Актеры готовятся к встрече Нового года по-особому – они накапливают силы, чтобы ударно поработать на елках и корпоративных вечерах. Как выяснилось, они и сами верят в чудеса.

Главный Аяз-ата страны

Актер Казахского национального академического театра драмы им. М. Ауэзова Бахтияр Кожа много лет работает Дедом Морозом на президентских елках.

– В молодости я, как и все актеры, подрабатывал на банкетах. В начале вечера как ведущий-тамада, а потом, когда время подходило к полуночи, переодевался и становился Дедом Морозом. Потом стал бессменно работать на Президентской елке в Алматы. Когда это было в первый раз, уже и не припомню.

Мои Снегурочки, конечно, меняются, а я вот как вошел в образ сказочного деда, так и не могу выйти из него до сих пор. Шучу, конечно. Мне эта работа очень нравится. Дарить детям ощущение чуда – это ни с чем не сравнимое чувство, к которому я никак не могу привыкнуть, каждый раз это трогает до слез.

Неожиданностей на президентских елках обычно не бывает, все идет строго по графику и согласно сценарию. Но однажды меня пригласили вес­ти Президентскую елку в столице, тогда еще в Астане. Она проходила прямо на площади, под открытым небом. Детишкам, привыкшим к столичным морозам, все было нипочем, а мы со Снегурочкой, чувствуя, что замерзаем, кинулись в отчаянный, не по сценарию, пляс вокруг шикарной елки. А детишкам это было в самый раз – хохот, радостный визг.

Запомнился прекрасный Новый год незадолго до пандемии. Мы тогда со Снегурочкой влетели под звон колокольчиков на Новую площадь Алматы на нарядных санях, запряженных тройкой лошадей. Это было чудесное зрелище, подарившее детям море радости.

В этом году мы со Снегурочкой, акт­рисой Майей Веронской, побывали в двух алматинских детдомах. И опять все было, как в первый раз: сердце заходилось радостью от счастливых глаз детей, когда они получали подарки от имени Президента.

Я и сам жду чудес от Нового года. Мы же все в душе остаемся детьми. Чего бы я хотел в этот раз? Хочу, чтобы супруга выздоровела, она у меня занемогла, а в перспективе хочу увидеть своих детей состоявшимися, хочу дожить до того времени, когда внуки пригласят меня на свою свадьбу.

Как становятся Снегурочкой

– Я была школьницей, когда стала главной Снегурочкой города горняков – Кентау, – рассказывает заслуженный деятель Казахстана, актриса театра драмы им. М. Ауэзова Дария Жусип. – Все началось с моего увлечения балетом. Город у нас в те годы был богатый и красивый, шефы не скупились, чтобы создать детям условия для занятий в разных кружках при Дворце горняков. Пачки и пуанты привозили из Москвы.

В балетный кружок под руководством Бахыт Касымовны Сулеевой я пришла в третьем классе. Начинала с танца «Айголек». Потом таких, как я, потихоньку стали выпускать на новогодние елки в костюмах снежинок и матрешек. А в 8-м классе после отъезда педагогов в Алматы я стала вести танцевальные кружки, где занимались до 70 детей – как штатный педагог с официальной зарплатой 50 советских рублей. Детские сады Кентау приглашали меня ставить танцы на Новый год.

В 9-м и 10-м классах я была уже Снегурочкой на главной елке города. Я была очень серьезная девочка, казалась старше своих лет, но в душе оставалась ребенком, верящим в чудеса. Мне казалось, что наш Дед Мороз (его играл хорошо знакомый мне руководитель театрального кружка при Дворце горняков) самый настоящий.

Работала я по-взрослому. Первая елка в 10 утра, потом в двенадцать, в час, в два, в четыре, шесть… Кормили артис­тов только раз в день, не помню чем, но было вкусно, а в качестве гонорара все дни, пока шли елки, я получала подарки – новогодние кульки с конфетами.

Будучи студенткой третьего курса академии имени Жургенова, пришла в театр имени Ауэзова. Меня сразу назначили первой казахской Снегурочкой – в национальном костюме. Водила с детьми хороводы до спектак­ля и после.

Я люблю этот праздник – Новый год. Он ассоциируется с тем временем, когда меня, юную Снегурочку, со всех сторон окружали дети, которые, как и я сама, искренне верили в чудеса.

Укол шпагой

– Было время, когда заработать нашему брату можно было только так – Дедом Морозом, – рассказывает актер театра и кино Сергей Погосян. – Поэтому каждый уважающий себя артист хранил в запасниках костюм и посох с бородой. С появлением новогодних корпоративов Дедушку Мороза заметно потеснили ведущие во фраках с бабочкой и с микрофоном в руках вместо посоха.

Для меня участие в новогодних представлениях начиналось с новогодней детской сказки еще в школе. Правда, играл я не Деда Мороза, а Кощея Бессмертного, который портил детям праздник, строил козни, воровал подарки, путал всех и мешал Снегурочке позвать Дедушку, чтобы зажечь новогоднюю елку.

