Нестареющий дед

Актер, который своим присутствием украшает любую картину, известен тем, что начал делать свою кинокарьеру перед выходом на заслуженный отдых – близко к 60 годам.

– Вещи надо воспринимать реально, я ведь выигрываю за счет фактуры – небольшого роста и морщинистого лица, – говорил он когда-то. – Но скоро этих морщин будет еще больше, а древний старик – кому он нужен?

Сегодня, когда морщин прибавилось, он по-прежнему востребован.

– «От» Айжан Касымбек – последняя полнометражная картина, где я снялся, но много снимаюсь в коротком метре у молодых режиссеров. Конечно, отсутствие профессионального актерского образования всегда чувствовалось, мне приходилось играть по наитию, нельзя же отказываться, если предлагают. Это будет некрасиво, если профессиональные режиссеры великодушно зовут тебя в свои картины, а ты еще и кочевряжишься. Нет, были, конечно, моменты, когда пытался отказываться, но это от страха. К примеру, очень боялся сниматься в «Шале». Когда Ермек предложил главную роль, я сказал, что не потяну, не смогу создать такой масштабный образ, да еще и по мотивам повести Хемингуэя, но он настоял, и фильм получился. Когда я с группой кинематографистов ездил по республике с пропагандой казахского кино, Досжан Жанботаев, директор Жезказганского музыкально-драматического театра, человек, имеющий за спиной гигантский опыт по завораживанию зрителей, поклонившись мне в пояс после фильма «Шал», произнес слова, которые взволновали меня до слез: «Я видел великолепную игру великого актера».

Режиссер картины Ермек Турсунов вспоминает: «Когда автор идеи Маулен Ашимбаев предложил экранизировать Хемингуэя, то я думал, что он имеет в виду «Прощай, оружие» или «По ком звонит колокол?». Но когда он сказал, что это «Старик и море», я отказался. Эта очень литературная вещь настолько самодостаточна, что ее сложно перекладывать на язык кино. Если смотреть на нее с этой точки зрения, то там ничего не происходит. Внутренние монологи, которые Старик произносит, – убийство для кино, потому что это статика. Я так и сказал Маулену, но он продолжал отстаи­вать свою идею, ему, как он приз­нался, важны были адресные послания своим современникам. Так и сказал: эта повесть, так же как и музыка Моцарта и Бетховена, будет современна всегда. Вот так он заставил меня думать о сверхзадаче, которая на первый взгляд казалась невыполнимой. А я от таких вещей ведусь.

Стал думать о приемах и методах съемки, представлять вместо моря степь. По сути, это одна и та же стихия, связанная с огромными пространствами. А чтобы внутренний монолог заработал, я просто переложил его на язык действия. В итоге сюжет стал развиваться, и тогда я сел писать сценарий, где вербальные литературные образы переложил на язык визуальных».

Казахский Рэмбо

– Так как это была монороль, то я, как тот боксер, который вышел в финал, чувствовал заботу со всех сторон, – вспоминает Ерболат Тогузаков. – Вся съемочная группа – а это 75 человек – работала на меня. Мне, не давая шевельнуть и пальцем, меняли костюмы, бегали с горячим чаем, чтобы я, не дай бог, не замерз.

Ермек Турсунов поясняет, что когда говорят «непрофессиональный» – это означает только лишь то, что у человека нет актерского диплома:

– Герой Тогузакова подкупает тем, что со спины смотрится совсем ребенком. Но когда он поворачивается лицом, то видишь не просто морщины – за каждой из них кроется тяжелая жизнь. И все же, как бы она его ни била, в нем осталась шкодность. Это такой мальчик в возрасте, а с другой стороны – старик, в котором надолго – лет на 20–30 – зас­нул Рэмбо: его герой дерется с волками, падает в ледяную горную речку.

Кстати, сценарий «Шала» писался под народного артиста РК Касыма Жакибаева (1929–2011), легендарного исполнителя роли Дерсу Узала в первой экранизации по мотивам книг русского ученого Владимира Арсеньева «Дерсу Узала» и «По Уссурийскому краю».

– Касым-ага органично вписывался в образ моего героя, весь его облик подходил на эту роль. Так уж получилось, что когда сценарий был закончен, актер заболел, а к началу съемок его уже не было среди нас. Не все знают об этом, но по сценарию старика звали Сарсембай, но после смерти легендарного народного артиста в память о нем мой герой стал Касымом.

