Кинематографический папа
1165
Галия ШИМЫРБАЕВА, Алматы
Тот самый Кожа
Состоявшееся событие символично не только потому, что знаменитый режиссер – уроженец этих мест. За редкое умение вводить в кадр маленьких актеров Абдуллу при жизни называли «казахским кинематографическим папой». И если бы он не нашел себя в кино, то, наверное, состоялся бы как выдающийся педагог…
Нурлан Сегизбаев, сыгравший главную роль в фильме «Меня зовут Кожа», вспоминает: «В картине есть сцена, где мать Кожи плачет, расстроенная очередными проделками своего непоседы-сына. Народная артистка Бикен Римова на целые сутки изолировала себя от телефона, от быта, от встреч и уединилась с домброй… Чтобы не потревожить состояние актрисы, у которой внутри стояли слезы, ее даже гримировали лежачей.
Свет был уже установлен, роли проработаны, и тут всех подвел я. Мой герой при виде расстроенной матери тоже должен был заплакать. Актриса ждет, камера направлена на меня, а я не могу сдержать нервного смеха. Меня и уговаривали, и объясняли, что пленка идет, а это большие деньги, но заплакать понарошку мне, как и любому другому мальчику моего возраста, было сложно.
На краю съемочной площадки сидел художественный руководитель картины Ефим Арон. Потрясая в воздухе своей неизменной тростью, он в какой-то момент закричал: «Абдулла, чего ты хочешь?! Это же не профессиональный актер. У народной артистки сейчас «уйдут» слезы. Срочно несите дистиллированную воду».
И мне стали закапывать пипеткой глаза. Чтобы выкатились капли, похожие на слезы, в нужный момент нужно было слегка шевельнуть ресницами. Пробовали один дубль, второй, третий – ничего не получалось…
В это время оператор наводит камеру на меня. Я не заметил, как справа от меня в кадре оказался режиссер. Он вдруг дал мне оглушительную (аж в ушах зазвенело!) оплеуху и выскочил из кадра. Вся съемочная группа остолбенела… А у меня из глаз выкатились две огромные горячие слезы. Когда закончился этот дубль, вся съемочная группа чуть ли не хором крикнула: «Снято!» Ко мне кинулся Абдулла. Своими смущенными поцелуями он как бы говорил: «Извини, но так было необходимо».
Погоня, погоня…
Героиня Сакена Сейфуллина, по одноименной повести которого поставлен фильм «Погоня в степи», взрослая девушка. Гульнаре же Дусматовой, когда она снялась в картине, определившей ее судьбу, было всего 12 лет. Когда ассистент режиссера Марат Ибраев приехал в пионерский лагерь искать среди пионервожатых девушку на роль, то не успел он и рта раскрыть, как заявили: «Ой, здесь у нас такая девочка отдыхает! И поет, и танцует, и в драмкружке занимается».
В лагере был тихий час, но будущую кинозвезду тут же разбудили. Спросили: «Хочешь сниматься в кино?» – и, получив мгновенный утвердительный ответ, повели к ассистенту Абдуллы Карсакбаева.
Увидев клопыша в желтом платьице, Ибраев сначала вытаращил глаза, а потом сквозь смех только и мог вымолвить: «Иди отдыхай». Он так и уехал ни с чем. Но, как говорил позже, не мог забыть глаза девочки и позже снова приехал в пионерский лагерь. А там уже отдыхала другая смена, поменялся весь руководящий состав, все пионервожатые. Дальнейшие события похожи на хороший детективный рассказ.
Было начало сезона, и Гульнара не успела еще себя проявить, поэтому по описаниям, которые дал ассистент режиссера, искали через радиоузел совершенно другую девочку. Поручено это было сделать… Гульнаре Дусматовой. Занимаясь поисками самой себя, она плакала навзрыд – так ей было обидно, что не ее берут сниматься в кино.
– Да вот же она! – воскликнул Ибраев, когда зареванная девочка случайно повернулась к нему.
