«Я казах от земли...»

Плата за успех

8 мая 2026 года ему исполнилось бы 89 лет.

Он пережил смерть первой жены – Майры Аймановой, двоих старших сыновей – Мади и Саги. И когда казалось, что все лучшее осталось позади и впереди только мрак, судьба еще раз улыбнулась ему. Он дважды стал отцом, его дом ожил, и жизнь снова заиграла красками.

Ушел Асанали-ага так же красиво, как жил. Позавтракал, поплавал в бассейне, собирался на мероприятие к знакомым, а потом прихватило спину, присел – и его не стало...

В актерскую профессию «вдовий сын», как он себя называл, попал «вынужденно-случайно».

«До 18 лет я даже не знал таких слов, как «театр» или «филармония», все мои познания о культуре ограничивались фильмами «Чапаев» и «Амангельды», которые я смотрел по десятку раз, – рассказывал Асанали-ага. – Для этого я, босоногий подросток, шел пешком в соседние колхозы. И каждый раз молил Бога, чтобы Чапаев и Амангельды остались живыми! Каково же было мое удивление, когда я увидел «живого» Амангельды в театре! Я был до того простодушен, что до встречи с Елюбаем Умурзаковым не воспринимал его как актера. Это был Амангельды! И – точка!

В театральный вуз поступил вынужденно-случайно. В Алма-Ату я вообще-то приехал учиться на агронома. Поселился­ у знакомых ребят – студентов театрального факультета консерватории. Они как-то пригласили в гости своего педагога – режиссера Аскара Токпанова. Я был «принеси-подай» – помогал нак­рывать на стол и обслуживать гостя. Не знаю, чем я привлек внимание мэтра, но в какой-то момент он мне сказал: «Поступай к нам в театральный». И я… поступил!

Первые годы стеснялся говорить землякам, где учусь. У нас в ауле считали актеров легкомыс­ленными людьми, чья жизнь проходит в песнях и плясках.

Любовь к профессии пришла после встречи с корифеями казахской сцены – Серке Кожамкуловым, Идрисом Ногайбаевым, Рахилей Койшибаевой, Сабирой Майкановой, Шакеном Аймановым. Меня потрясли их образованность и интеллигентность!

Мне не стыдно признаться, что сам я в те годы был неловок, неуклюж, по-деревенски стеснителен. Никто мне в те годы не предлагал играть героев-любовников. Начинал с «фундамента», то есть с массовок. И слава богу! Зато сейчас у меня нет «одышки». То, что я сейчас имею, это компенсация за те трудные годы.

Вспоминаю Михаила Ульянова. Он для меня идеал и как человек, и как актер. Поступать в Щукинское театральное училище он приехал из Омска в кирзовых сапогах. Своим трудом, своим отчаянием, своей жесткостью и неистовым темпераментом этот русак «порвал» всех на своем пути и дошел до кондиции великого актера. А я – казах от земли. Я знаю, что такое сбор урожая и овечий кизяк. И сделай мне сейчас хоть десять памятников из золота или вдруг облей ушатом грязи – все выдержу и инфаркта уже не получу.

Первой моей самостоятельной работой на сцене была роль во втором составе трагедии «Абай». Я играл Айдара – ученика поэта. Когда режиссер постановки Азербайжан Мамбетов скомандовал: «Давай выходи!» – актеры встретили мое появление на сцене смехом. Смеяться было над чем! От того, что я не знал, куда девать руки и ноги, у меня тогда, кажется, и мысли одеревенели.

Смех старших коллег так подстегнул меня, что дальше я работал над ролью как проклятый, да еще успевал бегать вечерами в театр (он тогда был объединенным) на спектакли и русской, и казахской труппы. И зритель принял моего Айдара! Маленький успех окрылил меня.

Потом, конечно, тоже были ошибки. Бывало, снимаясь в кино, завидовал даже осветителям. «Счастливые, – думал про них, когда мучился над ролью. – Вы можете смеяться надо мной, потому что видите, что у меня ничего не получается».

