«Тот, кто песней степь восславил, нами не забыт...»

Характерной чертой литературного процесса начала XX века стало появление целой плеяды писателей-универсалов, плодо­творно работавших в самых разнообразных жанрах и оставивших нам богатейшее творческое наследие. Своим примером они еще раз опровергли бытующее по сей день мнение, будто бы писатель какими-то невидимыми узами навеки связан с одним-единственным жанром, и все попытки разорвать эти узы оканчиваются неудачей, так как являются всего лишь распылением творческих сил.

Казалось бы, мировая литература не раз доказывала, что таланту и творческим возможностям человека тесно в границах готовых формул. Писатели-универсалы, или полигранисты, как предлагает называть их поэтесса и литературовед Елена Зейферт, не такое редкое явление, чтобы продолжать настаивать на раз и навсегда установленном закреплении литератора за определенным жанром и видом литературного творчества. Тем не менее нередки случаи, когда игнорируется гениальная проза Пушкина и Абая, а Толстого и Шолохова пытаются представить исключительно романистами, будто бы не им принадлежат выдающиеся произведения малых жанров.

В представлении потомков Ильяс Жансугуров предстает пре­имущественно поэтом, что никак не способствует осмыслению его подлинного творческого облика. Один из первых казахских фельетонистов и новеллистов, талантливый романист и драматург, неутомимый общественный деятель – все эти стороны дея­тельности Жансугурова определяют его место в истории нашей страны ничуть не меньше, чем его поэзия.

К самой проблеме многожанровости у писателя было особое отношение. Своему близкому другу – поэту и переводчику Константину Алтайскому он говорил: «Убежден в необходимости перевода на казахский язык всего Пушкина. Понимаешь? Всего. От «Руслана и Людмилы» до эпиграмм, от «Капитанской дочки» до фельетонов, подписанных псевдонимом «Косичкин». Пушкин работал почти во всех жанрах. Перевод его творений на казахский язык будет для нас незаменимой школой.

Подлинный расцвет казахской литературы наступит только тогда, когда она будет многожанровой. Понимаешь, друг? У нас должен быть свой Сергей Есенин, свой Тренев, свой Михаил Кольцов. Молода наша литература. Любому из нас, Сакену, Беимбету, Мухтару, Габиту, приходится метаться от одного жанра к другому. Настанет пора, и каждый будет работать в своем любимом жанре».

Следовательно, многожанровость Жансугуров понимал двояко: как характерную черту качественно нового этапа развития национальной литературы и как особенность творчества отдельного писателя. По его мнению, миссия в буквальном смысле слова революционного обновления родной литературы возложена на таких, как он, универсалов, которые своими «метаниями» от жанра к жанру закладывают основы дальнейшего развития художественного творчества. И только тогда, когда в казахской литературе окончательно утвердятся все возможные жанры, появятся писатели, способные плодотворно работать лишь в одном из них. Весь ход дальнейшего литературного процесса подтвердил данное предвидение Жансугурова.

Мы лишь отметим, что становление многожанровости казахской литературы отнюдь не означало сокращение числа писателей-полигранистов в пользу, скажем так, узкожанровых литераторов. Напротив, подобные преобразования не только расширяли творческий диапазон признанных мастеров, но и способствовали, как писал литературовед Есмагамбет Исмаилов, «воспитанию молодых творческих сил народа».

Осмелимся предположить, что мы вряд ли бы узнали феномен таких универсальных писателей, как Тахави Ахтанов, Дулат Исабеков, Олжас Сулейменов и Сатимжан Санбаев, если бы их предшест­венники своим творчеством не совершили переворот в казахской литературе начала XX века.

Константин Алтайский неспроста называл Ильяса Жансугурова «провозвестником многожанровости родной литературы». При этом поэт особо выделял фельетоны, которые «Ильяс писал тем же раскаленным докрасна пером, что и поэмы».

С мнением Алтайского соглашался и литературовед Мухамеджан Каратаев. В предисловии к изданному специально для декады казахского искусства и литературы в Москве сборнику прозы Жансугурова он писал: «Мастерство Жансугурова-прозаика лучше всего проявилось в его оперативных газетных фельетонах. Они отличаются исключительной яркостью ситуации, живостью изложения и удивительным богатством метких, сочных, оригинально-своеобразных, национально окрашенных образов и сравнений».

Воспитанный на лучших образцах устного народного творчества, Жансугуров хорошо знал, что среди казахов меткое, острое слово всегда было в почете. Яркий образ во все времена способствовал лучшему осмыслению изображаемого явления. Именно по­этому в своих фельетонах, бичуя отрицательные стороны общества, Жансугуров старался облечь каждый конкретный недостаток в образную форму и созданными сатирическими картинами поднимался до мастерства художественного обобщения типических явлений.

