История Алаш Орды – это история казахской интеллигенции, которая сыграла неоценимую роль в судьбе страны. Имена ее деятелей известны. Но нельзя не вспомнить тех, кто предвосхитил это движение и стоял у его истоков. Один из таких людей – Серали Лапин

Впервые его имя вышло из забвения в 1975 году – стараниями его племянника Кулахмета Ходжикова. Видный деятель казахской культуры посчитал справедливым упоминание в Казахской советской энциклопедии своего выдающегося нагаши (родного брата матери Латипы, театрального художника). Тогда разразился скандал, да такой громкий, что выпуск седьмого тома энциклопедии приостановили.

Но, что удивительно, компромисс был найден. И ценная информация вышла. Правда, с небольшой купюрой: сын волостного начальника превратился в сына бедного караванщика. Упоминание в академическом справочнике – уже невероят­ная удача, а как способ воскрешения из исторического забвения личности неординарной и знаковой – удача вдвойне.

Отметим, что Серали Лапина с отцом Кулахмета – Конгыр-Ходжой Ходжиковым связывали не только родственные узы. Ответственный секретарь в правительстве Туркестанской автономии, педагог-реформатор и просветитель, ученый-краевед Конгыр-Ходжа Ходжиков был единомышленником Лапина.

Все дети волостного Мунайтбаса Лапина получили хорошее образование. Серали окончил Ташкентскую учительскую семинарию. Его незаурядные способности проявились еще в годы учебы. В 1889 году после успешного окончания семинарии Серали оставили там преподавателем русского языка. Это стало исключением из правил, согласно которым работать здесь могли только выпускники центральных вузов и только православного вероисповедания.

В 1892-м он поступил на службу переводчиком Самаркандского областного суда, а уже через год Лапин – переводчик при военном губернаторе Самаркандской области. Его имя известно самому высокому начальству, его положительно характеризуют в письменных докладах и рапортах. Так, приказом по Туркестанскому краю от 29 августа 1900 года коллежскому регистратору, переводчику при военном губернаторе Самаркандской области Лапину была объявлена благодарность за успешно проведенную коман­дировку.

Командировкой названа поезд­ка Серали Мунайтбасовича с группой туркестанских учащихся в Россию. Они проехали по крупным городам, были в Москве и Санкт-Петербурге, ознакомились с развитием промышленности и сельского хозяйства, посетили музеи и театры.

Серали Лапину доверяют по службе, награждают за его труд. Он в качестве переводчика часто сопровождает высоких особ. Например, командующего войсками Туркестанского военного округа, генерал-губернатора А. Б. Вревского в Керки и в Бухару, министра путей сообщения России – по Ферганской и Сыр­дарьинской областям. Серали включили в экспедицию принца Ольденбургского по предупреждению и борьбе с чумой.

Лингвистические способности Серали Лапина были поистине уникальными. С 21 июня по 23 июля 1897 года он повышает свои знания в изучении ягнобского (древнеиранского) языка в Искандеровской волости Самаркандского уезда. Поз­же командируется в Бухарское ханство для усовершенствования персидского. Знания восточных языков, а он прекрасно владел персидским, древним арабским, чагатайским, узбекским, таджикским, позволили проявить себя в других областях – к примеру, в ориенталистике.

С молодости Серали интересовался культурой ислама, восточной филологией, шедеврами зодчества Средней Азии. В 1895 году Лапин выпускает два труда. Первый представляет собой перевод на русский со старинного арабского языка надписей на архитектурных памятниках Самарканда. К ним прилагаются его научные комментарии и дополнения из фольклорных источников. Он определил имена архитекторов, в разное время возводивших ансамбли Регистана, мавзолеи Гур-Эмир, Шир-Дор, Тилля-кари, Шахи-зинда, мечети и медресе Биби-ханым, медресе Улугбека, усыпальницу Шайбани-хана… Автором памятника Шир-Дор, по его мнению, был прибывший в Самарканд Жалантос Бахадур.

Вторым важным трудом стал русско-узбекский словарь из 4 000 слов с краткой грамматикой узбекского языка. Серали Лапин писал: «Настоящий труд является попыткой ответить на давно назревшую потребность у местного русского населения в общедоступном словаре узбекского языка». Выход словаря стал, говоря современным языком, хитом продаж. Он переиздавался триж­ды – в 1907, 1914 и 1915 годах.

