Как измеряется валовое национальное счастье, рассказала аналитический психолог

Любое общество состоит из разных людей. Однако одни страны в целом можно назвать очень счастливыми, другие – менее, третьи же – депрессивными. Атмосфера в обществах, как утверждают специалисты по человеческим душам, определяется не просто на уровне ощущения. Об этом наше интервью с аналитическим психологом, кандидатом педагогических наук Айгуль Садыковой.

ВНС и все, что вокруг него

– Есть ли абсолютно счастливые страны?

– Возьмем, например, Бутан, страну между Китаем и Индией. Она известна миру как место воплощения Валового национального счастья (ВНС). Как в других странах просчитывают ВВП, так и у них есть критерии, по которым определяется это состояние. Индекс ВНС 2023 года выявил, что 93,6% населения Бутана считают себя счастливыми.

В Казахстане приезжие, например, видят много хорошего – отзывчивость, гостеприимность, улыбчивость. Но гости приезжают и уезжают, а мы живем постоянно в этой среде и видим ту сторону, которую условно можно назвать неблагоприятной, неблагополучной, а значит – несчастливой.

Несмотря на то что психологи работают больше в индивидуальном формате, в наших кабинетах часто можно увидеть психологическое состояние и общества тоже. И это понятно: человек находится в неразрывной связи с тем обществом, в котором живет. Клиенты рассказывают нам не только о себе, но и о тех коллективах, в которых они работают, о семьях, где выросли, про то, как они справляются с родительскими и супружескими обязанностями... В их откровениях прослеживается психологическое взаимовлияние индивидуального и коллективного друг на друга. Так вот, последствия такого влияния оставляют желать лучшего. Первое, что бросается в глаза, – это тревога за сегодняшний и завтрашний день, отсутствие стабильности во всем вызывает перманентное напряжение, а далее – психологическое выгорание и соматизацию, то есть проблемы со здоровьем.

За 17 лет моей практики стало очевидным, насколько повысились за последние годы уровни агрессии и депрессивности общества в целом. Люди иногда настолько напряжены, что им невмоготу отстоять очередь из пяти человек у кассы в магазине или дождаться зеленого света на светофоре, будто пара минут, а иногда и секунд являются решающими в жизни. А еще много неявной агрессии на улицах – плевки, мусор, вандализм, жестокое обращение с окружающей флорой и фауной. Вспомните случай с убийством краснокнижной цапли на озере Сайран...

Депрессивная и агрессивная динамика являются двумя сторонами одной медали. Агрессию мы видим в проявлениях межличностного общения, а в подавленном состоянии она уходит внутрь, превращается в аутоагрессию, то есть разворачивается на себя, выливаясь в депрессию. Когда мы приходим домой, заглушки-ограничители на выражение агрессии спадают, и многие позволяют проявлять ее в сторону тех, кто не может ответить. Отсюда семейно-бытовое насилие. А то бывает, что руководитель может себе позволить отыгрываться на подчиненных. То есть пространство выражения агрессии находится там, где можно ее проявлять достаточно безнаказанно. Я говорю об этом по точечным случаям, с которыми работала сама или видела в СМИ, но это можно измерить и на уровне всего общества. Чтобы узнать коллективное психологическое состояние общества, достаточно посмотреть статистику за последние 10 лет и увидеть динамику роста семейно-бытового насилия, уголовных дел, связанных с изнасилования­ми и нанесением телесных повреждений, а также ДТП.

Особое внимание хочу заострить на детях. Они всегда были и есть самое уязвимое звено общества. Семь самоубийств подростков за две недели сентября в Казахстане – это самый яркий показатель психологического здоровья общества. Эти трагедии – символичес­кий крик: «Услышьте нас!»

СМИ сообщали, что все дети из благополучных семей, впрочем, даже если из неблагополучных, то какая разница? Но обвинять только родителей в этом, я считаю, неправильно. Что там было на самом деле, я не знаю. Пока идет следствие, мы можем строить только предположения. Но я точно могу сказать, что уйти из жизни не так-то просто. Возможно, там были психологическое воздействие и манипуляция сознанием, но самое главное – если дети уходят, это говорит о том, что в нашем обществе что-то идет не так.

– Если бы и у нас просчитать ВНС, то, как Вы думае­те, каким был бы уровень счастья?

– Специальных замеров никто еще не проводил, но если подойти метафорически и представить его гипотетически, то, читая комментарии в соцсетях, где все больше стало появляться злорадных комментариев со смеющимися смайликами на непростые, а порой и тяжелые ситуации в жизни людей, назвать его высоким никак нельзя.

