Мажит Чумбалов. Врач и гражданин

Сегодня поводом для восстановления исторической справедливости стал 150-летний юбилей Мажита Мухамеджановича Чумбалова, выдающегося врача-эпидемиолога, заместителя наркома здравоохранения Киргизской (Казахской АССР) в Оренбурге, первого начальника созданного в конце 20-х годов прошлого столетия главного аптекоуправления республики. С его именем связано открытие в Алма-Ате первого медицинского института Казахстана, который с 1989 года носит имя Санжара Джафаровича Асфендиярова. По инициативе Чумбалова был создан краевой фармацевтический техникум в Семипалатинске. Список славных дел Мажита Мухамеджановича во имя процветания Отечества этим не ограничивается.

Прежде всего историческая справка относительно аптеки № 4 на пересечении улиц Маметовой и Пушкина. Чумбаловская аптека, торжественное открытие которой состоялось 18 ноября 1967 года, вскоре после выхода постановления Совета Минист­ров Казахской ССР, на самом деле к деятелю отечественного здравоохранения имеет только косвенное отношение. Настоящая прописка аптеки, где работал Мажит Мухамеджанович в качестве управляющего республиканским аптекоуправлением – в Малой станице на улице Потанина (раньше она называлась Казачьей). Крепкая верненская постройка из тяньшаньской ели с полуподвалом кирпичной кладки как будто не тронута временем. А ведь первый ее хозяин, казачий атаман, заселился здесь еще в 1910 году. Если только не человеческий фактор или какие-нибудь природные катаклизмы, здание простоит еще не один век.

Трудовая биография Мажита Чумбалова началась на малой родине – в Букеевской Орде. Здесь его корни, его родная среда. Для тех, кто не знает истории образования Внутренней Орды (Букеевской она стала называться в честь ее основателя – хана Бокея), следует напомнить, что это государственное полуавтономное образование в своем способе хозяйствования не имело аналогов в Великой степи. Здесь было все: школа светского образца, мектебы и медресе, больница и здравпункты. Степняки, осваивая оседлый образ жизни, занимались понемногу хлебопашеством и рыбной ловлей. Но, конечно, традиционным оставалось скотоводство. Однако заниматься им в полной мере и на равных правах не позволяла социальная иерархия: все лучшие пастбища испокон веку принадлежали богатой знати. Ситуация не менялась и при Жангир-хане, который, хотя и имел репутацию просвещенного правителя, ничем не отличался от своих предшест­венников. Это привело к народному бунту.

Мажит Чумбалов родился через 36 лет после жестокого подавления восстания Исатая Тайманова и Махамбета Утемисова. В эту пору Внутренняя Орда, основанная в 1801 году в междуречье Волги и Урала, отличалась от той, что была при ханах Бокее и Жангире. Ветры перемен долетели и в эти края. Теперь знатное происхождение было не только привилегией, но и осознанной ответственностью за судьбу своих соплеменников. Если предки Мажита Чумбалова служили у хана Бокея и входили в совет 12 биев, основанный Жангир-ханом, то их потомок в начале XX века хотел служить только народу.

Он рано определился с выбором профессии и целенаправленно шел к своей цели. Сначала учился в урдинской школе, основанной при Жангир-хане, потом поступил в гимназию. По одним сведениям, он учился в Оренбурге, по другим – в Казани. Настоящие его университеты начались в 1895 году, когда он поступил на медицинский факультет Казанского университета (кстати, его окончил и наш знаменитый хирург Александр Николаевич Сызганов). Он прилежно учился, но не был в стороне от общест­венно-политической жизни родной альма-матер. И когда в 1899 году начались студенческие волнения, Мажит Чумбалов был в первых рядах манифестантов, требовавших свободы слова и вероисповедания, утверждения прав национальных меньшинств. Реакция правительства не заставила себя долго ждать: все зачинщики «беспорядков» были отчислены из учебного заведения без права восстановления.

В 60-е годы прошлого века в Центральный государственный архив Татарстана стали приходить запросы относительно студенческих беспорядков 1899 года и участия в них Мажита Чумбалова. И вот какой ответ поступил в город Гурьев, на улицу Энгельса, 30, на имя Мамекова Х.: «…Чумбалов М. поступил на медицинский факультет Казанского университета в 1895 году. 8 апреля 1899 года за участие в студенческих беспорядках был исключен из университета без права обратного поступления». Так значится в первом списке. В то же время он значится и в другом списке уволенных с правом подачи прошения о зачислении в число студентов, в котором указано, что он был принят обратно 27 апреля 1899 года. В справке инспектора студентов значится, что «…он был восстановлен по прошению. Чумбалов М. окончил университет в 1903 году…»

Хажигали Мамеков, коллега и младший товарищ Мажита Мухамеджановича приложил немало усилий для восстановления его доброго имени, опороченного в годы сталинских репрессий и преданного забвению на несколько десятилетий. Воспоминания Хажигали-ага оказались важны не только как свидетельства жизнедеятельности Чумбалова. Восстановилась картина безвозвратно ушедшего времени.

