Певец любви, патриотизма и свободы

Нужно признать, что сегодня имя Петефи недостаточно хорошо знакомо широкому кругу отечественных читателей. Свою роль в этом сыграли недостатки издательской политики на постсоветском пространстве, из-за которых с начала 1990-х годов новые издания книг поэта практически полностью прекратились. Для сравнения: с 1963 по 1979 год венгерское издательство Corvina четырежды поставило советским книготоргам многотиражный трехтомник сочинений Петефи, а его отдельные сборники к середине 1980-х годов вышли на украинском, грузинском и удмуртском языках. Несмотря на вселяющую надежды новость о первом отдельном издании стихотворений Петефи на казахском языке, сегодняшний читатель, к большому сожалению, все еще лишен возможности найти его книги где-то, кроме букинистических магазинов, а объем представленных в Интернете произведений вряд ли способен сформировать цельное представление о творчестве столь своеобразного поэта. Все это заставляет вспомнить слова Владимира Луговского о том, что известность не создается самотеком и потому немыслима «без пропаганды, без статей, без информации».

Оглядываясь в прошлое, мы видим, как восторгались Петефи его ближайшие современники, быстро признавшие в венгерском юноше не только поэта первой величины, но и личность, способную воплотить все лучшие черты своего народа. Генрих Гейне писал, что по масштабу таланта он сравним только с шотландцем Бернсом и французом Беранже, тогда как в Германии равных ему и вовсе не найти. С еще большим пиететом отзывался о поэте Ян Неруда: «У прекрасной, огневой венгерской нации нет более великого сына, чем он. И у нее не было более счастливого дня, чем день, когда родился Петефи. Я могу сказать только одно: если хочется прекрасных романсов – читай Петефи; если хочется вдохновенных гимнов Родине – читай Петефи; если хочется веселых песен, любовных стихов – тоже читай Петефи». Так кем же был этот вольнолюбивый венгерский поэт, разбудивший национальное самосознание соотечественников и сделавший родную литературу достоянием всего мира?

«Венгерец я! Мне дан суровый нрав…»

Петефи родился в маленьком степном городке Кишкереш, большую часть населения которого составляли славяне-бедняки, пустившиеся на поиски лучшей доли. Шандор был первенцем в семье мясника Иштвана Петровича, серба по национальности, и служанки Марии Хруз, дочери бедного словацкого сапожника. Благодаря своей кормилице, венгерке Жужанне Куруц, и урокам матери мальчик с юных лет овладел двумя языками – венгерским и словацким. Родители быстро заметили способности своего ребенка и рано отдали его в школу. Впрочем, очень скоро отец Шандора начал возить его по стране, подыскивая сыну все лучшие и лучшие училища, что негативно сказалось на эмоцио­нальном состоянии мальчика. Оторванный от родного дома, от матери и родных, он рос замк­нутым и необщительным. «Когда во время игр прочие дети самозабвенно играли, он, прислонясь к стене школы, без всякого интереса взирал на их веселую возню. Если же я понукал его: «Поди, Шандор, поиграй и ты», отвечал неизменно: «Не люблю играть…» Таким же он был и в отчем доме, на улице держался в стороне от соседских детей», – писал о юном Петефи один из его учителей.

Однако это не сказалось на успехах мальчика в обучении – к пятнадцати годам он мог свободно разговаривать на пяти языках, писал сочинения на латыни, великолепно рисовал и даже был удостоен чести написать стихотворение к окончанию учебного года в школе города Асод. Это стихотворение, написанное, по словам поэта Антала Гидаша, «с утомительным пафосом гекзаметров тогдашней официальной поэзии», через который все же прорывался непосредственный, живой голос мальчика, является первым известным нам произведением Петефи.

В 1838 году, вернувшись к родителям, юноша узнал, что их дом уничтожен чудовищным наводнением. Вышедший из берегов Дунай смыл и принадлежавшее отцу Шандора стадо. Большую часть денег Петровича растратил его знакомый, которому тот их одолжил, а остатки присвоил себе нечистый на руку родственник. Оставшуюся без средств семью приютили знакомые, и Шандору, чтобы не стать объектом насмешек со стороны отпрысков богатых родителей, пришлось поступать в новую школу. Там, по воспоминаниям современников, юноша «скверно питался, спал на соломенном тюфяке, ходил в потертой одежде». Тяготы быта скрашивала лишь горячая любовь к литературе. «На первом собрании кружка Шандор Петрович продекламировал прекрасное стихотворение», – такую запись можно найти в протоколе школьного литературного кружка за 1839 год.