Многие считают меня баловнем судьбы! Но сделал себя таким я сам. За славу, за известность, за успех на сцене и в жизни платил бессонными ночами и слезами, смертью любимой жены и уже взрослых сыновей.

Меня сейчас часто спрашивают, не боюсь ли я старости? А мне нравится быть стариком, и когда иногда кто-то обращается ко мне как к «молодому человеку», то это даже оскорбляет. Да, я уже не могу играть Козы-Корпеша, отошел от Кодара, сейчас подошел к мудрости отца Козы. Но когда выхожу на сцену, я неожиданно даже для самого себя молодею душой, потому что люблю ее…»

Цена четырех копеек

Как выросли его старшие сыновья – Мади и Саги, – Асанали и не заметил, сам тогда был очень молод.

Однажды Ашимов с сыном Саги отправился в гости к свое­му другу, который жил где-то в микрорайоне. Погода была слякотная, но таксист отказался подвозить поближе к дому. Тогда и Асанали решил пойти на принцип. На счетчике было два рубля 86 копеек. Он протянул три рубля и не торопился выходить из машины. «Чего ждете?» – буркнул водитель. «Сдачи», – невозмутимо ответил актер. «Тьфу!» – плюнул водитель и сунул 20 копеек. Асанали вернул ему 10 копеек и опять стал ждать. «Чего ждешь?» – заорал водитель. «Сдачи»…

Саги, утонченный городской парень с до боли отзывчивой и доброй душой, не понял этой сцены. «Ну что вы, ага, прицепились к нему с этими копейками?» – упрекнул он отца. Асанали ответил: «Это ты можешь не считать четыре копейки за деньги, твой отец – народный артист, лауреат Госпремии, а я сирота, вдовий сын. Для меня это деньги». И перечислил все, что он мог бы купить на четыре копейки. Четыре коробки спичек, четверть буханки серого хлеба…

Самого Асанали воспитывали мать и жена старшего брата отца – Алтынгуль-апа. Отношения между женщинами были сложными, названная мать ревновала его к родной. Мать Асанали осталась вдовой, когда ей было всего 22 года. Она так и не устроила свою жизнь. Сначала надеялась, что муж все-таки вернется, потом подрос сын.

– Такой была не только моя мать, но все женщины тех лет, – говорил Асанали-ага.

Но женское воспитание, вернее, та свобода, которую ему предоставляли мать и бабушка, считал он, пошли только на пользу:

– Грех так говорить, но иногда думаю: хорошо, что у меня не было отца. Вернись он с фронта живым, никогда не пустил бы меня в актеры. А в целом я думаю так: хорошо, что Сатпаев пошел в науку, хорошо, что Айманов пришел в искусство. Но если бы было наоборот, то из того же Айманова вышел бы академик. Талантливый человек бывает талантлив во всем. И я тоже, думаю, не остался бы незамеченным, если бы стал агрономом, я ведь приехал в Алма-Ату поступать в сельскохозяйственный – не сидел бы в конторе сложа руки. Во мне как гвоздь сидела мечта – выбиться в люди. Эта мысль не давала спокойно спать.

Мечты юности

Все, чем Асанали Ашимов увлекался, носило отпечаток его жизнелюбивой, страстной натуры. Когда-то в юности он мечтал о мотоцикле:

– Мне нравился свист ветра в ушах... Но у меня тогда не было возможности иметь даже велосипед. Только один раз смог утолить свой голод по скорос­ти: когда снимался в фильме «Водопад», то мой герой ездил на мотоцикле. Моя страсть передалась сыну Саги. Сначала я ему купил мопед, потом – мотоцикл. Сам я до 1988 года ходил пешком. То есть ездил на такси. Мне повезло: с 1970 года, когда по всем экранам Союза прошел фильм «Қыз-Жiбек», таксисты стали возить меня бесплатно. Мне и голосовать не надо было – водители, включая милиционеров, сами предлагали подвезти.

