​Трудовой рынок ЕАЭС и миграция

Начать предлагаем, как бы это ни удивляло читателя, с исследования, проведенного авторами доклада комиссии по экономике и устойчивому развитию Всемирного экономического форума. Итак, согласно результатам анализа, подготовленного для участников Давосской встречи, всего лишь в четырех изученных экономических сис­темах к 2030 году откроются 60 крупнейших на рынке «горячих направлений». Их денежный эквивалент, подсчитали составители, – около 12 трлн долларов США ежегодно в накоплениях предпринимательского сектора и различных доходных статьях. При этом берется во внимание, что совокупная экономическая выгода от реализации глобальных целей устойчивого развития может быть в 2–3 раза больше. Это если в расчет принять прибыли по всем секторам экономики.

Отталкиваясь от этого посыла, мы делаем справедливое допущение: «горячие направления» не могут быть сконцентрированы в какой-то одной стране. Им предстоит неизбежное распределение по карте глобальной экономики. Раз так, то случится и переток трудовых и производительных ресурсов. А это позволяет нам оценить на предмет такого перетока сформированный и развивающийся Евразийский экономический союз.

Итак, спустимся с глобальных высот на уровень ЕАЭС. Как видим, договор о союзе вывел на качественно иной уровень такое важное направление сотрудничества государств-членов, как трудовая миграция. Сам договор включает целый ряд положений, обеспечивающих свободу передвижения граждан при осуществлении ими трудовой деятельности (и членов их семей) внутри союза.

В документе прописаны правила регистрации трудовых мигрантов и их семей, указан перечень документов, принципы трудоустройства и так далее. Для большей ясности перечислим документы, какие гражданам стран ЕАЭС надо взять с собой при выезде на работу в одно из государств союза: паспорт граж­данина (общегражданский паспорт); документы на членов семьи (паспорта, свидетельства о рождении); диплом об образовании, свидетельство о квалификации; подтверждение трудового (страхового) стажа (трудовую книжку).

Хотя правоприменительная практика договора уже наличествует, но выказывается по-разному даже на векторе Россия – Казахстан. Как оказалось, в Казахстане россиянину проще пройти все этапы трудоустройства. В миграционной карте на первоначальном этапе должна быть указана цель въезда – «работа». Этим снимаются все вопросы, и остается только потратить некоторое время на заключение трудового договора и посещение миграционного офиса.

Казахстанцам в соседней стране сложнее, то ли в РФ еще не изучили 96–98 статьи договора о ЕАЭС, то ли сам процесс забюрократизирован. Причем, как оказалось, легче устроиться на работу не по трудовому договору, а по договору гражданско-правовой ответственности. Что, с одной стороны, упрощает процесс, но с другой – усложняет все проистекающие из факта трудоустройства права работника.

Но при этом также в миграционной карте следует указывать цель приезда – «работа». Не забываем о «хронической недоинформированности» граждан, а также об отсутствии самой возможности исправления отметки «цель прибытия», проставленной в миграционной карте при въезде. Написав в этом документе, по сути, анахронизме в рамках ЕАЭС, иную цель въезда, гражданин Казахстана априори находится в зоне риска как потенциальный нарушитель миграционного законодательства России.

К тому же на нынешнем этапе становления ЕАЭС отсутствует практика правоприменения норм договора о союзе – в части регистрации трудящихся и членов их семей на срок действия заключенного трудового или гражданс­ко-правового договора. Ныне максимальный срок регистрации лишь один год, хотя остается возможность последующего продления срока пребывания в связи с пролонгацией трудового контракта. Остается надеяться, что по мере становления союза вопросы буду проясняться и упрощаться задачи.

К разговору о проблемах трудовой миграции в рамках ЕАЭС мы пригласили Елену Кузьмину, кандидата политических наук, руководителя сектора экономического развития постсоветстких государств Института экономики РАН. Эксперт считает, что, осмысливая проблему свободного перетока трудовых ресурсов, надо понимать: две страны из пяти – Россия и Казахстан – являются реципиентами трудовой миграции, а Армения и Кыргызстан – чис­тыми донорами. По ее словам, трудовая миграция в Россию из Беларуси есть, но «ее размеры не столь значительны». Казахстанская трудовая миграция в РФ минимальна.

