Акбаур: тайна древних мастеров

Июль – макушка лета. Солнце с утра палит нещадно. Над автотрассой – марево, вокруг сухая разогретая степь. Примерно на 35-м километре дороги Усть-Каменогорск – Таинты – Самарское на обочине виден указатель «Акбаур», за ним – съезд на грунтовку. Мне как раз сюда – к знаменитому святилищу, у подножия которого археологи разбили полевой лагерь.

Проселок упирается в металлический забор – его построили около десяти лет назад после придания Акбауру заповедного статуса. Открываю калитку, вхожу в царство загадок, находок, открытий. В царство древности. Согласна, звучит пафосно. Но разве не такими в представлении большинства рисуются раскопки археологов?

Слоистые скалы в зарослях шиповника и вереска, жаворонки, хрустящий под ногами чабрец… Многие годы это место в Уланском районе считалось просто приятным вариантом выходного дня: и свежим воздухом можно подышать, и любопытные петроглифы на камнях посмотреть. Сейчас от «дикого» периода не осталось и следа. Вся территория – четко спланированный городок: стоят вагончики для научных сотрудников, натянуты брезентовые походные лаборатория и столовая, рядом улица с жилыми палатками.

Заглядываю в первый вагончик: здесь офисные столы с компьютерами, сотрудники приникли к мониторам… Молоденькая прак­тикантка шепотом объясняет: все руководство в данный момент занято в видеоконференции, мешать нельзя. Я в приятном шоке: вот тебе и полевая экспедиция – Интернет «летает» не хуже, чем в областном центре.

– Все очень грамотно организовано, – подтверждает кандидат исторических наук, сотрудник экспедиции Данила Серых. – Здесь целый комплекс памятников, и он огорожен забором, охраняется. С одной стороны, туристы не мешают работе, все раскопки ведутся, как намечено. С другой – у людей есть возможность все посмотреть своими глазами. В этом же и смысл – показать историю, не ту, что в учебнике, а реальную.

У Данилы есть опыт учас­тия в археологических экспедициях, в том числе российских, он может сравнивать. На Акбауре его поразила нетронутость остатков поселений. Если в центральной части России и тем более в Европе сложно найти землю, которую бы не перепахали много раз, то здесь ландшафт оставался практически без изменений 2,5–3 тысячи лет. Всего в сезон-2023 работы идут на пяти участках, или на языке исследователей, раскопах. Данила соглашается показать один из них: он завершенный, здесь даже успели провести итоговую съемку с дрона.

Вскрытая от дерна дорожка усыпана песком и блестками слюды, из-под ног рассыпаются кузнечики. Терпко пахнет разогретым лугом. Участок разбит на квадраты с хаотично разбросанными камнями. В двух местах кладка явно складывается в некую овальную форму.

– Здесь ходить нельзя, – строго говорит мой экскурсовод, показывая на кромку раскопа. – Осыпаться может.

Я присматриваюсь: судя по кладке, жилища могли быть круглыми, возможно, в форме юрты. Видно, что камни немного заглублены в почву, наверное, их вкапывали как фундамент.

– Кладка разбросана, значит, здесь жили поколениями, – делится рассуждениями археолог. – Люди уходили, возвращались. Может быть, рушили старые жилища и делали из этих камней новые.

Находок, по словам исследователя, очень много, все относятся к эпохе раннего железного века. В их числе – глиняные сосуды, слеп­ленные вручную, с защипами и насечками на венчике. Это типичный рисунок для той эпохи. Много костей животных: приготовили мясо, пообедали, остатки – за порог. И еще больше каменных мотыг – крупных, поменьше, изношенных, новых… Большинство из них изготовлены из сланца, которого здесь полно. Но есть также из песчаника и гранита.

По словам ученого, это первая экспедиция, где он увидел такие древние мотыги. Сначала плоский камень показался ему самым обыч­ным, он собрался его выкинуть. Но опытный работник, копавший рядом, остановил: это орудие труда, его надо не выбрасывать, а обработать и замерить.

– Уже на второй день глаз был наметанный, стал отличать, – поясняет Данила. – Мотыжек очень много, видимо, их активно использовали в хозяйстве. Они достаточно быстро разбивались, поэтому брали сланец, отбивали край, по бокам делали выемки, чтобы привязать к рукоятке, и пускали в дело – рыхлили почву, копали, что-то разгребали под посевы.

