Возвращение в детство. Готовится кинодилогия про жизнь детского дома

– Я родился на границе с Китаем, в селе Кетмень Уйгурского района, а вырос в Алматинском областном детдоме № 1, который тогда находился в Малой станице, – рассказывает Азиз Заиров. – Идея написать сценарий фильма, где прототипом главного героя выступлю я сам, всегда была со мной, но возвращаться в прошлое, вспоминать, анализировать и заново переживать свои детство и юность решился только сейчас.

Мне было три года, когда мама умерла во время родов, и мы, пятеро детей, не считая так и не родившегося младенца, стали сиротами. Отец, к сожалению, сломался, у него не оказалось ни сил, ни желания заниматься нашим воспитанием. Со мной в детдом попали две сестры, одна старше меня на год, другая – младше. Брат, шестью годами старше, нашел меня, когда я уже выпустился из детского дома.

Система советских детских домов была выстроена так, что не осталось во мне четкой национальной идентичности – я могу быть и казахом, и уйгуром, и немцем, и французом. Впрочем, мы, детдомовские, все такие.

Даже те из казахскоязычных ребят, которые попадали к нам уже в классе третьем или четвертом, года через полтора-два начинали забывать родной язык. Сейчас я, к примеру, учу казахский, но мне он очень тяжело дается, потому что в детстве не слышал его совсем.

Как бы нам ни хотелось, но детдома, наверное, будут всегда, поэтому хотелось бы в идеале, чтобы дети там знали разные языки. Так им легче будет социализироваться, когда они выйдут в большое общество.

В общем, когда брат нашел меня, то я хоть и старался, но пробудить в себе родственные чувства не смог. Было ощущение, что пытаюсь построить отношения на пустом месте.

Решил, что будет лучше, если каждый станет жить сам по себе. Со старшими сестрами оказалось то же самое. Я их не то что не любил – с ними было трудно. Младшая сестра стала единственной (она сейчас умерла), с кем я был близок при ее жизни.

Но вот этой весной встретился с сестрами в Музее имени Кас­теева, где работает моя супруга Наталья Баженова. В отличие от меня она от природы очень теплый человек – с моими родст­венниками общается гораздо больше, чем я сам. В тот день Наталья пригласила их всех на «Ночь в музее».

Сестры приехали со всеми своими детьми. Посидели, чаю попили, пообщались и как-то (может быть, впервые) раскрылись друг другу. Я попытался объяснить, почему предпочитаю жить сам по себе. Это мои внутренние проблемы, которые идут с детства, где оказалось так мало любви. Оттаивать начинаю только сейчас, когда разменял шестой десяток.

Сестры, кстати, тоже пережили много невзгод, но состоялись и как жены, и как матери. У них замечательные дети – воспитанные, не потерянные, свободные духом.

Так вот в будущей кинодилогии по мотивам моей жизни образ главного героя будет собирательным. Первая часть – история мальчика, который пытается выжить в детдоме, где проживают еще 250 детей, оставшихся без родителей. Все одинаковое: и одежда, и еда, и, кажется, будто бы еще и мысли, потому что за инакомыслие сурово наказывают.

В школе мальчишка дерется с «домашниками» – домашними детьми, которые учились в отдельных от детдомовских классах, в детдоме бьют его. Конфликты, конфликты…

Вторая часть дилогии – мальчик вышел из детдома. Но столк­нувшись с вожделенной свободой, не знает, что с ней делать, она на него давит. Запретов больше нет, но и тех, кто дал бы совет, как жить дальше, тоже нет. А кругом соблазны свободного мира, и он пускается во все тяжкие...

Когда я сам вышел из детдома, мне было всего 15 лет. Сначала наступила эйфория. В автобусах видишь разно­цветных (одетых в разные одежды) людей. Я смот­рел на них и думал: почему у них такие грустные и хмурые лица? Они же свободные! Потом приходит понимание, что эта свобода мнимая. Твои сверстники, которые живут вне детдома, тоже, оказывается, страдают и живут с той же болью, что и у тебя. Они, например, могут быть сиротами при живых родителях, которые пьют не просыхая.