– Причем число мигрантов в Россию из стран СНГ, не входящих в ЕАЭС, снизилось, а граж­дане государств – участников евразийской интеграции стали больше ездить на работу в РФ. Косвенно об этом говорят и денежные переводы мигрантов на родину. Так, по итогам первого полугодия 2016 года денежные переводы физических лиц в Узбекистан по сравнению с тем же периодом 2015 года сократились на 17,1% (с 1 миллиарда 149 миллионов долларов до 952 миллионов долларов), в Таджикистан – на 14,1% (с 696 миллионов долларов до 598 миллио­нов долларов). В то же время денежные переводы в Казахстан выросли на 27,1% (с 148 миллионов долларов до 203 миллионов долларов), а в Кыргызстан – на 10,5% (с 570 миллионов долларов до 637 миллио­нов долларов), – рассказывает Елена Михайловна.

Однако статистики, которая бы отдельной строкой выделила движение рабочей силы в пределах стран – участниц ЕАЭС, не существует. Если Елена Кузьмина говорит о том, что она есть на национальном уровне и «передается в Статистический комитет СНГ», то представители казахстанских государственных органов затруднились оценить ее наличие или отсутствие, посоветовав адресовать вопросы в Евразийскую комиссию. Главной проблемой при этом представитель РАН назвала различия в статистике, наблюдающиеся у стран-реципиентов и стран-доноров.

Из этого напрашивается вывод: самой ЕЭК как наднациональному органу еще только предстоит выработать единые правила учета трудовых мигрантов ЕАЭС. Наш вывод подкрепляется и сведениями о том, что специальный департамент по трудовой миграции и социальной политике появился в ЕЭК лишь в прошлом году. Возможно, скоординированной статистики по вопросам трудовой миграции предстоит ожидать не столь долго.

Между тем упомянутый ранее Казахстанский Институт мировой экономики и политики рассматривает процесс трудовой миграции по другому вектору – центральноазиатскому. В материале сотрудника исследовательского центра Айман Жусуповой, опубликованном на сайте института, говорится об усилении притока рабочих рук в Казахстан из Узбекистана, Кыргызстана, Таджикистана.

Судя по всему, попытка 2013 года, когда мигрантам разрешили работать в Казахстане безо всяких квот при условии оплаты ими двух МРП, привнес­ла дисбаланс. Приток в наш бюджет оказался меньше, чем сумма выводимых мигрантами на родину денег, получаемых за работу в Казахстане подчас в виде серой зарплаты, без необходимых отчислений. В нынешнем году рабочая сила из стран СНГ приравнивается к иностранной, и на этих мигрантов распространяются положения о квотировании найма.

Процитируем автора статьи: «Главной страной – реципиентом трудовых мигрантов для гастарбайтеров из Узбекистана, Кыргызстана и Таджикистана была и остается Россия. Хотя стоит отметить, что привлекательность страны для них снижается в связи с ухудшением экономической ситуации, девальвацией рубля и ужесточением политики в отношении привлечения иностранной рабочей силы. Соответственно, происходит снижение потока трудовых мигрантов в Россию из стран Центральной Азии. Так, в 2016 году в РФ прибыло на 15% меньше трудовых мигрантов из Узбекистана, по сравнению с 2015 годом, соответственно, доля денежных переводов в долларах США сократилась на 36,5%. В этом контексте можно предположить, что трудовая миграция в Казахстан будет хоть и не столь значительно, но возрастать».

Должно ли нас это радовать? Ответа пока нет, хотя имеются вот такие косвенные признаки, способствующие пониманию ситуации. Трудовая миграция из Узбекистана, Кыргызстана и Таджикистана стихийна, мигранты приезжают или в одиночку или группами по 3–5 человек, в поис­ках работы в домохозяйствах, на ремонте квартир, в надежде найти место на крупной стройке.