Они познакомились в столице ханской ставки  – в Урде. Хажигали, выпускник кронштадтского военного фельдшерского училища, приехал сюда по распределению. В 1904–1905 годах медицинский персонал, обслуживающий три района – Урду, Жанакала и Таловку, состоял из врача Чумбалова и фельдшера Мамекова. Вместе они исходили и изъездили верхом несколько десятков километров, оказывая медицинскую помощь всем нуждающимся. Нередко приходилось лечить людей в принудительном порядке, путем убеждения, поскольку степняки по традиции больше доверяли местным знахарям, нежели квалифицированным специалистам. Ситуация обострялась во время эпидемий, особенно частой была в этих местах эпидемия чумы.

Заросли кумарчука были полны норок, в которых прятались мыши – главные переносчики этого заболевания. Вспышки возникали в самых разных местах, унося сразу несколько жизней, а порой эта зараза косила целые семьи.

Хажигали Мамеков вспоминал эпизод, связанный с пустынным местом Бестай, где он получил профессиональное крещение как чумолог. Вести оттуда приходили самые тревожные, одна только семья потеряла семь человек, медлить было нельзя. Группа ликвидаторов состояла из врачей Чумбалова и Константинова, прибывшего на подмогу из Астрахани, фельдшеров Мамекова и Утебаева. Только через двое суток добрались они на верблюдах до эпицентра, чтобы увидеть удручающую картину. Больные не соблюдали изоляцию, поэтому зараженных и умерших оказалось больше. Установили посты из местных добровольцев, поставили лабораторию, в которой одновременно делали вскрытия и проводили анализы на наличие чумной палочки. Зараженных хоронили в определенных местах, казахские кибитки тщательно дезинфицировались или просто сжигались. Давали ли им компенсацию или степняки оставались без крова – неизвестно. В первые годы после установления советской власти возмещение убытка пострадавшим за потерю жилья составляло 5 рублей.

…COVID-19, ставший чумой ХХІ века, кажется, избавил мир от иллюзий, что эпидемические заболевания остались в далеком прошлом. Перед лицом катастрофы вселенского масштаба, жерт­вами которой стали, по данным ВОЗ, 20 млн человек, мы изменились, стали другими. Вопрос: какие уроки извлекла медицина?..

Во времена Чумбалова врачи-эпидемиологи в западном регионе республики были во всеоружии. Кроме чумы «ходили» брюшной тиф и оспа. После революции Мажит Мухамеджанович возглавил Букеевский губздравотдел. Все те же трудовые будни, но добавились организационные хлопоты, связанные с расширением деятельности вверенного ему участка.

В государственном архиве РК сохранились важные документы, свидетельствующие о работе губздравотдела. После Гражданской войны она постепенно налаживалась. Были нововведения с открытием нескольких отделов: лечебного, социальных болезней, эпидемического, судебной экспертизы. И еще установили пастеровскую станцию и оспенный телятник, удовлетворявший нужды губернии во время оспенных вспышек. Работал зубоврачебный кабинет по оказанию первой медицинской помощи.

А вот работа акушерско-гинекологического отдела осложнялась спецификой менталитета и местными нравами: женщины отказывались от приема у врача-мужчины, не называли и имени своего мужа…

Кумысолечебница в Урде была открыта еще до революции, но носила кустарный характер. Больные получали кумыс, пищу, кров, а постельные принадлежности и посуду приносили с собой. Незаурядные организаторские способности Чумбалова позволяли ему видеть перспективы расширения лечебницы до 300 мест и создания здесь курортной зоны. Воодушевляла статистика, согласно которой из 100 больных 85 исцелялись полностью.

Возможно, своими планами он делился с Алиханом Букейханом, приехавшим в Урду по приглашению Мажита Мухамеджановича. Сохранилось свидетельство, что знаменитый лидер партии «Алаш» не только поправил здесь свое здоровье, но и записал со слов местного казаха-ногайца народный эпос «Ер Тарғын»…

Чумбалов руководил Букеевским губздравотделом, видя его главную задачу в оборудовании противочумного склада. «…Так как все имеющееся было разграб­лено белогвардейскими бандами при налете на город Урду, разграблен весь Уштаганский склад». Это выписка из годового отчета губздравотдела за 1920-й, который оказался относительно спокойным в плане чумы. А вот последующие два года стали очень тяжелым испытанием как для населения, так и для медицинского персонала.