Мне разрешают заглянуть в полевую лабораторию. Большая палатка сплошь уставлена пакетами, рассортированными по принципу, понятному только самим археологам. В одних собраны фрагменты керамики, и ученым предстоит попробовать сложить их в первоначальную форму, например, горшок. В других хранятся находки из металла, в третьих – орудия труда… Каждый экземпляр помечен наклейкой, пронумерован, взят на учет и зарисован.

Последнее вообще вызывает удивление: зачем, как сто лет назад, рисовать вручную, когда можно сделать фото, видео, да еще в 3D? Супруга Данилы Валентина, тоже сотрудник экспедиции, объясняет: есть нюансы, которые может увидеть только глаз. Например, ни один снимок не отразит многочис­ленные мелкие сколы на мотыге, хотя ученым они могут дать ценную информацию. Она кладет на ладонь темный от времени черепок. На шероховатом боку видна вмятина – это след, оставленный гончаром три тысячи лет назад.

– Видно, что пальцем вдавливал, – говорит археолог. – По сути, у нас отпечаток пальца древнего ремесленника.

«Слоеная» история

Пять участков, раскопанных в этом сезоне, выбраны неслучайно – геосканирование выявило здесь скопления темных пятен. Если бы в земле не было ничего, кроме самого грунта, такие места остались бы на съемке светлыми. Или на языке исследователей – археологической пустошью. Я неспешно обхожу всю долину Акбаура: в длину она примерно полтора километра, в ширину и того меньше. «Внимательней! – кричит мужчина в зеленой армейской панаме. – Здесь много змей». Это и неудивительно: степь с нагромождениями скал – родной дом для гадюк и полозов, они здесь хозяева. Если кто тут и гость, так это археологи. Именно поэтому в экспедиции стараются не конфликтовать с животным миром – змей просто отгоняют шумом.

Главная ударная сила на раскопках – студенты. Парни и девушки, вооруженные лопатами, скребками и щетками, кропотливо расчищают почву, сантиметр за сантиметром. Каждый совок ссыпается в ведро, дальше на тачке грунт отправляют в отвал. На самих участках царит идеальный порядок. Ученые мечтают, что в будущем раскопы будут музеефицированы – сохранены для туристических экскурсий. К святилищу уже сегодня высокий интерес, и в будущем, по убеждению археологов, он будет только разогреваться. Исследователи называют Акбаур уникальным, а исторический период, который охватывает комплекс, равен минимум четырем тысячелетиям!

– Здесь селились, потому что место очень удобное, – объясняет доктор Phd, заведующая отделом Института археологии им. А. Маргулана Альбина Ержанова. – Оно защищено от ветра, рядом источники воды, обильный травостой. Чуть дальше пересохшее озеро, но раньше оно было полноводным.

История в буквальном смысле проявляется слоями. Сверху этно­графический пласт, или новейший, XVII–XIX века. Ниже – земля, где нашли наконечники стрел и украшения древнетюркского периода, то есть VI–VII века. Еще ниже – слой с находками эпохи саков, IX–VI века до нашей эры. Под ним – памятники, относящиеся к бронзовому веку, им по 3,5–4 тысячи лет.

– На первом раскопе, мы его называем Акбаур-1, сейчас идет исследование трех жилищ, – рассказывает Альбина Ержанова. – Они относятся к раннему железному веку. Рядом с основным помещением расположена подсобка, внут­ри которой работали две печки – большая и поменьше. Остался слой копоти, золы, видно, что плавили металл. В соседнем помещении есть столбовые ямы, внутри располагался очаг.

«Фишкой» сезона стали обнаруженные менгиры – вертикально стоящие каменные глыбы, а также оленный камень – плита с рисунком оленей. Альбина показывает место, где их нашли – рядом с гротом. Похоже, помещение использовалось как культовое. В пользу такой версии говорят найденные здесь же каменный ящик с черепами людей и хрустальный нож со следами человеческой крови. С наружной стороны еще в 2021 году раскопали два скелета: как заключили генетики, это останки двух девочек – девяти и одиннадцати лет. Плюс здесь же лежали человеческие кости, изношенные каменные орудия, битая посуда, часть глиняного сосуда – вероятно, жертвенного... У меня от таких подробностей холодок по коже. Впрочем, верования саков – пока белое пятно для науки, о многих культах ученые имеют самое поверхностное представление.

– В ритуальном помещении делали надрезы, возможно, для кровопускания, в том числе в лечебных целях, – объясняет археолог.