Их не учесть в полном объеме, поскольку уже на границе в миграционной карте в нужной графе проставляется ложная цель въезда – «туризм», «частная» и тому подобное. Сама же статис­тика перетока рабочей силы из Центральной Азии в Казахстан неправдива только потому, что формируется, опираясь на итоги оперативно-профилактических мероприятий МВД «Мигрант» и «Правопорядок», проводимых 1–2 раза в год.

У нашей российской собеседницы Елены Кузьминой мы поинтересовались наличием необходимости в единых и однозначно понимаемых правилах трудовой миграции (относительно заключения трудовых договоров, регистрации мигрантов в соответствующих службах и т. д.) для всех стран ЕАЭС. Поскольку практика показывает, что миграционными службами России и Казахстана положения Договора о ЕАЭС понимаются по-разному и в итоге трудовой мигрант расхлебывает проблемы бюрократизации или чиновничьего недопонимания самостоятельно.

Да, работодатели государства – члена союза могут привлекать трудящихся из любой страны ЕАЭС без учета ограничений по защите национального рынка труда. Но особо мы бы обратили внимание (и попросили бы чиновников сделать это!) на пункт о том, что трудящимся государств-членов не требуется получение разрешения на осуществление трудовой деятельности в государстве трудоустройства. По этому поводу наш эксперт заметила, что законодательство ЕАЭС в сфере трудовой миграции только соз­дается и лишь часть функций передана на надгосударственный уровень.

– Чиновники на местах остаются чиновниками – им легче запретить, чем применить новые, иногда ими плохо изученные международные правила. Изменить ситуацию возможно лишь созданием скоординированной законодательной базы. И чем она будет конкретней, тем проще будет мигрантам. С моей точки зрения, это дело времени и желания государств навести порядок в этой сфере. Но и утверждать, что у нас имеется лишь негативный опыт, тоже нельзя. Только в 2016 году законодательство достигло того уровня, что трудящиеся из стран ЕАЭС фактически не считаются иностранцами в любой стране союза. В РФ признаются их дип­ломы, оказывается бесплатная медицинская помощь, подоходный налог снижен с 30 до 13%, – пояснила она.

Трудно отрицать правоту экс­пертов, согласившихся оценить вопрос трудовой миграции в рамках ЕАЭС или с другого вектора. Специалисты, углуб­ленные в проблему, правы, находясь каждый в своем сегменте проб­лемы. Целиком, со всеми трудностями, ее обязаны оценить в наднациональном органе – ЕЭК. Видимо, придется ждать, мигрируя к труду сквозь заломы и буераки законодательной практики и еще не понятых новаций.

В заключение мы заметим, что ужесточение национального законодательства в сфере трудовой миграции ведет к уменьшению количества трудовых мигрантов из Центральной Азии. По логике властей, рабочих рук «на въезд» станет меньше, однако легально прибывшие и законно трудоустроив­шиеся дадут прирост выплат налоговых отчислений от иностранных работников. И здесь никак нельзя обойти вниманием частичное недопонимание в среде сотрудников миграционных служб Казахстана и России. Оказалось, что при оформлении регистрации трудового мигранта ими автоматически ставится знак равенства между правами прибывшего из страны ЕАЭС и правами въехавшего из страны Центральной Азии. По незнанию.

Тут можно сбиться на скоропалительный вывод, дескать, ужесточение миграционного законодательства вряд ли позволит найти оптимальное решение. Притом что границы со всеми странами СНГ остаются прозрачными, въезд – безвизовым, а в странах ЕАЭС мы вовсе должны быть как дома, явно заметно, что проблемы миграции к труду не сняты. Да и осознаны-то плохо. Поэтому сложно надеяться, что трудовой рынок ЕАЭС станет к 2030 году доступен упомянутым в Давосе 60 крупнейшим «горячим направлениям».