Главный посыл или идея этого литературного киносценария – остаться человеком, несмот­ря на давление обстоятельств, условных «врагов», проблемы со здоровьем. Если примерять на себя, то вроде имеешь право оправдаться: мол, я все-таки детдомовский, на меня болезнь давит, поэтому даже если и веду себя как сволочь, то это выстраданное несчастным детством право.

– Но ведь и что-то хорошее вы смогли вынести из детдома...

– Это обязательно. Да, детдом убрал все родоплеменные воспоминания и привязанности, но в этом, как ни странно, есть и свои плюсы. Для меня важен человек, а потом уже все другое. Я и дочку так воспитываю. Она в прошлом году пошла в школу, и меня, честно скажу, не сильно волнуют ее оценки, мне важно, чтобы она выросла несломленной.

У нас ведь как привыкли воспитывать детей? Должен приносить со школы сплошные пятерки, чтобы потом стать успешным банкиром или еще кем-то, но я думаю, что на самом деле это не проблема, было бы желание. Оставаться человеком, не поддаться расчеловечиванию, как это сейчас происходит, куда труднее.

«Папа, я не хочу сегодня идти в школу», – заявляет дочка временами. Когда я прошу ее обос­новать причину, отвечает, что ей там неинтересно.

«Хорошо, – говорю, – найди тогда полезную замену». У нее с этим (с заменой) проблем нет: рисует (у нее хорошо получается, ходит в художественную студию) или же играет на фортепиано. Но это не ради престижа, ей просто нравится. Недавно протягивает конверт, красиво разрисованный разноцветными сердечками, бабочками и цветочками, внутри открытка – тоже в виде сердечка со словами «Папа, я тебя очень-очень-очень люблю».

Сделав подарок, дочь спросила: «Папа, а ты не уйдешь от нас с мамой?» Я аж вздрогнул: откуда у семилетнего ребенка такие мысли?

«С чего ты взяла?» – спрашиваю ее.

«Я в школе слышала, что папы всегда уходят».

«Да, бывает, что уходят, но далеко не все. Ты можешь не переживать, я никуда не уйду от своей единственной любимой дочки. Это ты, скорее, от нас с мамой уйдешь, когда вырастешь», – ответил ей.

Второй плюс – когда находишься внут­ри какого-то замкнутого пространства (детдома, армии или даже тюрьмы), то все люди оказываются как на ладони. Когда обстоя­тельства бросают тебе вызов, то его нужно либо принять, либо стать сереньким, незаметным и не пытаться чего-то добиваться, к чему-то стремиться – лишь бы скоротать годы.

И если в большом мире можно сделать какое-то свинство, неважно – большое или маленькое, и скрыться, переехать, например, куда-то или просто притворяться, что все нормально, и люди еще долго будут покупаться на внешний лоск, то куда денешься в замкнутом пространстве? Здесь куда сложнее скрыть грязные проступки, за них надо отвечать.

– Как сложились судьбы ваших товарищей по детдому?

– Я мало с кем общаюсь, но знаю, что часть (небольшая) не потерялась в жизни. Обрели профессии, завели семьи, у некоторых есть уже и внуки. Но у большинства жизнь сложилась не очень. Наркотики, алкоголь, проблемы с законом. Некоторых уже нет в живых, другие отсидели.

У меня у самого были большие проблемы, связанные с алкоголем, но, видимо, кто-то сверху так распланировал мою жизнь, что я нашел в себе силы завязать с этим, причем в один день.

Где-то там, в глубине души, мне было очень стыдно перед памятью матери, которую я совсем не помнил, но чувствовал всегда. Знаешь, что ее нет давно, но в детстве мне всегда казалось, что она приедет за нами. Бывало, машинально взглянешь на детдомовские ворота и кажется, что сейчас туда войдет мама.