Серали Лапин активно сотрудничал с местными краеведами и приезжавшими для изучения истории, языка, культуры, быта и обычаев народов Туркестана русскими востоковедами. С Василием Бартольдом он познакомился во время учебы в Санкт-Петербургском университете, когда получал второе образование юриста. В одно время здесь учились Александр Ульянов, старший брат Ленина, и Александр Керенский. Об этом писал, со слов Санжара Асфендиярова, Кулахмет Ходжиков.

В университете параллельно с правовыми науками Серали изучал арабский и фарси. Как тюрколог он будет давать уроки знаменитым русским ученым В.  В. Бартольду и Н. И. Веселовскому. Также хорошо известна полемика на страницах печати о проблеме употребления подлинных самоназваний народов Туркестанского края – казахов, которых в колониальной России называли «киргизами», «кайсаками»; узбеков, официально именуемых тогда «сартами»; киргизов – «кара-киргизами». Наи­более острой оказалась дис­куссия об определении «сарт» между Бартольдом и Лапиным. Последний утверждал, что не существует ни сартовского народа, ни языка, а это лишь «кличка», даваемая оседлым народностям. «…а поэтому язык следует называть не сартовским, как до сего времени писалось и говорилось, а узбекским языком, по наречию оседлых узбеков».

Редакция газеты «Туркестанские ведомости» разместила в нескольких номерах статью Лапина «О значении и происхождении слова «сарт». Позже после бурного обсуждения Бартольд частично признал доводы оппонента. Однако история все расставила по местам: подтверждением правоты казаха Лапина является нынешнее официальное название узбекского народа и его языка.

После окончания юридического факультета Петербургского университета Лапин работает присяжным поверенным в частной конторе, выступает как адвокат в Сырдарьинской и Самаркандской областях.

Он пишет статьи, одна из ярких – «Вспомнили о Туркестане» в газете «Слово». С огромной болью он говорит о туземцах-киргизах, лишенных права участия в организации местного само­управления в Туркестанском крае. Приводит и другие негативные факты из жизни народов колониальной России. В частности, полное отсутствие какой-либо промышленности и незаинтересованность властей в ее развитии. А ведь именно развитие в регионе промышленного сектора влияет на экономический уровень жизни населения.

Позже его смелое высказывание нашло продолжение в ответном обсуждении в «Ташкентском курьере» за 1908 год. Евге­ний Федоров в статье «Жалоба туземца», признавая справедливость многих положений, деликатно возражает, ссылаясь на кажущиеся ему противоречия во взглядах Лапина.

Противоречия? Возможно, именно так воспринимались его идеалистические представления о качественном изменении жизнеустройства соплеменников. 13 ноября 1910 года он пишет обращение к Туркестанскому генерал-губернатору, где анализирует бедственное положение коренного населения края. Одним из зол он считал притеснение и экономическую эксплуатацию кочевых народов со стороны перекупщиков-спекулянтов и торговцев.

Как педагог, Лапин ратовал за повсеместное школьное образование и открытие школ для казахских детей. И наивно полагал, что царская Россия, народ которой жил в такой же беспросветной нищете, как и в Средней Азии, пойдет на такие реформы, стремился обратить внимание властей на проблемы своего края.

Известно, что 16 февраля 1913 года комитет Общества учащихся в Санкт-Петербурге приглашал слушателей для прений по докладу Серали Лапина «Дело постановки народного образования в Туркестане», в котором автор говорил о взаимоотношениях русских и мусульман; принципах, положенных в основу образования туземцев в русских учебных заведениях; о современном состоянии образования туземцев и внесении желательных изменений.

В просветительских проектах Лапин пытался разрешить социальные проб­лемы в рамках правового поля. А когда требовалось его непосредственное участие как адвоката, подключал весь свой профессиональный и человеческий ресурс. Сочетание юридической компетенции со знанием местных законов и обычаев давало хороший результат.

В адвокатской конторе, которую он открыл сначала в Ташкенте, затем в Самарканде, Лапин занимался делами осужденных за участие в национально-освободительной борьбе и антиправительственных выступлениях 1905 года. Известны факты его успешного заступничества в качестве адвоката за приговоренных к смертной казни и осужденных на каторжные работы в Сибирь узбеков, таджиков и представителей других народов Туркестанского края.