Однако вскоре ему все же приш­лось прервать обучение. Чтобы иметь хоть какие-то средства к существованию, шестнадцатилетний юноша решил пойти в солдаты. Собрав свои немногочисленные пожитки, он отправился в город Шопрон, где располагались ближайшие армейские казармы. Полковой врач, увидев новобранца, изрядно удивился: вчерашний школьник, на вид отнюдь не богатырь, сам изъявил желание служить в армии, которой предстояло отдать шесть лет своей жизни. А ведь других, по его словам, и арканом не затянешь. Впрочем, очень скоро Шандор понял, что его возвышенные представления о воинской службе не соответствуют суровой действительности. Антал Гидаш, до мельчайших подробностей изучивший биографию поэта, выяснил, что в армии ему приходилось только чистить картошку в наряде, мыть полы да колоть дрова.

«Все это Шандор готов был исполнять, но палочная дисцип­­лина, грубые окрики, жестокая муштра, издевательства, мордобой, унижение человеческого достоинства были для него невыносимы», – писал Гидаш. О тяжелой солдатской доле сам поэт впоследствии рассказал так: «Где нельзя найти виновных, ⁄ Там солдат ⁄ По уставу безусловно ⁄ Виноват. ⁄ И поплатится тем паче рядовой, ⁄ Если он рожден с горячей головой». За «горячую голову» – вольнодумство и демократизм мышления – воинские начальники сразу невзлюбили молодого новобранца. Но любовь к свободе была для Петефи выше слепой ненависти недалеких коман­диров.

В 1841 году Шандора уволили из армии по болезни – у него начался туберкулез, к которому позже прибавился тиф. В поисках заработка он скитался по стране, «актерствуя», как сам говорил в письмах к друзьям, и незаметно для товарищей по бродячей труппе записывая в тетрадь все новые и новые стихи. 22 мая 1842 года самый престижный венгерский журнал той поры Athenaeum опубликовал стихотворение Петефи «Пьющий», ставшее его литературным дебютом. За внешней веселостью стихотворения кроется подлинная социальная трагедия, когда соотечественники поэта, сломленные тяготами «хмурого мира», пристращаются к вину и начинают видеть в нем единственное решение всех своих проблем. Верность социальной теме Петефи пронесет через всю свою жизнь.

Опубликованные вслед за «Пьющим» стихотворения, одно из которых, к слову, и было впервые подписано «Шандор Петефи» (Петефи – дословный перевод фамилии Петрович на венгерский язык), привлекли к себе внимание крупнейшего поэта Венгрии того времени Михая Верешмарти. Признанное положение Верешмарти как фактичес­кого главы венгерской поэзии может вызвать закономерный вопрос: почему же тогда все лавры ныне принадлежат Петефи, а не ему? Ответ стоит искать в той роли, которую сыграл Петефи для развития языка венгерской литературы.

Известно, что одной из важнейших составляющих величия Абая и Жамбыла, Пушкина и Некрасова является их деятельность по сближению литературы с живым, разговорным языком. Следуя в русле национальных традиций, они тем не менее коренным образом изменяли, казалось бы, раз и навсегда установившиеся каноны, преодолевали догматизм и косность, сковывавшие творческие силы и зачастую хоронившие под своим прессом «души прекрасные порывы». Высокопарность, многословность и тяжеловесность произведений предшественников была чужда поэтам-реформаторам, к числу которых принадлежал и Петефи. Избавляясь от словесной мишуры псевдоромантической поэзии, он старался сделать язык своих стихотворений понятным родному народу. Не абстрактные категории, облеченные в тяжеловесные строки, а живая, ищущая и борющаяся душа венгерской нации, выраженная простыми и ясными словами, – вот черта, отличающая идейные устремления и стилистические особенности творчества Петефи.

Как и любой реформатор, он стал объектом недобросовестной критики, упрекавшей его в вульгарности и распущеннос­ти. Прекрасный ответ таким радетелям за якобы «чистоту поэзии» Петефи дал в одном из своих стихотворений: «О, замолчите! Правды ни на грош ⁄ Нет в проповеди вашей, лжепророки! ⁄ Поэзия не зал и не салон, ⁄ Где избранное общество расселось, ⁄ Как лук-порей в салатнице… О нет! ⁄ Поэзия – такое это зданье, ⁄
Куда войти свободно могут все, ⁄ Кто хочет думать, чувствовать, молиться…» Верешмарти, поэт-патриот, не мог не отметить талант своего молодого сооте­чественника и дал ему свое благословение. Пройдет совсем немного времени, и ученик, как это часто бывает в литературе, превзойдет своего учителя.