Так, в произведении «Виды бюрократизма» Жансугуров не только вскрывал корни этого социального явления, но и полемизировал с теми, кто изображал его схематически и упрощенно.

«Настоящий бюрократ не бывает таким, – отвечал он любителям примитивных карикатур. – Он умен, хитер, знающ и осторожен. Он умеет работать, и у него подвешен язык. Кроме того, он решителен и вежлив: он не откажет посетителю, не будет посылать его от одного служащего к другому. Он вовремя наложит резолюцию и пообещает сделать все, что в его силах. А если посетитель настойчив, он сумеет передать его своему сослуживцу и таким образом избавиться и от забот, и от неприятностей. С трибуны он с пафосом выкрикивает казенные слова: «надо бороться», «сотрем с лица земли», «согласуем», «проработаем», «выявим», «спланируем». Без них он не может прожить ни одного дня и обволакивает ими, как паутиной, любое живое дело».

Согласитесь, такая разработка образа позволяет осмыслить обозначенное явление куда лучше, чем безжизненное, оторванное от конкретных условий изображение бюрократа как любителя огромных кабинетов, в которых он прячется от досаждающих посетителей.

Образности этой Жансугуров учился всю свою жизнь, и пробой пера для него были рассказы. В них мы еще не увидим того мастерства типизации и обоб­щения, которым отличаются более зрелые в художественном отношении фельетоны писателя. Изображение действительности в рассказах Жансугурова зачастую происходит в форме пространных диалогов и монологов персонажей, а развития человеческих характеров не происходит вовсе.

Например, в рассказе «Даркан» эпохальные события послереволюционного переустройства общественной жизни нашей страны то преподносятся читателю через неясные реплики персонажей, то напоминают газетные сводки: «Однажды завод и шахта бездействовали десять дней. Даркан примкнул к русским рабочим, привлекал на их сторону рабочих казахов... Вот уже десять дней, как завод не работает. Рабочие требуют увеличения зарплаты, сокращения рабочего дня. Управляющий отклонил эти требования и вызвал на завод отряд белогвардейцев».

Рассказы Ильяса Жансугурова, в отличие от его стихотворений, поэм и фельетонов, не сыграли столь значимой роли в развитии казахской литературы. Тем не менее, как мы уже отметили, они были важным этапом на пути его овладения живым народным языком, яркой образностью и мастерством сюжетного построения. Все это помогло ему взяться за написание романа «Товарищи», выведшего своего создателя в ряды первых казахских романистов.

«Товарищи» были, пожалуй, самой ранней попыткой осмыс­лить в монументальной прозе события восстания 1916 года и последующее участие его героев в революции. На примере расслое­ния аула Жансугурову удалось правдиво изобразить социальные противоречия в казахской степи и историческую обусловленность вооруженной борьбы народа за лучшее будущее. Вместе с тем подлинно эпического полотна у писателя не получилось. Размах его мысли все еще сдерживали былые формы, из-за чего некоторые ключевые сцены романа вновь обращались сводками и боевыми донесениями: «Прибывшие отряды одним мощным натиском атаковали кадетский корпус. И через несколько минут ожесточенного боя все было кончено. В плен было взято около трехсот офицеров и много оружия. Винтовки и пулеметы раздали дружинникам, а пленных отвели в крепость». Представленная в таком виде сцена победы восставших явно теряет свою художественную ценность. А ведь это говорится о событии, которое станет важнейшей вехой в биографии каждого его участника.

Однако нельзя не согласиться с мнением Мухамеджана Каратаева, считавшего, что «даже при этих недостатках роман «Товарищи» надо по справедливости отнести к числу лучших произведений казахской советской прозы тех лет». Неудачи Жансугурова следует воспринимать строго в историческом контексте, без которого невозможно осознать их сути. Писатель открывал дорогу молодому в казахской литературе жанру романа, а пути первопроходцев, как известно, всегда трудны, тернисты и извилисты.

Эти песни – песни сердца

70 лет назад, выступая на Первом Всесоюзном съезде советских писателей, Ильяс Жансугуров выразил уверенность в том, что «советская литература будет дейст­вительно интернациональной литературой, воспитывающей сознание трудящихся различных народов в духе интернацио­нализма».

Подобную характеристику поэт смело мог дать и своему стихотворению «Гималай», соз­данному в 1929 году и открывшему «меж­дународную» тему в казахской поэзии. В образе величественных горных вершин Жансугуров
изобразил угнетенные народы колониального Востока и сделал это с присущими ему изысканными языковыми средствами, выразительными образами и смелостью стихотворческих решений.

