​«А счастье было так возможно...»

Первое исполнение оперы сос­тоялось 140 лет назад силами студентов Московской консерватории, оркестром дирижировал ее основатель и первый директор Николай Рубинштейн. Созданию музыкального шедевра предшест­вовала своя история. Взять «Евгения Онегина» в качестве сюжета для оперы посоветовала композитору в 1877 году певица Елизавета Лавровская.

Чайковский поначалу хотел отказаться. Он преклонялся перед Пушкиным и понимал, какая колоссальная ответственность ждет того, кто решится представить на сцене известнейший современникам роман. Однако идея композитора увлекла.

В это же время Чайковский получает любовные послания от 24-летней студентки консерватории, которую едва может припомнить. Он пишет ей вежливый и холодный ответ. Но от настойчивой барышни приходит еще одно пылкое письмо, и композитор решается встретиться с ней. Результатом стала стремительная женитьба и не менее скорый разрыв. А параллельно с личной драмой началась работа над оперой. Первой была написана сцена письма Татьяны...

В либретто Петр Чайковский и Константин Шиловский включили несколько сцен, отразивших сюжет произведения и связанных в первую очередь с образом Татьяны, которая для композитора стала ключевой героиней. Так поэзия Пушкина и мелодии Чайковского сотворили чудо – оперу, которая сегодня в репертуаре практичес­ки всех театров и знаменитых певцов мира.

И все-таки, уже готовя постановку, Петр Ильич сомневался, примет ли публика оперу, где нет ожидае­мых от жанра ярких конфликтов и внезапных поворотов действия – страстей, коварств, злодейств, убийств. Двух разрушенных судеб и одной смерти было явно мало, чтобы удержать внимание публики и в XIX веке. Это понимал и Чайковский, назвавший свою оперу «лирическими сценами».

Он писал: «Я не заблуждаюсь, я знаю очень хорошо, что сценических эффектов и движения будет мало в этой опере, но общая поэтичность, человечность, простота сюжета в соединении с гениальным текстом заменяют с лихвой все недостатки. ...Пусть опера моя будет несценична, пусть в ней мало действия! Но я влюб­лен в образ Татьяны, я очарован стихами Пушкина и пишу на них музыку...»

«Евгения Онегина» от Чайковского приняли сразу, и сегодня это один из лучших мировых образцов лирической оперы. И делает его таковым музыка великого русского композитора.

– Это произведение уникально как для всего оперного жанра, так и для русской оперы, – отмечает дирижер-постановщик, заслуженный деятель Казахстана Алан Бурибаев, который не раз дирижировал оперой «Евгений Онегин» в разных странах. – Может быть, наряду с «Борисом Годуновым» эта опера является одной из самых часто ставящихся на Западе, в Европе и Америке. По числу постановок «Евгений Онегин» опережает другой оперный хит композитора – «Пиковую даму». Чайковский писал «Онегина» параллельно с другим своим шедевром – Четвертой симфонией. Это уже зрелый Чайковский, хотя впереди, через несколько лет, будут «Пиковая дама» и «Щелкунчик», где он проявил себя как выдающийся мастер оркестровой музыки. В «Евгении Онегине» был потрясающий, как сказали бы сейчас, брейнсторминг; креативность из него просто хлещет. Одна мелодия переливается в другую, и одна красивее другой. Насколько великолепна музыка оперы, нас­колько искренна и в то же время изысканна! Мелодии входят в душу и сердце любого слушателя. Это гениальная музыка! И именно она делает произведение выдающимся, простую историю невероятной.

Что б было, если бы...

Спектакли итальянского режиссера Давиде Ливермора идут на сценах известных театров Европы, опера «Аттила» в его постановке открывала сезон в легендарном Ла Скала, он сотрудничал с выдающимися исполнителями и дирижерами. Но к русской опере Ливермор обращается впервые. В столице Казахстана он был членом жюри вокального конкурса «Опералия» Пласидо Доминго, поставил в Astana Opera «Турандот» Дж. Пуччини и считает, что у молодого казахстанского театра, уже имеющего обширный репертуар, большое будущее.

Давиде Ливермор признается: «Я часто задумываюсь, какой могла быть дальнейшая судьба героев опер: что произошло с Рудольфом после смерти Мими в «Богеме», что ждет Альфреда после кончины Виолетты в «Травиате» и, конечно, вспоминала ли Татьяна об Онегине перед смертью, чтобы вновь прожить историю любви, оставившей неизгладимый след в ее судьбе?» Такие размышления помогли ему создать свою концепцию произведения, которая существенно отличается от предшествующих.

«Евгений Онегин» в Astana Opera – спектакль-воспоминание: пос­таревшая Татьяна представляет картины прошлого, мечты и разочарования, чтобы, по словам режиссера, «освободить свою жизнь от трагедии неразделенного чувст­ва». Так на сцене появляют­ся два новых образа – пожилая Татьяна (Мансия Естекова) и душа Татьяны (Анель Абдуллина). Они «лишены голоса», но их присутствие несет важную для спектакля смысловую нагрузку.

