Диалог через века

Центрально-Азиатский регион был культурным источником Ренессанса. Свобода мысли преобладала в учениях и творчестве аль-Фараби, Хайяма, Баласагуни… В менталитете проживающих на этой территории народов остался след великих караванных путей и кочевий. «Философией жизни, путем через века и цивилизации» называл Великий шелковый путь Морис Симашко: «На этом пути, когда пульсировал он без препятствий, вспыхивали в космической тьме костры человеческого духа. Именно тогда, когда день и ночь двигались по нему караваны, на всем протяжении его являлись имена Авиценны, Бируни, Фирдоуси, Хайяма, Хорезми, Рудаки, Рашидаддина, Улугбека, Саади, Фараби, Ясауи, Навои, Фраги и много других, без которых распадается связь времен… В непрерывном движении сохранены были от европейского сумрачного застоя Аристотель, Платон, Гиппократ. Костры разгорались от сквозного, дующего через всю ойкумену ветра и мерк­ли, когда закрывались двери». Мусульманский ренессанс, был уверен писатель, происходил на полтысячелетия раньше европейского.

Идеи культурной дистанции и культурного трансфера позволяли писателю свободно пре­одолевать границы между языками, культурными системами, традициями, цивилизациями, соединяя страны, миры, континенты. Великолепный переводчик на русский язык произведений Ильяса Есенберлина, Габита Мус­репова, Утебая Канахина, Токена Алимкулова, Дукенбая Досжана и других казахских писателей, Морис Симашко всемерно пропагандировал казахскую историю и культуру, создал романы об Ыбырае Алтынсарине, Алиби Жангильдине. Образные миры казахской и русской литературы обогащались в его творчестве и раскрывались новыми, не известными ранее гранями.

Духовный мир Ыбырая Алтынсарина, его наставников и друзей – в центре романа «Колокол». Манера повествования стилизована под стиль ХIХ века, что придает роману особое очарование. Читатель погружается в размеренный ритм исторической прозы Мориса Симашко, в которой неразрывны судьбы казахских и русских педагогов-просветителей и их учеников. «Колокол» репрезентирует в художественных образах картину жизни казахского общества ХIХ века. Поэтика и стиль произведения характеризуются чередованием авторского повествования с внутренними монологами героев, органично включены в текст романа подлинные исторические документы, переписка Ыбырая Алтынсарина с Николаем Ильминским, цитаты из герценовского «Колокола».

В романе воссозданы судьба и окружение выдающегося казахского педагога-просветителя. В названии находят отражение и идеи «Колокола» Герцена, призывающего к борьбе, и звук первого школьного звонка, огласившего степь. Особой символикой отмечена одна из последних сцен произведения – открытие новой школы: «Сильный, высокий звон раздался в воздухе, перелетел Тобол, укатился в степь…» Колокол – это и призыв к просвещению.

Тема Востока, его искусства и науки проходит красной нитью через цикл «Повести Красных и Черных песков», объединяющий повести «Искушение Фраги», «Хадж Хайяма», «Емшан».

Первая повесть повествует о жизни и творчестве классика туркменской поэзии ХVIII века Махтумкули Фраги, мужественного и величественного, готового пожертвовать своей жизнью. Следующая посвящена формированию мировоззрения великого мыслителя и астронома, философа, поэта Омара Хайяма, жившего в эпоху императора Санджама из династии сельджукидов. Аль-Кефти писал: «Он подчинил разум своей воле и совершил хадж, побуждаемый боязнью людей, а не страхом перед Богом». Омар Хайям вместе с Фирдоуси и Авиценной способствовал иранскому Возрождению, которое достигло расцвета четыре века спустя пос­ле арабского завоевания. Жизненный путь султана Бейбарса, правителя Египта, – в центре повести «Емшан». Он сам назвал себя Бейбарсом, чтобы боялись твердости его имени. Мамелюки поклонялись ему беспрекословно, он дал им власть в стране Миср.

В давней, а подчас и древней истории находил Морис Симашко параллели с настоящим, убеж­даясь, что история порой ничему не учит: «Коллективная память человечества – до сих пор не изу­ченная наукой категория, как дальние птичьи перелеты к своим гнездовьям…» Интересной тенденцией прозы Симашко является движение к родине, проб­лема ее поиска. Султан Бейбарс, человек на вершине власти, рвал с нею, ставя превыше всего родину. В пути находится Омар Хайям. Фраги Махтумкули и царский писарь Авраам, один из героев романа «Маздак», путешествуют по странам.

