗ в Алма-Ате во время войны, в 1944 году. Иткинду она поручила вырезать из дерева скульптуру Жамбыла. Эта его работа долго встречала детей в фойе театра, но, к сожалению, не сохранилась при пожаре, который случился однажды.

Когда возьмусь за фильм об Иткинде, не знаю, но материал собрал большой. Снимал и в Израиле, где живет его ученица Юлия Цегаль, и в Москве – вдову Домбровского Клару Турумову, она тоже знала Иткинда. В Алматы нашел могилу скульптора, отреставрировал ее, сделал мраморную стелу вместо камня без таблички. Второй год подаю заявку в Центр поддержки национального кино на съемки фильма «Исаак Иткинд на дороге в рай».

На краю

Но вернемся к спектаклям о потусторонних мирах. Игорь Гонопольский, как никто другой, имеет право говорить об этом, потому что сам побывал одной ногой на том свете в самом прямом смысле.

– Все мы с возрастом теряем здоровье, – рассказывает режиссер. – В какой-то момент и у меня его тоже оказалось недостаточно. В августе 2014-го пошел себя подлечить. Так как я заслуженный дея­тель Казахстана, то обслуживался в элитной клинике, которую в народе называют «совминовской». Многие сейчас в вену или в артерию ставят очищающую кровь пружинку. Эта процедура называется стентирование. Мои лечащие врачи, когда я проходил диспансеризацию, сказали, мол, мне это необходимо.

Ну надо так надо: я подписался и отдался эскулапам. Когда начали ставить этот самый стент, у меня сердце начало отказывать. Выяснилось, что некий сердечный клапан насквозь задеревенел, поэтому кровь он не чистил и не пропускал. Его надо было менять. На мое счастье или несчастье, в клинике оказался в наличии клапан какого-то северо-американского быка. Теперь шучу, что я трижды бык. По году, по месяцу, а теперь еще и по сердцу.

Очнулся в палате с каким-то немножко искривленным сознанием, подключенный к аппаратам. Короче говоря, состояние не из веселых. Придя в клинику в конце лета на своих ногах, только к Новому году, в конце декаб­ря, я оказался в своем доме. То, что я впал в полугодовую кому, – выдумки. На самом деле она длилась всего три дня.

Меня теперь часто спрашивают: «Ты побывал в другом мире. Ну и как там? Есть что-нибудь?» Так вот, ребята, ничего там нет – ни света в конце туннеля, ни светящихся существ. Люди врут, придумывают про потусторонний мир всякие легенды. С ними им, видимо, легче жить.

Для поправки здоровья режиссер попытался эмигрировать в Израиль. Именно попытался: уехал туда в августе 2014 года, а через два года, проводив отца в последний путь, вернулся.

– Не знаю, триумфально или нет, я просто вернулся домой, потому что мне на чужбине нечего было делать. Не могу снимать кино, ставить спектакли, учить студентов... А зачем мне такая сытая, благополучная, бестревожная, но пустая жизнь? Говорят, что есть историческая родина. Но она может быть только одна. Почему я сюда рвался? Я здесь, в Алматы, с 14 лет, а в Казахстане – от рождения. А самое дорогое для любого человека, – это когда люди его понимают, и он их тоже, когда он знает, куда придет, если пойдет по этой вот улице, неважно какой. Этот комп­лекс чувств и есть Родина.

другая любовь

В Алматы Игоря Гонопольского звала еще и другая любовь – работа со студентами. Много лет назад он собрал небольшую группу и стал снимать в стенах университета «Туран» первый в СНГ студенческий сериал под названием «Детки».

– Снимали три года, на «31 канале» еженедельно выходила новая серия, – вспоминает режиссер. – Когда вернулся в «Туран» после кратковременной эмиграции, были разные мысли, вплоть до продолжения «Деток», но сегодня это неактуально. То есть это интересно, но больших денег у университета нет. Сейчас надо думать, как говорят, инновационно. Поэтому мы с Наталь­ей Далматовой открыли ТСТ – театральную студию «Туран» для студентов-первокурсников факультета кино и телевидения, а с этого года к нам придут еще и студенты только что открывшегося актерского факультета.

Мы уже поставили несколько спектаклей. Это «У ковчега в 8» по Ульриху Кубу, «Одноклассники» по Тадеушу Слободзянеку. Осенью, наверное, поставлю «Маленького принца» Сент-Экзюпери и «451 градус по Фаренгейту» по мотивам романа Рэя Бредбери, который я мечтал поставить в театре, вел даже переговоры с русским ТЮЗом, написал инсценировку, но не получилось.

На премьеры театральной студии мы, бывает, приглашаем воспитанников детдомов. Для актеров важен зритель, они греются тем, что идет из зала, а я хочу, чтобы мои студенты загорелись. Театр вообще делает с людьми чудеса. Помню, как я, знакомясь с одной из групп, поймал колючий и насмешливый взгляд студента. Подумал тогда, что с этим парнишкой у меня будут проблемы. Жесткий, ничего не принимающий на веру. Но вот однажды он признался, что ходит в университет ради театра. Для меня это был бальзам на душу.

И в финале снова хотелось бы вернуться к спектаклям Игоря Гонопольского о потустороннем мире – «Отель двух миров» и «Небеса могут подождать». В них, несмотря на то что они в общем-то о невеселом – о смерти, есть место легкой иронии, которая заставляет людей улыбаться, а иногда даже смеяться.

– Потому что они не чернушные и упаднические, а о внутренней жизни человека, – говорит режиссер. – Ирония – это не смех, это юмор для людей с мозгами. Заставить людей если не рассмеяться, то хотя бы улыбнуться, труднее, чем прослезиться. Моя команда – это я, режиссер-постановщик, второй режиссер Наталья Долматова и ассистент режиссера Илья Бобков, сыгравший, кстати, в спектакле «Небеса могут подождать» архангела Михаила. Считаю, что спектакль без легкой иронии – это пустой орех. После такого действия остается только намылить веревку и повеситься. Но не дождутся. Когда меня спрашивают: «А кто не дождется-то?», я отвечаю: «Тот, кто ждет…»