Чтобы сделать ее взрослее, девочке приплели косы, обули в сапожки на каблучках, но это не помогало. В общем, ассистент повел ее показывать Абдулле Карсакбаеву на свой страх и риск. В комнате царил полумрак и, как вспоминает Гульнара, в уголке сидел какой-то маленький, щупленький старичок с грозными усиками и глазами-буравчиками. Он, естественно, расхохотался, увидев ее, но сказал: «Хорошо, я с ней поговорю».
Наверное, и стихи рассказывала, и пела, и танцевала, но сама девочка почти ничего не помнила. Однако цели своей она достигла: режиссер в тот же день сказал своему ассистенту, чтобы он никого больше не искал. Начались кинопробы.
Особенно сложной была сцена, где Айгерим, героиня Дусматовой, должна была застрелить бандита Ахмета. Актриса до сих пор вспоминает о ней не без душевного трепета: «Во-первых, ружье больше меня, во-вторых, я никогда не держала его в руках. Я стреляю, а потом наступаю на подол платья. Раздался хруст и… юбка оторвалась от пояса… От обиды и стыда заревела, но получилось так, что именно после этого эпизода началось окончательное утверждение. Краем уха слышала, как некоторые члены худсовета возмущались: «Да вы что! У героини пробуждается первое чувство. А эта девочка совсем еще ребенок!»
Но Абдулла настоял, и меня утвердили. При этом он добился, чтобы у моей героини были не традиционные косы, а распущенные волосы и несколько косичек по бокам. Это тоже стало новшеством, смелым шагом – казашки такие прически не носили. Но ему хотелось, чтобы героиня была необычной. Он открывал актеров. Я его называю своим папой в кино.
Картины Абдуллы Карсакбаева получали награды, а он ни разу не выезжал со своими работами за границу. О том, что его фильм «Меня зовут Кожа» получил приз Каннского кинофестиваля, Карсакбаев узнал по радио. Даже с детской картиной «Эй вы, ковбои!», которую отправили на кинофестиваль в ГДР, поехал не он, а редактор с «Казахфильма»…
…Школа, которая была в Узунагаше раньше, вмещала только 150 учеников, поэтому детям приходилось заниматься в три смены. В новой будут учиться 600 ребят. Состоявшееся событие наверняка порадовало бы Абдуллу Карсакбаева.
Состоявшееся событие символично не только потому, что знаменитый режиссер – уроженец этих мест. За редкое умение вводить в кадр маленьких актеров Абдуллу при жизни называли «казахским кинематографическим папой». И если бы он не нашел себя в кино, то, наверное, состоялся бы как выдающийся педагог…
Нурлан Сегизбаев, сыгравший главную роль в фильме «Меня зовут Кожа», вспоминает: «В картине есть сцена, где мать Кожи плачет, расстроенная очередными проделками своего непоседы-сына. Народная артистка Бикен Римова на целые сутки изолировала себя от телефона, от быта, от встреч и уединилась с домброй… Чтобы не потревожить состояние актрисы, у которой внутри стояли слезы, ее даже гримировали лежачей.
Свет был уже установлен, роли проработаны, и тут всех подвел я. Мой герой при виде расстроенной матери тоже должен был заплакать. Актриса ждет, камера направлена на меня, а я не могу сдержать нервного смеха. Меня и уговаривали, и объясняли, что пленка идет, а это большие деньги, но заплакать понарошку мне, как и любому другому мальчику моего возраста, было сложно.
На краю съемочной площадки сидел художественный руководитель картины Ефим Арон. Потрясая в воздухе своей неизменной тростью, он в какой-то момент закричал: «Абдулла, чего ты хочешь?! Это же не профессиональный актер. У народной артистки сейчас «уйдут» слезы. Срочно несите дистиллированную воду».
И мне стали закапывать пипеткой глаза. Чтобы выкатились капли, похожие на слезы, в нужный момент нужно было слегка шевельнуть ресницами. Пробовали один дубль, второй, третий – ничего не получалось…
В это время оператор наводит камеру на меня. Я не заметил, как справа от меня в кадре оказался режиссер. Он вдруг дал мне оглушительную (аж в ушах зазвенело!) оплеуху и выскочил из кадра. Вся съемочная группа остолбенела… А у меня из глаз выкатились две огромные горячие слезы. Когда закончился этот дубль, вся съемочная группа чуть ли не хором крикнула: «Снято!» Ко мне кинулся Абдулла. Своими смущенными поцелуями он как бы говорил: «Извини, но так было необходимо».