Видимо, я хорошо справлялся со своей задачей, потому что один мальчик в костюме мушкетера, но с настоящей шпагой, не выдержал и ткнул меня ею в место, которым актеры обычно редко поворачиваются к зрителям. Папа этого мальчика, которого допустили к созданию новогоднего костюма, оказывается, так заточил шпагу, что сделал ее боевой – и укол был очень болезненный. С тех пор стараюсь не поворачиваться к зрителям спиной (смеется. – Ред.).

А вообще Новый год у меня с юнос­ти был нелюбимым. Я все рвался в компании, но меня то родители не отпус­кали, то компании я был не нужен, а став актером, всегда встречал Новый год на работе – вел банкеты. И все-таки дождался своего часа.

Очень хотел сниматься в кино, а меня не приглашали. И вот однажды под Новый, 2004 год я узнал, что утвержден на одну из главных ролей в фильме «Продается дача». Мне сообщили об этом на новогоднем корпоративе в одной известной компании. Как пос­ле этого не будешь верить в чудеса?..

Праздник,которого не было

– Дедом Морозом, чтобы заработать денег, не был ни разу, а вот уголь в студенческие годы разгружал, – рассказывает народный артист РК Тунгышпай Жаманкулов. – Я не воспринимал Новый год как праздник. Вырос вдали от шумных городов и даже поселков, на железнодорожном разъезде. В нашей простой семье относились к Новому году очень просто: дом не украшался, не было каких-то особых блюд и посиделок за столом с гостями.

Может, поэтому я долго чувствовал себя мало кому интересным, затюканным момыном – тихоней. Когда поступил в Джамбульский гидромелиоративный институт, то на все праздники уезжал домой и ни о каком праздновании Нового года не думал.

В семье нас 11 детей, я старший, и у меня голова была больше занята тем, как помочь отцу прокормить семью. Хотя нет, немного вру. Елку в фойе маленькой школы в колхозе имени Крупской (сейчас поселок Ерназар Жамбылского района Жамбылской области) впервые увидел и водил хороводы, когда учился в 4–5-м классе. Там же под нажимом учителя пения – его имя помню до сих пор – Курманбай Шалабаев – спел под аккомпанемент мандолины песню «Ақ көгершiн».

Понимать, что и я тоже кое-что могу, стал в 11-м классе на уроках литературы, которые вел директор школы Еримбет Конакбаев, родной дядя прославленного спортсмена Серика Конакбаева. Он, видимо, был хорошим педагогом, смог достучаться до меня. Я подтянулся в учебе, увлекся поэзией, сам стал пописывать стишки, с которыми выступал на поэтических вечерах, иногда даже пел. Мать, чтобы поддержать, купила мне маленькую домбру, но это мало помогло. Нашему директору почти силой приходилось тащить меня на сцену. Такой уж я был стеснительный.

После школы поступил в Джамбульский гидромелиоративно-строи­тельный институт. О театральном даже не мечтал. И вот когда учился на третьем курсе, меня нашел директор моей школы, тот самый Еримбет Конакбаев. Рядом с ним был незнакомый мне мужчина, который бесцеремонно меня разглядывал. Это был художественный руководитель Джамбульского областного драмтеатра Аскар Токпанов. Он сказал, что ищет интересных рослых казахов для спектакля «Абай» по роману Мухтара Ауэзова. Пригласил в театр, отказать я не посмел. И вот после одного из спектаклей что-то екнуло: а вдруг стану актером не хуже Радж Капура, фильмы с чьим участием я не пропускал? И я стал иногда приходить на репетиции Токпанова. Его ораторское искусство меня завораживало, я начал сходить с ума по сцене. А маститый режиссер меня подначивал: «Переходи в театральный. Я чувствую, у тебя получится».

Вселяя в меня уверенность, он развеял национальную черту многих казахов – стеснительность, желание не высовываться, быть одним из многих. Потихоньку я стал участвовать в массовых сценах, иногда мне даже давали маленькие роли. Мне кажется, он один верил в меня, когда будущие коллеги смотрели снисходительно-жалостливо.

Я уже осилил такой сложнейший предмет, как сопромат, когда Токпанов уговорил меня оставить гидромелиоративный институт и подать документы на театральный факультет Алматинской консерватории. Там мне было тоже не до праздников – надо удержаться в вузе, целый год по мастерству актера у меня фактически была двойка, хотя по другим непрофильным предметам все было отлично. И если бы не поддержка мастера – народной артистки СССР Хадиши Букеевой, я бы, наверное, вернулся в Джамбул.

После консерватории попал в главный театр страны – в Каздраму имени Мухтара Ауэзова. Здесь больше обращали внимание на старый Новый год, который празднуют 13 января. Этот день считается днем рождения главного театра страны.

Нам, молодым актерам, поручали организацию новогоднего вечера: написать сценарий, устроить капустник, сыпать шутками-прибаутками. Там были и Аяз-ата и Ақшақар (Дед Мороз и Снегурочка), но меня к этому привлечь не успели. Я стал участвовать в юмористической передаче «Тамаша», и заработки на традиционных для актеров новогодних чесах для меня были уже не так важны.