Первая машина «Чайка», которую купил Ашимов, была списан­ная из правительственного гаража, на ней когда-то возили председателя Совета министров СССР Алексея Косыгина.

– Это была вещь! Весь город мне завидовал. Я к тому времени организовал свою студию. На «Чайке» можно было возить съемочную аппаратуру и снимать кадры в движении. Я ее купил всего за пять тысяч рублей. Но проездил всего год. Когда однажды уезжал в командировку, доверил ее одному разгильдяю, который разбил машину вдребезги. До сих пор мне эту «Чайку» жалко... В 1993-м купил новую «Волгу». Сам я к этому времени за руль садился редко, только когда выезжал за город, и то на пару с Саги. Сейчас езжу на джипе. Вернее, меня возят. Я себе за рулем не доверяю. Человек я горячий, нервный, а пешеход у нас невоспитанный...

Грешен ли я? Да как все – не безгрешен, но таких грехов, которые нельзя было простить, а таковыми я считаю убийство, воровство и предательство, – не было. Ну иногда, не скрою, обманывал. Но делал это во благо не только себе, но и обманутому.

И если раньше я отчитывался перед зрителем, то теперь – перед собой. В моем возрасте уже надо готовиться к таинству, которое называется смертью. Нет, я умирать не собираюсь, но чтобы уйти красиво, надо подготовить себя к этому...

P.S. Церемония прощания с Асанали Ашимовым начнется сегодня в 10.00 в Казахском нацио­нальном театре оперы и балета им. Абая. Как актер и завещал, лицо его будет открытым для всех, кто придет проститься с ним. Похоронят народного артиста СССР на Кенсае-2, рядом с первой женой Майрой Аймановой.

Покойтесь с миром, Асанали-ага.

Он был настоящей звездой

Гульнара Абикеева, киновед

С уходом Асанали Ашимова ушла целая эпоха. Выпускник театрального факультета консерватории, он начинал во времена Шакена Айманова. То есть его кинокарьера охватывает практически всю историю казахского кино. Именно казахского, потому что, на мой взгляд, его история началась не в 1938 году, когда на киностудии «Ленфильм» была снята первая звуковая казахская картина «Амангельды», а в эпоху хрущевской оттепели, с картин Айманова.

Кинокарьера Асанали Ашимова продолжалась до сегодняшнего дня, а это без малого 70 лет. Насколько я помню по фильмо­графии, первая его роль была в картине «Ботагоз», снятой в 1957 году. А потом был «Перекресток» Шакена Айманова. Сейчас мало кто вспоминает эту картину, хотя она очень любопытная, потому что «оттепельная» по изображению и в ней есть влияние французской новой волны. Главная героиня – врач скорой помощи (Фарида Шарипова) – дружит с судьей, которого играет Асанали Ашимов. На его героя – очень положительного, правильного, интеллигентного – можно положиться.

После «Перекрестка» была картина «Следы уходят за горизонт» Мажита Бегалина, где он играет антипода своего предыдущего героя: предает друга, оставив его умирать в степи.

В начале 70-х вышла на экраны «Қыз-Жiбек» – картина, принесшая ему настоящее признание. Его Бекежан – отрицательный персонаж, но удивительно: он не просто запомнился зрителям – Асанали Ашимова полюбили и запомнили именно по этой роли. Если Толеген – романтический герой, то Бекежан Ашимова предстал настоящим батыром – решительным, мужественным, сильным и харизматичным человеком.