«Встань, мадьяр! Зовет Отчизна!»

В автобиографии Владимира Набокова есть примечательное словосочетание – «взрыв любви». Именно так, пожалуй, можно назвать программное стихотворение Петефи «Национальная песня», написанное за два дня до начала революции 1848 года. До этого времени поэт уже успел издать несколько своих сборников, поработать редактором газеты и даже сформировать первое революционное общество венгерских писателей – «Товарищество десяти». Поставившее своей целью демократизацию литературы, оно очень быстро перешло к активной политической пропаганде, всячески подчеркивая губительность для страны владычества династии Габсбургов. «Встань, мадьяр! Зовет Отчизна!» – этими словами начал Петефи свою «Национальную песню», и они как нельзя лучше отражали его сформировавшееся мировоззрение. Каждая строфа стихотворения по сути представляет собой противопоставление «вольной воли» – свободного будущего – «позору столетий», отжившему наследию прошлых лет гнета и унижений. Это произведение стало первым документом Венгерской революции – 15 марта его отпечатали наборщики захва­ченной восставшими типографии Ландерера.

Однако цели, которые ставили перед собой революционеры, так и не были достигнуты. Новое «независимое» правительство продолжало проводить проавстрийскую политику и, по словам Гидаша, «только тем и занималось, что внутри и вне страны шло на всевозможные сделки». Сложившаяся социально-экономическая и политическая обстановка, а также попытка втянуть венгров в начатую Австрией войну с итальянскими революционерами закономерно привели к росту народного недовольства. Во главе с Лайошем Кошутом патриоты развернули борьбу за подлинную независимость, за свободу и счастье родной Венгрии. Среди наиболее активных борцов был и Шандор Петефи, который высказался о роли поэ­та в событиях тех грозных дней следующим образом: «Лира, прочь! Взбегу на колокольню ⁄ И в набатный колокол ударю».
Осенью 1848 года Петефи вступил в ряды революционной армии, а 31 июля 1849 года, сражаясь под командованием польского генерала Юзефа Бема, принял свой последний бой. Нарушив приказ генерала, который всячески оберегал юношу, двадцатишестилетний поэт отправился на передовую и пал в схватке с казаками, которых Николай I по просьбе Габс­бургов послал на подавление революции.

Смерть любимого народом поэта породила множество легенд и слухов. «Может быть, сильнее, чем жизнь, – писал литературовед Александр Гершкович, – она (смерть. – Прим. авт.) показала народу, кем был для Венгрии этот пылкий молодой человек, почти еще юноша, кого потеряла в его лице нация, что значил он для настоящего и будущего отечест­венной культуры». Традиции Петефи спустя многие годы были продолжены замечательными поэтами Эндре Ади и Аттилой Йожефом, также боровшимися за независимость родной страны. В 1923 году Йожеф написал стихотворение «Огонь Петефи», в котором обратился к поэту-герою с такими словами: «Оберегает его моя вера. ⁄ Здравствуй, мой вождь! «Всему миру свобода!..» ⁄ Я – восемнадцати лет моих горьких ⁄ Знамя святое клоню пред тобою». За тринадцать лет до этого в своем эссе «Петефи не примиряется» Эндре Ади с прискорбием писал, что многие, рядясь в поклонников творчества поэта, на самом деле прилагают все усилия к тому, чтобы скрыть от народа его свободолюбивую лирику, всецело служившую национальному освобождению. Подтверждением тому стали события 1923 года – Ади тогда уже не было в живых, и он не увидел, насколько прозорливым оказался. Тогда регент Венгрии Миклош Хорти поручил торжественно отпраздновать столетие Петефи. Первого января орудия замка Буды дали сто залпов в честь дня рождения поэта, а второго января актера, читавшего публике стихи Петефи, арестовали прямо на улице. Подлинное же изучение творчества крупнейшего национального поэта Венгрии, по словам писателя Шандора Гергея, началось только после 1945 года, когда страна была освобождена от фашизма. С тех пор поэзия Петефи начала свое триумфальное шествие по миру.

«Судьба, простор мне дай!»