Увлечение персидской культурой ярко проявилось в романе «Маздак» (IV век), в центре которого история зороастрийского мага-революционера. Основные события периода династии Сасанидов разворачиваются в романе от окрестностей Ктесифона (недалеко от Вавилона) до Самарканда и Константинополя. В основе повествования – реальные исторические личности Маздак, царь Кавад, писарь Авраам. Три могущественных государства – Византия, Персия и Туран.

Диалог цивилизаций и культур немыслим без опоры на знания. Писатель считает: «Языки, как и книги, пахнут по-разному. Одни – травой, другие – теплым молоком или морем. И цвет у каждого свой: синий, красный, золотой. Даже привкус от слов различный остается во рту. Спокойные и неспокойные бывают они…»

В эссе «Великий шелковый путь, или Анабазис с иностранцами», открывающем книгу пуб­лицистики «Дорога на Святую Землю», автор воссоздает историю своих поездок с деятелями культуры, писателями, журналистами Франции по странам Центральной Азии.

Так, усовершенствовала свой русский, слышанный ею от деда, жившего когда-то в Ростове, и сделала перевод своей профессией «парижанка до мозга кос­тей», серь­езная, изящная и непреклонная Лили Дени (она была участницей французского Сопротивления). Благодаря переводам Лили Дени французский читатель знакомился с литературой Казахстана и России. Она перевела на французский язык роман «Маздак», перевела мастерски, сохранив исторический колорит, передав невероятный контраст Персии тех времен: пышность придворного быта и картины голода. Подобное своеобразное соавторство переводчика очень ценно, поскольку перевод требует незаурядной эрудиции и утонченного чувства поэзии. И успех романа во Франции в немалой доле обязан переводу Лили Дени.

Вместе с Морисом Симашко и Лили Дени в путешествие по Великому шелковому пути отправились Анн Филип, вдова французского актера, писательница и журналистка, ведущая в газете «Монд» раздел литературы и искусства, а также врач, поэт, лауреат премии Аполлинера Лоран Гаспар.

В повествование о настоящем вплетаются картины юности писателя: «Меня тянуло в мою юность. Хотелось показать Лили и ее друзьям Джизак, где базировалось когда-то наше училище, долину Санзара с надписями полководцев халифа на скалах». Чередование картин прошлого и настоящего – отличительная особенность стиля автора-повествователя. Гробница Тимура, обсерватория Улугбека, усыпальница Шах-и-Зинда, развалины Афросиаба – столицы полулегендарных царей Турана, которые осматривают гости из Франции, оживают на страницах книг Мориса Симашко. Так автор, вспоминая юность, перекидывает мостик из настоящего в прошлое.

Путешествуя со своими друзья­ми по Центральной Азии, так много давшей для его историчес­кой прозы (темы, образы, сюжеты, мифы, предания, легенды), Морис Симашко внимателен ко всему увиденному. Из окна вагона виднелись сыпучие барханы величиной с десятиэтажный дом, которые порой обнажали «вытянувшиеся цепочкой верблюжьи и человеческие кости, бронзовую посуду и кипы слипшегося вещества, бывшего некогда шелком. Здесь же находили греческие вазы с рассказами об осаде Трои, китайские секстанты, арабские астролябии, золотые фигурки Будды, иудейские мезузы, несторианские кресты, шахматные доски и просто косточки – альчики для детской игры».

Морис Симашко остается верен себе, наполняя эссе «Великий шелковый путь, или Анабазис с иностранцами» глубокими раздумьями о прошлом, об истории и роли Великого шелкового пути, его достопримечательностях, о творениях духа и рук человечес­ких. Описывая Хорезмский оазис, автор размышляет о том, что чудеса света необязательно должны быть огромными, как Родосский колосс или пирамиды. «Здесь это был небольшой по сравнению с другими куб усыпальницы Саманидов. Но великая соразмерность и отточенность линий, первородная, гениальная скупость средств выражения заставляли вспомнить, что именно тут рождались алгебра и поэзия дари».

Транснациональная история и культурный трансфер, магический реализм в прозе и публицистике нашего неповторимого мастера художественного слова «работают» на преодоление границ текста, литератур, культур. Мировые языки, культуры и книги всегда помогают писателю, который обладал уникальной способностью: он, рассказывая о своих героях, рассказывает о себе и ведет диалог с читателем ХХI века. «Как важно прочитывать, оценивать творчество нас­тоящего писателя и через годы после его ухода, – пишет из Минска председатель Союза писателей Беларуси Александр Карлюкевич. – Произведения ведь остаются. Написанное продолжает жить…» Осмысление феномена Мориса Симашко продолжается.