От ножа сохранилось только лезвие – тонкое, из прозрачного кварца. Специалисты пока осторожничают с публикацией его фото – для начала надо ввести артефакт в научный оборот. Но то, что он станет уникальным музейным экспонатом, это бесспорный факт. До сих пор ничего подобного на Алтае не встречали.

Любопытнейшим для науки является производственный центр. Среди каменных кладок сохранилось множество очагов с явными следами плавки металла. Один, например, сооружен в форме восьмерки: есть печь, есть мех для нагнетания жара, между ними – сопло. В 2022 году экспедиция раскопала два керамических сопла, этим летом здесь же нашли костяные. Сама мастерская – это два помещения: в одном, где расположены печи, плавили руду, в другом металл отливали в формы и обрабатывали на каменных наковальнях.

– Стали смотреть костяные соп­ла – на внутренней стороне слой копоти, – рассказывает Альбина. – Еще нашли тигель. Снаружи мастерской мы обнаружили множество орудий труда для горного дела, земледелия, ремесленни­чества. Есть, например, изумительный кварцевый ювелирный молоточек. Есть каменные кувалды и молотки, которыми добывали и дробили руду.

Археолог показывает соседний раскоп. Здесь уже никто ничего не плавил, речь идет о чисто земледельческом поселении. Рядом с жилищами в земле остались зернотерки редкой формы, на каменных стенках – следы муки. Британские эксперты сейчас пробуют выяснить, какое зерно здесь перерабатывали.

– У японцев есть интересная методика, – делится профессио­нальными секретами Альбина Ержанова. – На древней керамике с внутренней стороны видны крохотные отверстия, они повсюду. Мы на них не обращали внимания, хотя, как оказалось, это места, где в глине были какие-то зернышки или фрагменты растений. Сейчас мы будем изучать находки под мик­роскопом, привлечем технологов, трассологов. Попробуем определить вид зерна. Возможно, это просо, а возможно виноград – его тоже культивировали в раннем железном веке, причем разные сорта.

Стереотипы отступают

Еще в прошлом году известный археолог, профессор Зейнолла Самашев дал четкую оценку открытиям, сделанным на Акбауре. Оседлые поселения и производственные центры, которые раскопали здесь археологи, опрокидывают устоявшееся представление о саках как о чисто кочевнической культуре. Сегодня именитый археолог вновь акцентирует: Акбаур дал ценные свидетельства об уровне развития металлургии у саков.

– На Калбинском хребте масса древних горных выработок, – делится профессор. – Буквально в пяти-шести километрах от Акбау­ра в местечке Алдай огромное количество древних штолен по добыче олова. Здесь же в Уланском районе на участке Бетегели добывали касситеритовую руду – мы исследовали там древние рудники. В правобережной части Иртыша, в сторону Риддера и Алтая ­рудознатцы разрабатывали медные залежи. Сама логика подсказывает, что, конечно, где-то существовали производственные центры, где олово сплавляли с медью и получали бронзу.

Древний комплекс, по убеждению Зейноллы Самашевича, необходимо музеефицировать: самые интересные участки закрыть куполами, реконструировать жилища и производственные помещения. Сделать их экспозициями под открытым небом. И в первую очередь необходимо защитить знаменитый грот с наскальными рисунками. К сожалению, его суперпопулярность сыграла роковую роль. Чем больше был наплыв туристов, тем быстрее древние петроглифы гасли и исчезали. В этом году университетская наука помогла вытащить часть исчезнувших фрагментов, использовав методику сканирования в ультрафиолетовом свете. Возродить их в первоначальном виде, увы, пока нет способа, но вот увековечить виртуально – можно.

– Нам надо поступить по примеру Франции, – поясняет профессор. – Там рядом с пещерой Ласко построи­ли точную копию для туристов. А настоящую пещеру с древними рисунками изолировали куполом. Ее открывают не чаще раза в год и только для ученых.

В целом, по словам Зейноллы Самашевича, сегодня у казахстанской археологии невероятно интересный период: переоцениваются, казалось бы, нерушимые постулаты. Например, начало железного века всегда датировали рубежом II–I тысячелетий до нашей эры. Но вот в Карагандинской области в каркаралинских степях нашли железоплавильные печи XIV века до нашей эры, и, выходит, железный век пришел намного раньше.

– На территории Казахстана имелась руда, ее добывали, плавили металл, экспериментировали с технологиями, – говорит археолог. – Между территориями мог идти обмен достижениями, продукцией. Обмен означает экономическую интеграцию. Все наши исследования последних лет как раз направлены на изучение данных процессов.