Когда Глава государства Касым-Жомарт Токаев объявил о том, что одна из улиц столицы будет названа именем Петефи, многие задались вопросом: какую связь имеет творчество венгерского поэта с Казахстаном? Ответить на него можно однозначно – самую непосредственную. Обратимся к истории. Жил в Казахстане венгр по имени Миклош. Взятый в плен на фронте Первой мировой войны, он женился и перебрался к Иртышу, где работал помощником бакенщика. Там в 1920 году он познакомился с пятнадцатилетним юношей, которого часто брал с собой зажигать бакены и которому по ночам пел печальные венгерские песни. Этим юношей был будущий поэт Леонид Мартынов, славный уроженец нашей страны и великолепный переводчик, благодаря которому – и это не преувеличение – Шандор Петефи полнозвучно заговорил на русском языке. По воспоминаниям Мартынова, о самом поэте он узнал еще в 1916 году, но именно рассказы и песни Миклоша привели его к пониманию глубинной сути лирики Петефи.

Поэтому, когда много лет спустя Антал Гидаш и его жена Агнеш Кун обратились к Мартынову с просьбой перевести стихотворения Петефи для его готовящегося однотомника, поэт сразу же согласился. Справедливости ради нужно отметить, что вмес­те с ним за эту работу взялись Самуил Маршак, Борис Пастернак, Михаил Исаковский, Николай Заболоцкий и другие поэты старшего поколения. Но именно Мартынов смог передать в своих переводах самое главное – живой голос поэта, которым он некогда созывал соотечественников на борьбу за национальное освобож­дение и которым пел проникновенные лирические песни. В переводе Лео­нида Николаевича знаем мы как уже упомянутую «Национальную песню» (удивительное созвучие с которой, к слову, обнаруживается в знаменитом произведении «Оян, қазақ!» Миржакыпа Дулатулы), так и задорное стихотворение под названием «Любовь», в котором Петефи обращается к читателям со словами: «В лодочку воображенья ⁄ Сядьте, милые мои, ⁄ Весело переплывайте⁄ Озеро моей любви!» Взятые вместе, они прекрасно демонстрируют то органическое сочетание мужества и пылкой любви, патриотизма и душевной юности, выражающейся в задорности и даже игривости предельно простых и лаконичных строк, которое характеризует все творчество Петефи.

Но работа Леонида Мартынова с текстами венгерского поэта ценна не переводами отдельных стихотворений, а своей системностью, подлинно научным подходом, который впоследствии лег в основу целой переводчес­кой школы. Корней Чуковский писал: «Во всех своих переводах Мартынов по свойственной ему добросовестности стремился воспроизвести наиболее точно все образы, чувства и мысли Петефи». Подобная характеристика может быть дана и переводчес­кой работе Мартынова над произведениями других классиков венгерской литературы – Верешмарти, Ади, Йожефа. Основные принципы мартыновских переводов переносились его последователями на всю венгерскую поэзию в целом. Поэтому мы можем утверждать, что Казахстан стал родиной крупнейшей русскоязычной переводческой школы, во многом благодаря усилиям которой творчество Шандора Петефи и его соотечественников стало известно миру. Ведь зачастую на другие языки его стихотворения переводились не с оригинала, а с русских текстов, выполненных Мартыновым и его последователями. Стоит отметить, что Венгрия по достоинству оценила заслуги нашего земляка. По сей день единственным памятником ему остается бюст на аллее скульп­тур, расположенной рядом с домом-музеем Петефи. Из всех русских поэтов, обращавшихся к творчеству героя венгерского народа, только Леонид Николае­вич удостоился такой высокой чести. В читательском сознании имена Петефи и Мартынова представляют собой единое целое.

Второго ноября нынешнего года на карте столицы наконец появилась улица Шандора Петефи. Проходя по ней, вспоминаешь замечательные слова Габита Мус­репова, обращенные к венгерскому народу: «Тот, кто хотя бы поверхностно знаком… с поэзией великого Шандора Петефи, тот не останется равнодушным к духовному самовыражению вашего народа, создавшего шедевры в различных жанрах литературы и искусства». Об этом же думаешь, оглядывая многочисленные экспонаты, представленные на открывшейся в Национальной библиотеке РК выставке «Петефи вокруг света».

Презентованный на ней сборник «Шандор Петефи: Махаббат пен Бостандық» вселяет на­дежду, что в ближайшие годы книги страстного борца за свободу и независимость, которые так дороги нашей стране, займут свое достойное место на полках читателей. И тогда мы вновь услышим обращенный к нам из глубины веков звонкий голос: «Да будут святы эти книги! ⁄ Пусть это – кладбище идей, ⁄ Но кладбище, где спят герои, ⁄ За счастье павшие людей!»