Он по-прежнему по службе часто бывал в Петербурге. В какой-то момент возник­ла необходимость перенести адвокатскую деятельность в столицу: меньше бюрократических проволочек, больше информации и оперативности. Но и здесь мысли о бедственном положении своего народа не оставляют и тревожат его. 27 и 30 ноября 1912 года он выступит с развернутым докладом и предложениями по искоренению нарастающего обнищания кочевников Туркестанского края.

А незадолго до этого, в сентябре 1912 года, в Перовске открылось первое Киргизское торгово-промышленное товарищество с представительством в Ташкенте. Смелое решение, если учесть, что в это предприятие Серали Лапин вложил все свое состояние, заработанное на адвокатской практике. К сожалению, он был замечательным юристом, блестящим педагогом и просветителем, но коммерсантом – никаким. Благие намерения не оправдались, а сам он потерпел крах. Финансовый и моральный. Он разорился. За судебными разбирательствами последовали неудачи в политической карьере. Все это вкупе повлияло на его дальнейшую жизнь и стало началом ухудшения его морального состояния...

Чтобы составить полный портрет Серали Лапина, надо остановиться на важном аспекте его многогранной деятельности – религиозном. Нельзя определенно сказать, были ли он мусульманином в частной жизни, совершал ли намаз или другие ритуалы. Внешне он производил впечатление человека светского – носил белый китель, в юридической практике не отличался от европейских адвокатов. Но то, что он великолепно знал исламскую теологию, не вызывает сомнений.

В заслугу Лапину ставят проявленную им инициативу по строительству мечети в Санкт-Петербурге. Шли приготовления к празднованию 300-летия династии Романовых, гости должны были съехаться со всего мира. Ждали и делегацию мусульманских деятелей. Но вот загвоздка: где они будут совершать намаз? В семье Ходжиковых говорили, что это стало главным аргументом в ходатайстве Лапина перед царем. Николай II дал согласие, тем более что средства на строительство мечети были собраны из пожертвований мусульман Средней Азии.

Серали организовал строительную брига­ду из самаркандских мастеров. Соборная мечеть российской столицы была создана по образу великолепного архитектурного зодчества Гур-Эмира. Место для постройки выбрали прямо напротив Зимнего дворца, на Петроградской стороне, рядом с особняком примы-балерины Мариинского театра Матильды Кшесинской.

Сохранилась фотография делегатов мусульманского съезда. Серали на ней выглядит обособленно. Шляпа канотье, темный сюртук, уголки крахмального воротничка подпирают подбородок, на переносице поблескивает золотое пенсне, не хватает только трости для полного портрета европейского денди. Таким – в непринужденной позе, с рассеянным взглядом куда-то мимо объектива и запечатлела его для вечности камера…

Возможно, снимок сделан после того, как огласили результаты голосования. И стало известно, что Лапина не избрали в бюро Мусульманской фракции I Государственной думы… А ведь он очень популярен, у него большой авторитет среди членов мусульманского движения народов России. И не только. Серали Мунайтбасович расценивался как авторитетный деятель Средней Азии и в политических кругах за рубежом.

В 1914 году Всероссийский мусульманский съезд не принес ожидаемых результатов. Демократически настроенная часть интеллигенции теряет возможность легитимным способом добиться улучшения экономической, политической и культурной ситуации в Туркестанском крае. Как юрист, Серали передает свои замечания в Сенат на имя туркестанского ревизора К. К. Палена. Для мусульманской фракции Госдумы он составляет важный проект землеустройства казахов.

В союзе с консервативным духовенст­вом он организует и возглавляет исламскую организацию «Шуро-и-улема», отпочковавшуюся от партии «Шуро-и-Ислами». В апреле 1917-го на I Всетуркестанском съезде мусульман Серали Лапин представил свою программу – общественное устройство края, основанное на законах шариата.

Это было накануне Октябрьской революции. 18 ноября на III краевом съезде советов рабочих и солдатских депутатов в Ташкенте огласили резолюцию, принятую на совещании мусульман об организации краевой власти. Там было сказано, что они будут поддерживать ту власть, которая, опираясь на народные организации, приведет к Учредительному собранию. Опять неудача. Ни одно из его предложений не принято, и он покидает съезд.

Участие в национальном собрании съез­да Туркестанской автономии в нояб­ре 1917 года, куда он был первоначально введен, тоже закончилось безрезультатно. Серали отклонил свою кандидатуру. Он окончательно потерял надежду на создание коалиционного правительства.