А вскоре в моей жизни появилось большое кино: в 1978 году я снялся в картине «Кровь и пот». И вот после этого отношение ко мне в театре изменилось. Если до этого участвовал только в массовках, чтобы спеть, сплясать, сыграть на домбре, то тут пошли главные роли...

А однажды было так…

С актрисой Ольгой Ландиной на плановой елке во Дворце школьников, где она с коллегами играла сказку «Теремок», однажды произошел такой случай. Возле елки три персонажа – Петушок, Ежик и Лягушка. По сценарию Снегурочка загадывает ребятам загадки в стихах. Те отвечают: «Петушок, Ежик». Загадывает следующую: «Идет по деревьям, шагает, трещит по замерзлой воде, яркое солнце играет в косматой его бороде. Отвечайте на вопрос: кто идет к нам?» Дети хором: «Лягушка!»

Они не слушали, что говорила Снегурочка, а действовали по логике – раз про Петушка и Ежика она уже загадывала, значит осталась только Лягушка.

– Взрослые елки от детских отличаются тем, что они иногда бывают теплыми, другой раз официальными, – говорит Ольга. – В первом случае работаешь с кайфом, а во втором – людей просто жалко, они, бедные, все время оглядываются на начальство. В таких случаях отрабатываешь время и уходишь с плохим настроением.

Часто бывает так, что, когда народ начинает веселиться, у кого-то порой срывает «башню». Мужчины объясняются в любви Снегурочке, женщины – Деду Морозу. На таких вечерах часто бывают всякого рода «непредвиденные обстоятельства».

Однажды одна крупная компания заказала нам проведение корпоративной вечеринки на 800 (!) человек. «Потусуйтесь в народе», – велели нам организаторы, сунув в руки по бокалу шампанского. Все закончилось тем, что меня схватил на руки какой-то пьяный мужчина и помчался куда-то.

«Поставьте меня на место, я шампанское разолью», – прошу я его, а он: «Я штурман второго класса!» Спасать меня кинулись другие мужчины, тоже, видимо, штурманы. Пока они вызволяли меня из рук коллеги, авиаторши терзали моего Деда Мороза. Они стянули с него бороду, начали уже снимать халат… В общем повеселились от души. Если не считать, что женщины перегнули палку, вечер закончился достаточно удачно. На следующий год, правда, нас уже в зал тусоваться не посылали. Мы работали на сцене, перед которой стояли два охранника.

В целом мужчины достаточно бережно относятся к Снегурочке. Самое большее, что они позволяют себе, – приобнять, чмокнуть в щечку, попросить сфото­графироваться с ними. Лишь однажды на сцену заскочил пьяный мужик. Схватил меня, закинул на плечи и поволок. Не знаю, чем бы все закончилось, если бы не грозный окрик Деда Мороза. «Похититель» немного протрезвел и послушно вернул меня на сцену.

«Дядя, дай конфет!»

– Самая яркая в моей жизни елка была в 1988 году, – вспоминает актер Игорь Личадеев. – Случилось это в одном из районных центров. Пурга спутала все планы организаторов, поэтому три театрализованные елки объединили в одну. Вместо 200 ребятишек в Дом культуры из окрестных рабочих поселков привезли около 500 мальчишек и девчонок.

Режиссер попросил, чтобы я сразу вышел с подарками. Я послушался, а дальше случилось то, о чем все участники той елки вспоминают, наверное, до сих пор. На дворе, повторяю, стоял 1988-й – время сплошного дефицита, а тут – целый мешок конфет карагандинской фабрики!

Не успел я открыть рот, чтобы сказать «Здравствуйте, дети», как мальчики и девочки с криками «Дядя, дай конфет!» кинулись ко мне. Елка была опрокинута, Снегурочку свалили на пол – я только сапоги ее увидел, с меня сорвали мешок и бороду!

Хорошо, что электрик вовремя успел отключить елку, а то без пожара не обош­лось бы. Казалось, мы все должны были расстроиться из-за того, что все пошло вверх тормашками, но всем – и артистам, и устроителям, – было очень весело…

Дед Мороз на шпагате

– Поступать в Академию искусств имени Жургенова я приехал из своего аула с одним чемоданом, – рассказывает Нурлан Алимжанов, киноактер, исполнитель роли Первого Президента в киноэпопее «Путь Лидера». – И сколько себя помню в годы учебы, всегда нуждался в подработке.

На втором курсе подрядился на новогодний чес Дедом Морозом. Ставка за один выход в ресторане – 50 долларов. Громадные деньги! Я был так рад! Взяли со Снегурочкой костюмы в прокате, приехали. И тут выясняется, что я забыл дома усы и бороду. Страшно неловко – подвожу команду.

Увидел косынку Снегурочки с белыми кистями. Говорю: «Извини, подруга, но искусство требует жертв». И отрезал кусок. Вышел к гостям с жиденькой, как у старика Хоттабыча, бородкой. Чтобы отвлечь внимание зала от такого позорища, стал импровизировать. Темпераментно танцевал, пел, а потом вдруг сел на шпагат! Вот это, по-моему, больше всего понравилось зрителям. Такого Деда Мороза они еще не видели!