В программке краткое содержание предваряют стихотворные строки Константина Батюшкова «О, память сердца! ты сильней⁄Рассудка памяти печальной». Во время оркестрового вступления на сцене появляется седая Татьяна, она задумчиво перечитывает письма, понимая, что ее сердце помнит прежние чувства и дорожит ими.

Каждая сцена, каждое действие в режиссуре и сценографии Ливермора имеют свой стиль. Первая картина – в усадьбе Лариных – решена в романтическом и даже идиллическом ключе. Много света, солнца, улыбающиеся крестьяне с цветами, радующиеся окончанию полевых работ, на видеопроек­циях – безмятежные картины природы, сельского быта. Юные сестры Ларины, а также их мать и няня, рассказывающие о давно минувших днях и годах.

В опере пушкинский текст обрел особую лаконичность и наполненность. И в ариях пов­торяющиеся фразы предугадывают события предстоящие или заставляют припомнить уже случившееся. Так, слова Лариной-матери «Привычка свыше нам дана:⁄Замена счастию она» будто предопределят судьбу ее старшей дочери, «заменившей» счастье долгом. Рассудительный дуэт Лариной и няни на премьерных спектаклях исполнили Маргарита Дворецкая и Гульжанат Сапакова, Баян Жусупова и Салтанат Муратбекова.

Оригинально оформлена знаменитая сцена «Письмо Татьяны». Неожиданно ствол высоченного дерева, вращаясь, становится кроватью Татьяны. (Кружение, вращение, повторяющиеся движения элементов декораций в целом характерны для спектакля; они акцентируют, что история, которую мы видим, не завершится сейчас, она вечная, ведь не может закончиться настоящая любовь.) За окнами мелькают чьи-то лица, силуэты, облака становятся тучами...

Девушку переполняют чувства, она перечитывает написанное, бросает лист бумаги и берет следующий. Рядом с ней – пожилая Татьяна, которая хотела бы обнять, помочь, что-то посоветовать, защитить, но она может только безмолвно наблюдать. Между девушкой и пожилой женщиной мечется их душа – прекрасная и нестареющая. Зрителю понятно, что Татьяна спустя десятилетия не отреклась от своей любви, она вновь написала бы то письмо.

В либретто нет лирических отступлений, играющих в романе равноправную с сюжетом роль. Из-за этого характеры героев оперы, с одной стороны, «утратили» глубину, но, с другой, их определяю­щие черты стали более четкими. Так, в сцене нравоучения Онегина видится не столько его учтивость и правдивость, сколько скука и равнодушие. Очевидна и злость героя, когда его обсуждают «деревенские гости» на именинах Татьяны. Он решает «мстить», мелко и неблагородно, и не прощает наивного горячего негодования влюбленного Ленского, чувствующего себя обманутым и другом, и невестой.

Дуэль Онегина и Ленского решена в черно-белом цвете, контрастно и внятно. Сцена пуста, свет приглушен. С первого взгляда ясно: примирения быть не может. И ничто не отвлекает от пронзительной арии Ленского «Куда, куда, куда вы удалились,⁄Весны моей златые дни?» – одной из лучших в оперном наследии Чайковского.

Сценография третьего действия, происходящего в Петербурге, также достаточно лаконична, но при этом роскошна. В бальном зале – огромная сверкающая люст­ра (отдельное «Браво!» умельцам-бутафорам театра) и просто огромаднейшее зеркало. Некоторая размытость отражения «говорит» и об «искаженных» нравах высшего света, и о повторении ситуации в судьбе главных героев, и о том, что так и не понять, как ни вглядывайся, кто же был прав, кто виноват.

Прекрасна сцена парадного танца на балу (хореограф-постановщик Елена Шерстнева), где все дамы одеты в платья синего оттенка (для чего было покрашено 300 м ткани). Значение синего цвета хорошо «прочитывается»: он символизирует небо, глубину, вечность, а еще преданность и спокойствие, побуждает к размышлениям.

Финальное объяснение Татьяны и Евгения происходит среди стульев в безлюдном зале. Жизнь без любви пуста. Это давно поняла Татьяна, и сейчас постигает Евгений. «Пускай погибну я, но преж­де...» – поет теперь он. Горькое восхищение вызывает Татьяна: когда-то ее вынудили отказаться от любви, ныне она вынуждена это сделать сама. И слова Онегина «О, жалкий жребий мой!», к сожалению, можно отнести и к героине, которой симпатизировал Пушкин и которую так полюбил Чайковский.

Классический пушкинский текст многие хорошо знают и сегодня. Возможно, «Евгений Онегин» в Astana Opera станет некоторым испытанием для приверженцев абсолютной классики на сцене. Удивит не только «растроение» личности Татьяны, но и архитектурный масштаб поместья небогатых Лариных, устроенный ими бал, образы крестьян… Однако не будем забывать, что речь идет о художественной авторской интерпретации произведения, бережно сохраняющей его основу и, главное, душевность.