В это время Туркестанская автономия пала. Большевики объявили ее вне закона. Пошли повальные аресты и расстрелы…

Серали Лапин, как самостоятельная политическая единица, не идет ни на какие переговоры с большевиками. Ему нужна поддержка, и как последний шанс он ищет ее за рубежом. Чтобы обрести союзников, в составе делегации выезжает в Германию.

Бахыт Алтынбек проделал большую исследовательскую работу в немецких архивах, составил хронику пребывания Серали Лапина в Германии. Согласно документам Политического архива МИД в Бонне, он привез в Берлин меморандум о создании «великого туркестанского султаната». На федеративных началах предполагалось объединить пять ханств: Ташкентское, Кокандское, Бухарское, Хивинское и Туркменское. Правителем этого султаната мог стать кто-то из наследников турецкого правителя.

В Берлине Серали неожиданно заболел. Врачи диагностировали психическое расстройство. И это неудивительно: все его планы по переустройству жизни соплеменников и всего Туркестанского края потерпели крах. А сам он на протяжении последних лет, после череды серьезных политических неудач, находился на грани нервного срыва. Ему 50, по меркам того времени возраст почтенный. После лечения в клинике Эделя (немецкая сторона взяла на себя все расходы) он возвращается домой и обосновывается в Самарканде.

Он вновь в городе, где рождались его смелые мечты и невероятные планы, где появились его важные открытия в области ориенталистики. Но круг зам­кнулся. В Самарканде завершается его жизненный путь. Серали Мунайтбасович Лапин умирает при невыясненных обстоятельствах. В святой усыпальнице Шахи-Зинда покоится прах этого великого романтика, стремившегося дать благоденствие и счастье своему народу.

Возникает законный вопрос о личной жизни Серали Лапина. Он женился на дочери богатого татарского купца Нур Мухамеда Ахмерова. Биби Зюхре, или Зора Нуриевна, родила Серали четверых детей.

Старшая дочь Рабига (Биби Рабига, Рабия, Рябушка, как звали ее родные) училась на Павловских курсах в Петербурге. Сын Мирушель (Мир-Али-Шер, Мируша) учился в частной гимназии Левицкой в Царском Селе, в реальном училище К. Мая. Родившаяся между ними Биби Райхан ушла из жизни в молодом возрасте. Ее имя встречается в документах Киринпроса, первого казахского института в Ташкенте в 20-х годах, как о преподавателе рисования. Младшая Рахиля всю жизнь до почтенного возраста прожила в Москве, в счастливом браке с Виктором Логиновым.

Избранником Рабиги стал студент Военно-медицинской академии Санжар Асфендияров. Сын генерал-майора царской армии, потомок султанского рода чингизидов после Октябрьской революции перешел на сторону новой власти. Как другие образованные казахские интеллектуалы Тынышпаев и Ходжиков – не ради своего благополучия, а на благо своего народа. В 1937-м Санжара Асфендиярова арестовали и через год расстреляли. Как жена «изменника родины» Рабига попала в АЛЖИР.

Единственный сын Серали – Миралишер Лапин был приговорен к высшей мере наказания 11 февраля 1938 года за шпионаж. Известно, что он был женат на француженке Терезе. С дочерью она вернулась на родину.

В семейном архиве внучки Лапиных-Асфендияровых Софьи Султановой сохранилась фото­графия Рабиги рядом с могилой отца. Собственно, этот снимок стал ориентиром в поисках захоронения Серали Лапина. В экспедиции, предпринятой более чем через сто лет после его кончины, участвовали ученые южно-казахстанских вузов, его внучатая племянница. К большому сожалению, не осталось и следа от последнего пристанища нашего выдающегося соотечественника, которого ценили современники и который удостоился чести быть погребенным в знаменитом шахском захоронении Шахи Зинда…

Жизнь и смерть одного из самых ярких представителей Средней Азии конца XIX и начала XX века таит загадки и вызывает немало вопросов. Его трагедия прежде всего в том, что в своих политических воззрениях он намного опередил свое время. Он мечтал о всеобщей гармонии, социальной справедливости, мире и согласии – жизни в Боге по шариату. И это не было утопией. В XXI веке на карте мира появились страны, государст­венным устройством напоминающие модель, выдвинутую Лапиным в начале прошлого столетия…»