Можно даже в качестве показателя провести тест с вопросами к самому себе: «А как часто я испытываю радость? Радуюсь ли хотя бы один раз в день? Что именно меня радует?» И я уверена, найдутся те, кто честно признается самому себе в том, что их радует несчастье другого. И это тоже пугающее проявление пассивной агрессии. Ощущение, будто исчезает способность радоваться прос­тым вещам: хорошей погоде, природе, теплым отношениям между людьми. А еще мы становимся аутичными – закукливаемся в своей раковине, эмоции нам дают ролики из Интернета, наблюдение за жизнью публичных людей и еда. Появление множества заведений общепита очень показательно, ведь еда – это базовое и самое надежное средство подавления тревоги.

Но я сейчас скажу циничную вещь – в сидении в соцсетях есть и свои плюсы. Иначе люди, подверженные агрессивно-депрессивному состоянию, могли бы выйти с этим на улицу. А минус – когда исчезают границы, люди могут позволять себе то, чего, может быть, раньше, будучи ограниченными ими, не позволяли, а соцсети, мы знаем, – это канал, куда можно все сливать достаточно безнаказанно.

Однако хочу добавить – не все так мрачно и безнадежно. Есть определенная проактивная часть общества, к ней тянется и молодежь. Эти люди занимаются организацией различных акций, проектов и движений, которые являются созидательными для общества. Например, Школа альпинизма, различные арт-направления, есть организаторы и ведущие подкастов в YouTube, занимающиеся просветительской деятельностью...

Что делать?

– Я всегда ратую за бесплатную государственную психологическую службу. Она, в принципе, частично есть – имеются бесплатные психологи в поликлиниках, но нужно, чтобы их было больше. Особенно для тех, кто нуждается в этом в первую очередь. Например, для жертв бытового насилия. И агрессор, и жерт­ва воспитывают детей, а те, став взрос­лыми, могут повторить сценарий – либо материнский, либо отцовский, то есть с большой долей вероятности будут транслировать психологическое неблагополучие. То, что это не зависит от количества денег и материальных благ, мы увидели в открытом судебном процессе по делу
Куандыка Бишимбаева. Это как раз говорит о том, что даже если у человека много денег, это не показатель того, что внутри у него есть покой и внутренняя свобода.

– Вы дали понять, что за грехи отцов рассчитываются дети, решившие­ся на суицид. Но сейчас все пытаются свалить на гаджеты, в школах даже предпринимаются попытки отбирать их перед занятиями.

– Ну отберут, и что? Они же найдут их в другом месте. В любом обществе всегда будет расслоение людей по психическим данным. Есть люди, рожденные со слабой или сильной психической структурой, и есть генетически обусловленные психические заболевания (например, шизофрения). Поэтому совсем исключить суициды невозможно, задача государства – отслеживать эту тенденцию. На уровне первичной медико-санитарной помощи во время скрининга в поликлинике можно выявлять, например, подозрение на депрессию. Для этого достаточно пройти небольшие тесты у психолога или психотерапевта.

Если взять тот же счастливый Бутан, то эту достаточно закрытую страну в год посещают не более 40 тысяч туристов. Чтобы сохранить экологию, виз там больше не дают. Но и эта страна с приходом новых технологий тоже столкнулась, как пишут СМИ, с зависимостью молодежи от гаджетов. Как это сдержать?

– Учителя ут­верж­дают, что связь между родителями и детьми стала слабой, первые заменяют внимание подарками, а дети, чувствуя себя эмоциональными сиротами, утешение находят в общении с гаджетом.

– Согласна, что нет ничего теплее, лучше и важнее внимания родителей, но это не совсем относится к подросткам. Тактильный контакт и разговоры нужны детям помладше. Даже если ребенок еще ничего не понимает, все равно он должен слышать ласковый голос родителей и видеть их любящий взгляд. Это насыщает его принятием этого мира, формируя крепкий психологичес­кий фундамент. Когда такой ребенок подрастет, то его сложно будет затянуть в нежелательную субкультуру, а именно – в опасные приложения и сайты. Они ведь похожи на секты, а сектантство полностью берет психику и вообще жизнь человека под контроль.

Что касается подростков, то основная потребность в этом возрасте – принадлежать к какой-то группе, сообществу, поэтому и появляются субкультуры типа ролевых игр, японские направления и так далее. Самовыражаясь, они хотят делать татуировки, красить волосы в розовый цвет, протыкать язык, у них портится характер – подростки, как ежики, попробуй спросить или посоветовать что-нибудь, начинается ор и отвержение родителей.