Народы Востока представляются поэту избранниками судьбы, выводящей их на борьбу с колониализмом. Недаром Жансугуров называет их «арда», что дословно означает двух-трехлетнего жеребенка, продолжающего кормиться молоком матери, а образно может переводиться на русский язык как «баловень», «любимец» или «избранник». Но прошли те времена, когда «вершины белые сосали, как дети, грудь небес».

Для изображения современной жизни Востока поэт прибегнул к пугающим символическим образам: «Ты лег от севера до юга, ⁄ Лег навсегда – ⁄ Всего земного шара юрта ⁄ Из камня, льда. ⁄ Но ты – ты весь сплошная рана. ⁄ Пытают, бьют ⁄ И, словно мерт­вого кулана, ⁄ Рвут и клюют. ⁄ Так за доверчивость проучен ⁄ Ты, Гималай. ⁄ Ты весь истерзан и измучен, ⁄ Эх, Гималай!.. ⁄ Глядишь ты сумрачно и немо, ⁄ Стоять устав, ⁄ И у тебя отняли небо, ⁄ Земли не дав. ⁄ Стоишь, ⁄ Угрюмый и огромный, ⁄ Сжав кулаки, ⁄ И кровью кашляешь ты темной ⁄ На ледники. ⁄ Глядят безмолвно слез озера. ⁄ Слез – через край! ⁄ Никто страшней не видел взора, ⁄ О Гималай!»

Однако поэт не был бы собой, если бы закончил свое стихотворение на такой минорной ноте. Силой художественного прозрения он ясно видит «огонь великого восхода», который ознаменует конец колониального рабства. От имени всего советского народа Жансугуров клялся своим угнетенным братьям: «И там, и тут ⁄ Освобож­дения Востока ⁄ Народы ждут. ⁄ И рухнут, рухнут тюрем двери – ⁄ Лишь пожелай... ⁄ С тобою – мы! В тебя мы верим, ⁄ Наш Гималай!»

Поэт считал, что опыт Казах­стана должен стать своеобразным руководством к действию для народов, встающих на борьбу за свое будущее. Вместе с тем он страстно желал, чтобы о жизни казахов узнало как можно больше читателей в Советском Союзе.
С этой целью вскоре после съезда писателей Жансугуров побывал в гостях у Максима Горького.

^{Максим Горький расспрашивал Ильяса Жансугурова о развитии казахского языка и помогал ему
организовать поездку писателей-ленинградцев в Казахстан}

Поэту Всеволоду Рождественскому он рассказывал, что «буревестник революции» живо интересовался современной казахской литературой и развитием казахского языка. «Потом разговор перешел на Ленин­град, – писал Рождественский, – и тут выяснилось, что Жансугуров приехал договариваться о поездке ленинградских писателей в Казахстан... В мае 1935 года писательская бригада, возглавляемая Леонидом Соболевым, выехала туда в длительную командировку. В эту группу входили Павел Лукницкий, Николай Чуковский, Александр Гитович и я».

Чтобы понять, какое значение имела эта организованная при участии Горького поездка, достаточно упомянуть тот факт, что именно благодаря ей вышел в свет первый сборник стихов Абая на русском языке. Мухамеджан Каратаев вспоминал, что рассказы Жансугурова о встречах с Горьким вселяли в литературную молодежь уверенность в дальнейшем плодотворном сотрудничестве двух крупнейших писателей своего времени. Однако Горький вскоре скончался, а полет творческой мысли Жансугурова оборвался трагической гибелью поэта в 1938 году…

Произведения выдающегося писателя вернулись к его народу лишь двадцать лет спустя. «Только после посмертной реабилитации произведения Ильяса Жансугурова были вновь переизданы на казахском и русском языках. В шестидесятых годах началось изучение его литературного наследия. Имя Жансугурова появилось в Литературной энциклопедии», – писал Мухамеджан Каратаев в предисловии к тому стихотворений и поэм Ильяса Жансугурова и Сакена Сейфуллина, вышедшему в 1973 году в большой серии «Библиотеки поэта».

А за шесть лет до этого Михаил Луконин написал посвященное классику казахской литературы стихотворение «Кулагер», которое заканчивалось примечательными словами: «Тот, кто песней степь восславил, нами не забыт». Под ними наверняка подпишется каждый, кто откроет сборник произведений Ильяса Жансугурова и в любой его строчке – поэтической ли, прозаической – почувствует горячую любовь к родному краю, без которой нельзя сложить ни одной песни.

И Жансугуров сложил ее. Сложил, восторженно воскликнув: «Я горжусь своей страною, тем горжусь, что я – казах!»