Текст телеграммы из Урды в Оренбург в Кирнаркомздрав свидетельствует, что кредита на чуму не было. А между тем на борьбу с эпидемией на склад ханской ставки требовалось очень многое… От тулупов, валенок, халатов, резиновых галош, перчаток до медикаментов: гидропультов, карболовой кислоты, спирта, хинина, шприцев, ваты. Просчитывались все риски, чтобы не только спасти зараженных, но и обеспечить безопасность самим спасающим. Медиков, конечно же, катастрофически не хватало.

Мажит Мухамеджанович всегда заботился о воспитании и подготовке профессиональных кадров из местного населения. Этому есть простое объяснение. Приезжим специалистам было невероятно трудно, а подчас невозможно свыкнуться с бытом кочевников. А приспособленных помещений с привычным для них укладом было мало. Да и работать приходилось в экстремальных условиях. Чего только стоила дорога, когда перемещаться по степи приходилось на верблюдах, реже на лошадях. Подводы не было. У противочумных отрядов меньше времени уходило на ликвидацию очага эпидемии, гораздо больше они проводили в долгих утомительных перемещениях по бескрайним казахским степям. Чумбалов считался лучшим специалистом по чуме. Ее он распознавал почти сразу и безошибочно. Хажигали-ага в своих воспоминаниях рассказывал о случае с приезжим врачом Беляевым, который за чуму принял другое заболевание. Мажит Мухамеджанович ему возражал. И оказался прав. В том, что в этой области он был специалистом высокой квалификации, убеждает документ, сохранившийся среди материалов Государственного архива РК.

Это заключение, которое Чумбалов отправил 18 декабря 1923 года в Оренбург в Нар­комфин КАССР, по поводу сжигания денег в зараженном чумой районе: «Сжигать деньги вообще не следует. Деньги же, приходившие в соприкосновение с больными или взятые у умерших от чумы, могут дезинфицироваться мокрым способом – погружением в раствор сулемы или в карболовый раствор на один час. Заключение в каждом отдельном случае о необходимости дезинфекции денег должно быть дано заведую­щим эпидемическим отрядом пораженного района».

Когда в 1929 году столица из Кзыл-Орды переехала в Алма-Ату, Чумбалову поручили возглавить краевое аптекоуправление. В 1926 году в Алма-Ате насчитывалось всего четыре аптеки, в 1936-м их было уже одиннадцать, по преимуществу открытых самим Чумбаловым. Мажит Мухамеджанович отстаивал медикаментозный способ лечения и боролся с нетрадиционным врачеванием, знахарством, когда здоровье пациентов оказывалось в руках малограмотных целителей. В его бытность впервые в республике был образован центральный аптечный склад, который также в целости и сохранности, как и сама аптека по улице Потанина.

Мажит Мухамеджанович умер в возрасте 69 лет. В традициях сталинской репрессивной машины было уничтожение самых лучших и самых достойных.

В первый раз его арестовали в 1938 году. Бюро Уральского обкома партии вынесло заключение, что «противочумный эффект, проводимый в последние годы, практически сорван». По сути, это обвинение в непрофессионализме того, кто еще до революции участ­вовал в экспедиции знаменитого русского эпидемиолога Ильи Мечникова. И кто дважды за эту работу по предупреждению эпидемий и борьбу с ними награж­дался медалями Астраханского медицинского общества.

Начальника противочумной станции с занимаемой должности сняли, исключили из партии и дело передали в НКВД. Но через месяц тюремного заключения Чумбалова отпустили. Было снято и обвинение «в участии в антисоветской правотроцкистской организации». Бывшего замнаркомздрава республики и создателя аптечной сети в Казахстане отправили на Урдинскую эпидемиологическую станцию, где в 1903 году начиналась его трудовая деятельность.

Однако на свободе он пробыл всего год. В ноябре 1940-го он проходил по делу врачей, сотрудников Саратовского института «Микроб». Обвинение было липовым и сфабрикованным, как и знаменитое московское «дело врачей». Мажита Мухамеджановича этапировали сначала в Москву, потом в Уральск.

Конечной остановкой его жизни стал город Саратов. Акт о смерти Чумбалова за подписью тюремного врача Смельниковой и дежурного фельдшера Аксеновой свидетельствует, что Мажит Мухамеджанович умер от кишечной интоксикации. Сомнительный по достоверности документ, поскольку палачи скрывали истинную причину его кончины: в энкавэдэшных застенках изнурительные допросы и физические пытки доводили до смерти даже молодых заключенных…

Жизнь и деятельность Мажита Мухамеджановича Чумбалова достойна подражания не только для тех, кто дал клятву Гиппократа. Это был Гражданин, для которого интересы и жизнь народа были превыше любых почестей и регалий.

От редакции: автор выражает глубокую благодарность и признательность сотрудникам Государственного архива РК за предоставленные материалы.