– И что все-таки помогло вам выстоять – школа жизни в детдоме или генетика?

– Мне кажется, книги. Я уже в младших классах понимал, что над моей волей происходит насилие. Самое ненавистное воспоминание – когда нас, одев в одинаковую форму, заставляли маршировать и кричать коммунистические речевки и девизы. Понимая, что живу не своей, а навязанной жизнью, не хотел мириться с этим, огрызался, становился вспыльчивым, агрессивным, меня за это часто наказывали.

Чтобы уйти от этой невыносимой реальности, класса с третье­го стал запоем читать. Начал с Гайдара – «Мои товарищи», «Р. В. С.», «Судьба барабанщика»… Вечерами в нашей огромной спальне (нас там было 30 пацанов) пересказывал то, что успел прочитать, если что-то забывал, тут же додумывал.

Достать книги тогда было сложно, в детдомовской библио­теке выбор был скудный, а книги скучные. В советское время дефицитную литературу можно было купить по абонементам. Для этого нужно было сдать 20 килограммов макулатуры, потом, доплатив за абонементы, наклеивать туда марки. Все хлопотно, а в детдоме вообще проблематично, но я умудрялся собирать и макулатуру, и марки.

Полегче стало, когда познакомился с одним парнишкой года на три старше меня. Детдомовские с «домашниками» не особо дружили, мы были из разных лагерей, часто конфликтовали между собой, но этот парень, Ибрагим Дудаев, привлек меня своей эрудированностью.

Однажды он пригласил меня к себе домой. Я принял его приглашение, хотя ходить детдомовским к «домашникам» не было принято. Мне стало почти плохо, когда увидел огромный шкаф с редкими книгами. Дюма, Мопассан, Стендаль, Гюго… Благодаря Ибрагиму я прочитал почти всего Фенимора Купера – «Зверобой», «Следопыт», «Последний из могикан», «Пионеры, или У истоков Саскуиханны», «Прерия»… Однажды меня перед каким-то мероприятием поставили знаменосцем в детдоме, а я сознанием находился в тот момент в «Прерии», где шла война с индейскими племенами. Я так погрузился в этот книжный мир, что врезался в столб, у знамени сломалось древко.

Как водится, избили, повели к директору, где все начали хором орать: «Как тебе не стыдно! На этом знамени кровь бойцов, погибших за твое счастливое детство».

Навешали ярлыки, сказали, что я будущий преступник, который может продать родину, угрожали отправить к пьющему отцу, чтобы вместе с ним «крутил хвосты баранам». Конкретно напугали и запугали, обрили голову налысо, и я неделю чистил картошку, мыл посуду и полы на кухне.

В самые тяжелые дни меня вдохновляли мужественные, харизматичные герои Джека Лондона и Хемингуэя, «Узник замка Иф» Дюма-отца. Роман «Как закалялась сталь» Александра Островского сейчас, конечно, не актуален, но то, что Павка Корчагин, герой романа, готов был ради идей коммунизма пожертвовать жизнью, меня мощно вдохновило.

После «Овода» Этель Лилиан Войнич я понял, что, если уверен в своей правоте, то можно, оказывается, сопротивляться системе, не делать то, что делают все. Словом, книги стали для меня мощной мотивацией, помогли обрести характер и стать тем, кто я есть сегодня: сценарист, режиссер, счастливый отец и муж. Единственное, чего не могу вернуть, – здоровье, потерянное в юные годы.

Ну а что касается нашего с Мухаммедом Мамырбековым литературного сценария о детдоме, то дальше нас ждут стандартные процедуры – подача заявки в Государственный центр поддержки национального кино на участие в питчинге либо поиск спонсоров, которые заинтересуются проектом и захотят вложить в него деньги.