Режиссер не исказил замысел Пушкина и Чайковского, а внес в него свою творческую и весьма поэтическую ноту, как бы прод­лив известную историю во времени. Как справедливо отметил на пресс-конференции первый замес­титель директора театра Толеубек Альпиев, без эксперимен­та и нового взгляда не бывает творческого процесса.

Творческой и колоритной оказалась работа художников по кос­тюмам Софьи Тасмагамбетовой и Павла Драгунова, подготовивших около 250 костюмов и использовавших исторический крой XIX столетия. Получилась, по их отзывам, не реконструкция, но высокая степень достоверности.

Много дел, как обычно, было у бутафоров, трудившихся над кружевными веерами, дамскими сумочками, бокалами, канделяб­рами, париками лакеев. Добавим сюда множество мелких деталей (ордена и медали, курительные трубки, часы на цепочках), 25 вил и грабель для крестьян, 800 печений и два дуэльных револьвера. Роль быта даже в самой поэтической истории далеко не второстепенна!

Любимые герои

Чайковский подарил нам поис­тине поэтические мелодии – узнаваемые, любимые, которые часто исполняются на концертах. Они кажутся такими простыми и легкими! И это снова подтверждает высочайшее мастерство композитора. Музыка оперы передает все оттенки чувств героев, смену их настроения, она лиричная, одухотворенная, глубокая.

Исполнители должны передать эту тонкую музыкальную драматургию, найти личную интонацию, быть совершенными и в вокальном, и в актерском плане.

В Astana Opera над «Евгением Онегиным» работали с воодушевлением и волнением, с эмоциональным подъемом. Успех спектакля безусловен.

Хрустально чисто, проникновенно играл на премьерах оркестр. А на репетициях маэстро Алан Бурибаев подчеркивал, что каждый герой в опере имеет свой музыкальный образ:

– Я пытаюсь разогревать оркестр в моментах, где появляется Ленский, потому что у него очень горячий нрав, и остужать музыкантов до ледяного состояния в сценах с циничным, сухим Онегиным. Такими их описывает Пушкин: «Они сошлись. Волна и камень,⁄Стихи и проза, лед и пламень».

Каждому герою Чайковский подарил незабываемую арию. Это, например, «Я не способна к грусти томной» Ольги Лариной. Ее в дни премьеры исполнили Татьяна Вицинская и Дина Хамзина. И уморительные куплеты Трике «Какой прекрасный этот день» (Рамзат Балакишиев, Беимбет Танарыков), и откровенная ария князя Гремина «Любви все возрасты покорны» (Михаил Гужов (Россия), Барсег Туманян)...

Со своими задачами отлично справился хор Astana Opera (хормейстер – заслуженный деятель Казахстана Ержан Даутов), пропевавший каждое слово звонко и внятно. Вокалисты в массовых сценах создавали их настроение, хор крестьян со стилизациями народных песен «Болят мои ноженьки», «Девицы-красавицы» вызвал аплодисменты публики.

Всем исполнителям удалось найти в героях какие-то близкие, понятные черты. Поэтому премьерные спектакли обрели свои яркие нюансы. Незабываем был каждый Ленский, эту партию пели Жан Тапин и Медет Чотабаев.

– Музыка Чайковского передает тонкие грани человеческой души. Ленский – поэт, романтик, он по-своему уникален, – говорил о своем герое Жан Тапин. – Я всегда с большим трепетом и упоением выхожу на сцену в этой роли. Переживаю за Ленского, жалею его, стараюсь показать его первую влюбленность, искреннее волнение, трагедию смерти. Знаю, что эти сцены одухотворяют публику.

В роли Татьяны предстали Айгуль Ниязова и Галина Чеплакова, впервые исполнившая эту партию. Вдохновенный дебют певицы зас­луживает самой высокой оценки.

– Сложность образа в том, что Татьяна переживает трансформацию от юной девушки до светской дамы, – объясняла Айгуль Ниязова. – Онегин – единственная большая любовь в ее жизни, но она, приняв судьбу, остается верной долгу чести. Опера способна затронуть сердца каждого сидящего в зале.

В роли Онегина на сцену вышли Алексей Исаев (солист «Геликон-Опера», Россия) и Талгат Мусабаев.

– Это сложный спектакль, все в нем должно быть исполнено идеально, – говорил Талгат Мусабаев незадолго до премьеры. – Роль Онегина многогранная, над ней можно работать бесконечно. С возрастом человек переосмысливает себя. Так делает и мой герой, который неоднозначно относится к людям, где-то не понимает себя самого. Считаю, что это персонаж из жизни. Предпочитаю смотреть на героев оперы не как на положительных и отрицательных, а как на обычных людей со своими сложными судьбами.

Давиде Ливермор подчеркивает, что хотел обратить внимание на великие ценности, существовавшие в прошлом: «Они могут присутствовать в нашей жизни и сегодня. И они, в зависимости от нашего выбора, определяют качество жизни каждого из нас».

Блестящие премьерные показы оперы «Евгений Онегин» убедительно свидетельствуют: зрители неизменно находят в классике «отзвуки» своих мыслей и чувств и каждый раз безмерно благодарны артистам за их высокое искусство. Браво, Astana Opera!