Киноведы тех лет писали, что его герой «излучал глубоко отрицательное обаяние, но мощный темперамент, темное роковое чувство хлынули на наши экраны с такой покоряющей неудержимой силой, напором, что фактически его злодей, Бекежан, стал бесспорным кумиром восхищенных зрителей». Ашимов, по их словам, наиотрицательнейшую роль Бекежана сыграл так, что положительный герой был убит не только физически, он просто померк в глазах зрителя. После выхода на экраны фильма «Қыз-Жiбек» симпатии людей оказались на стороне эмоционального, обнаженного в своих чувствах, а потому искреннего Бекежана.

Ну а потом, конечно, была трилогия – «Конец атамана», «Транссибирский экспресс» и «Кто вы, господин Ка?». Там портрет актера уже меняется. Это чекист, завуалированный под китайца. «Конец атамана» и «Транссибирский экспресс» были очень популярны в СССР. И если «Қыз-Жiбек», став вершиной казахского киноискусства, принесла Ашимову локальную известность, то для международного зрителя, он, конечно, больше известен как разведчик Чадьяров, или как казахский Джеймс Бонд. И это тоже сильная, харизматичная фигура со всем набором качеств, которые присущи людям этой профессии: умен, хитер, коммуникабелен, услужлив, а когда надо, то может проявить и жесткость. Это вторая характеристика Асанали Ашимова.

А третья, может быть, не относится­ к его ролям, но она являет собой то, что мы подразуме­ваем под словом «звезда». Ничего не поделаешь, хотим мы этого или нет, но он, наверное, был единственной звездой казахского кино. Асанали Ашимов представлял его на всех самых престижных фестивалях, всесоюзных и международных. Он наряду с Вячеславом Тихоновым или Иваром Калныньшем умел так преподнести себя, что стал, как сегодня бы сказали, секс-символом эпохи. И хотя у нас очень много талантливых актеров, но именно такая звездность, на которую играло все – яркая запоминающаяся внешность, походка, взгляд, – присуща была только ему.

Вот эти три качества – мужест­венный и сильный батыр, разведчик – персонаж истернов и кинозвезда, тесно сплетясь между собой, представляют портрет актера Асанали Ашимова. При этом, конечно же, надо помнить, что он и в режиссуре тоже себя проявил. Но прежде всего он был яркой личностью и актером с очень сильной харизмой.

Мой талисман

Бахтияр Кожа, актер Казахского национального театра драмы им. Мухтара Ауэзова

Асекен был воплощением­ казахского Феникса, которому Бог дал испытания, под тяжестью которых люди
обычно ломаются. После смерти жены – Майры-апай – не прошло и года, как ушли оба его сына – Мади, а следом и младший – Саги. Он не сошел с ума, а просто молча страдал и, чтобы забыться, начал работать на износ. Нашел себя в кино, потом вернулся в родной коллектив – в Театр имени Мухтара Ауэзова. Ставил спектакли, сам начал играть.

Через какое-то время судьба или Всевышний подарили Асекену счастье в лице Багдат – прекрасной, умной и светлой женщины. Он поверил в нее и заново почувствовал вкус к жизни. А уж когда она подарила ему сына, он взлетел на невиданную высоту. Немало мужчин по-хорошему завидовали ему: каждый из нас хотел бы иметь рядом такую женщину – верную, преданную, способную дать крылья.

Мы были партнерами в пос­тановке Рубена Андриасяна «Перед заходом солнца» по Гауптману. Он играл старого буржуа Маттиаса Клаузена, а я – его старшего сына Вольф­ганга. Я многому научился у него в те дни. Он мог подойти, обнять за плечо и сказать, где я неправильно сыграл или поменял мизансцену. И я начинал понимать роль уже совсем по-другому. Режиссер сказал после премьеры, что более красивого подарка от актера он не получал никогда. Этот актер-глыба, по его словам, каждую минуту своего сущест­вования на сцене заполняет такой глубиной мысли и чувства, что завораживает зал даже тогда, когда ничего не говорит.

Я могу говорить о нем много. Он был моим талисманом, моей верой в то, что я не зря пришел в театр, раз уж такие, как он, играют со мной на одной сцене.