Погоня, погоня…
Героиня Сакена Сейфуллина, по одноименной повести которого поставлен фильм «Погоня в степи», взрослая девушка. Гульнаре же Дусматовой, когда она снялась в картине, определившей ее судьбу, было всего 12 лет. Когда ассистент режиссера Марат Ибраев приехал в пионерский лагерь искать среди пионервожатых девушку на роль, то не успел он и рта раскрыть, как заявили: «Ой, здесь у нас такая девочка отдыхает! И поет, и танцует, и в драмкружке занимается».
В лагере был тихий час, но будущую кинозвезду тут же разбудили. Спросили: «Хочешь сниматься в кино?» – и, получив мгновенный утвердительный ответ, повели к ассистенту Абдуллы Карсакбаева.
Увидев клопыша в желтом платьице, Ибраев сначала вытаращил глаза, а потом сквозь смех только и мог вымолвить: «Иди отдыхай». Он так и уехал ни с чем. Но, как говорил позже, не мог забыть глаза девочки и позже снова приехал в пионерский лагерь. А там уже отдыхала другая смена, поменялся весь руководящий состав, все пионервожатые. Дальнейшие события похожи на хороший детективный рассказ.
Было начало сезона, и Гульнара не успела еще себя проявить, поэтому по описаниям, которые дал ассистент режиссера, искали через радиоузел совершенно другую девочку. Поручено это было сделать… Гульнаре Дусматовой. Занимаясь поисками самой себя, она плакала навзрыд – так ей было обидно, что не ее берут сниматься в кино.
– Да вот же она! – воскликнул Ибраев, когда зареванная девочка случайно повернулась к нему.
Чтобы сделать ее взрослее, девочке приплели косы, обули в сапожки на каблучках, но это не помогало. В общем, ассистент повел ее показывать Абдулле Карсакбаеву на свой страх и риск. В комнате царил полумрак и, как вспоминает Гульнара, в уголке сидел какой-то маленький, щупленький старичок с грозными усиками и глазами-буравчиками. Он, естественно, расхохотался, увидев ее, но сказал: «Хорошо, я с ней поговорю».
Наверное, и стихи рассказывала, и пела, и танцевала, но сама девочка почти ничего не помнила. Однако цели своей она достигла: режиссер в тот же день сказал своему ассистенту, чтобы он никого больше не искал. Начались кинопробы.
Особенно сложной была сцена, где Айгерим, героиня Дусматовой, должна была застрелить бандита Ахмета. Актриса до сих пор вспоминает о ней не без душевного трепета: «Во-первых, ружье больше меня, во-вторых, я никогда не держала его в руках. Я стреляю, а потом наступаю на подол платья. Раздался хруст и… юбка оторвалась от пояса… От обиды и стыда заревела, но получилось так, что именно после этого эпизода началось окончательное утверждение. Краем уха слышала, как некоторые члены худсовета возмущались: «Да вы что! У героини пробуждается первое чувство. А эта девочка совсем еще ребенок!»
Но Абдулла настоял, и меня утвердили. При этом он добился, чтобы у моей героини были не традиционные косы, а распущенные волосы и несколько косичек по бокам. Это тоже стало новшеством, смелым шагом – казашки такие прически не носили. Но ему хотелось, чтобы героиня была необычной. Он открывал актеров. Я его называю своим папой в кино.
Картины Абдуллы Карсакбаева получали награды, а он ни разу не выезжал со своими работами за границу. О том, что его фильм «Меня зовут Кожа» получил приз Каннского кинофестиваля, Карсакбаев узнал по радио. Даже с детской картиной «Эй вы, ковбои!», которую отправили на кинофестиваль в ГДР, поехал не он, а редактор с «Казахфильма»…
…Школа, которая была в Узунагаше раньше, вмещала только 150 учеников, поэтому детям приходилось заниматься в три смены. В новой будут учиться 600 ребят. Состоявшееся событие наверняка порадовало бы Абдуллу Карсакбаева.