Поэтому дело даже не совсем в гаджетах. Человеку нужно общение, и когда мы, часами сидя за компьютером, уходим в интровертность, остается только такой симулятор, как подделка под общение, когда в любой момент, если что-то не нравится, можно отключиться, создавая тем самым иллюзию контроля. А вот когда мы общаемся вживую, то так просто отвернуться и уйти невозможно. Так как это вызывает активизацию тревоги, она настолько затопляет, что некоторые люди предпочитают общаться с гаджетами. Если говорить языком психоаналитики, часть людей становится несколько шизоидной. Это не шизофрения, а психологическая особенность – мы становимся более закрытыми, общение с людьми идет не напрямую, а через что-то – через сетевую игру или чат. Однако это, повторюсь, не патология, а способ существования.

– Что касается общения. Есть мнение, что с нашим постсоветским человеком трудно строить отношения: мы не доверяем и кидаем друг друга, беспощадны, злы... Доказательство тому – токсичные комментарии в соц­сетях.

– Человек не рождается злым (таких, если они и есть, единицы, и это связано с какими-то особенностями в структуре мозга), он таким становится. Зло – показатель непростой психологической жизни. У нашего человека действительно в целом меньше дружелюбия, чем у внутренне свободного западного человека. Проявление дружелюбия к миру у последнего почему-то считается у нас фальшивым, но я с этим не согласна. На мой взгляд, это внутреннее ощущение безопасности на базовом уровне – «мне не надо защищаться от этого мира», поэтому западному человеку не приходит в голову отвечать грубо и быть равнодушным к чьей-то просьбе. Это не значит, что он лучше нас. Я бы предостерегла от таких оценочных суждений: все мои размышления о причинах, почему мы такие, а не о том, кто лучше, а кто хуже.

…Не только я, но, наверное, и многие другие задумываются: как так получилось, что поколение наших дедов, родителей, пройдя через ужасы коллективизации, голодомора, репрессий и войны, не озлобилось? Мой отец никогда не говорил о людях плохо и не любил, если мы, его дети, начинали выражаться нелицеприятно в чей-то адрес. Но мы, я имею в виду поколение нынешних людей, забыв уроки отцов, не всегда можем сдерживаться. Мне видится в этом большая проблема общества. Что мы потеряли или не приобрели?

– Одна народная артистка, дочь расстрелянного в 1937 году отца, говорила в интервью, что всей своей последующей жизнью пыталась доказать всем, что она любит советскую власть...

– Это опять же синдром сироты. Кто приголубил, тому и будут служить. Иногда, чтобы осознать ужас и боль, которые произошли в результате потери близких и предательства родины по отношению к ним, не хватает психических сил. И тогда это вытесняется и заменяется чем-то другим. Казалось бы, как так?! Это ведь все равно что жить с насильником да еще и хвалить его. Но в повседневной жизни таких случаев много. Салтанат Нукенова ведь жалела гражданского мужа и до последнего не уходила от него, потому что думала, что умрет он, а не она, так, мол, показали «звезды». У детей репрессированных советской властью наблюдается такое же отношение. Но это очень глубоко бессознательные вещи, способности рефлексировать на эту тему нет даже у очень известных людей.

Сейчас в Америке разворачивается ужасающая история вокруг рэпера Пи Дидди, чье насилие в разной форме над огромным количеством людей длилось целых 27 лет. И тут вдруг вспомнили давнее интервью известной певицы Рианны. Когда ей было 16 лет, то Джей Зи, муж Бейонсе, другой американской певицы, держал ее до трех ночи на 26-м этаже высотки. Он ей поставил условие – либо подписывает с ним контракт, либо выход только в окно. Когда она рассказала об этом в интервью, будучи уже знаменитой, все хихикали, правильный, мол, выбор сделала. А сейчас вдруг все как будто проснулись и осознали: это же было насилие!

– Чем можно объяснить такое внезапное пробуждение?

– Это такое свойство психики – она будет защищаться от ужаса до последнего. И пока всем массово не станет понятна четкая разница между белым и черным, так и будет: смирение и принятие зла, а значит, вытеснение гнева, боли и ужаса, что ведет к агрессивной или депрессивной динамике психического здоровья в обществе. Коллективная энергия поддержки и недопустимости насилия поз­воляет жертвам предъявить обществу свои травмы.