Герои Жакибаева и Тогузакова – несгибаемые пацаны по жизни и уходят из нее такими же. У них нет благообразности, солидного говора, внушительного брюшка. Завершая свой жизненный круг, они словно еще раз возвращаются в свое детство. Таких стариков – наивных, добрых и задиристых одновременно – я знаю не понаслышке. Я рос среди них. Молодые, не захотев жить в той дыре, каковой считался тогда наш аул, поуез­жали, там остались одни старики и с ними я – позднее дитя своих родителей. Это был такой микромир, где все было общим, даже я, единственный на 20 дворов ребенок – соседи ругались из-за того, у кого сегодня я буду ночевать. Осознавать себя я начал лет в пять. Бывало, утром в понедельник, когда родители уходили на работу (они работали учителями в соседнем селе), за мной выстраивалась очередь из соседей. Эти старики были моими друзьями. Я с ними стриг баранов, косил траву. Мы друг с другом были на «ты», я к ним не проявлял никакой почтительности, не поделив асыки, мы, бывало, ругались и спорили до хрипоты. С них, своих «кентов», я и срисовал своего старика Касыма, а вечно ссорящийся с дедом мальчишка Ералы по прозвищу Шайтанбек – это я сам.

Помню, как в нашем ауле проходила перепись поголовья скота. У нас не очень хорошо знали русский язык. И вот когда член комиссии, приехавшей из района, спросил: «Как зовут собаку?», наша соседка Кульжамиля-апа заявила: «Иманалиев Алимжан, 1906 года рождения, воевал, брал Берлин…»

Мое детство до сих пор дает знать о себе – я чувствую себя комфортно в стариковской среде. Как только выпадает возможность, стараюсь бывать в своей деревне. Услышать чистый казахский язык, поговорить с теми, с кем когда-то жил по соседству, – это словно у родника с чистой водой посидел, – рассказывает режиссер.

Попал в десятку

Чтобы сыграть старика Касыма, Ерболату Тогузакову пришлось пересмот­реть все свое актерское прошлое, а оно у него в основном комедийное. Как вспоминает Ермек Турсунов, ему пришлось долго работать с актером, вести буквально по каждому жесту, фразе, думать над каждой позой и взглядом.

– Давно известно, что паяц внутри себя очень печальный человек, – считает режиссер. – Вытащить его – большой труд, но такие примеры в кино уже были. В фильме «20 дней без войны» Алексея Германа в главной роли снялся Юрий Никулин. Это был очень смелый эксперимент. Всенародный Балбес из «Самогонщиков» Гайдая, Семен Семеныч из «Бриллиантовой руки» и… вдруг Никулин вместе с Гурченко выступает в драматической роли. Были и другие перевертыши. Смоктуновский, например, после роли Гамлета снялся в картине «Берегись автомобиля» в образе романтика-идеалиста. Метаморфозы, когда клоун превращается в Гамлета, очень опасны, но при удачном стечении обстоятельств получается что-то интересное.

Это было, по словам режиссера, невероятно трудно – совместить двух совершенно разных людей: рафинированного горожанина, каковым был исполнитель главной роли, и старика Касыма – носителя национальных традиций, дитя своего народа. Но Ерболат Тогузаков справился, попал в десятку. То, что «Шал» вышел изначально на колоритнейшем – таком, на котором говорили наши деды и отцы, – казахском языке, только подчеркивает, насколько эта картина народная и глубоко нацио­нальная.

– «Кстати, как у тебя с родным языком?» – спросил меня Ермек, когда приглашал в свою картину, – рассказывает Ерболат Тогузаков. – Я признался, что плохо. Нет, язык-то я знаю, но так, чтобы родная речь лилась как песня, – этого нет, хотя и мать, и отец говорили дома только на казахском. И все же режиссер решил остановиться на мне.

Его героя озвучивал актер Казахского ТЮЗа имени Габита Мусрепова Кадырбек Демесин.

– Мне дали сценарий и на казахском, и на русском языках, – говорит Ерболат. – Но текст надо было проговаривать в движении, а я так не мог – все, что заучивал, во время съемок вылетало из головы.

Великолепный казахский язык и интонации Кадырбека Демесина так органично вяжутся с актерской игрой и обликом героя Тогузакова, что звучащий за кадром голос переводчика только его портит, но титры Ермек Турсунов тоже не любит: «Человек не знает, то ли ему читать, то ли смотреть».

– Я так и остался до сих пор шала-казахом, – признается Ерболат. – Ну не дается мне музыка родного языка. По этой причине и интервью на родном языке, признаюсь, стесняюсь давать. Стыдно, когда молодые журналисты с удивлением спрашивают: «Ағай, неу­жели вы не говорите на казахском?»

Он коренной алматинец. Его отец, Касым Тогузаков, – писатель и переводчик, был личным секретарем Жамбыла, консультантом первой казахской картины «Амангельды».

– У меня два брата, – говорит актер. – Старший, Бахытжан Касымович Тогузаков, родился от первой жены отца – Раисы Ивановны. Мне было лет семь, когда они уехали в Ленинград, на ее родину. Моя мама родила отцу двоих сыновей – меня и младшего, Адибека. Мать, Зияда Алимбекова, была артисткой театра оперы и балета имени Абая до 1947 года. Почти сразу после моего рождения отца сослали в Сибирь, а ее как жену врага народа из театра уволили. Первые мои детские воспоминания – это реки Ангара и Енисей. Мама, подобно женам декабристов, в 1951 году со мной трехлетним поехала к отцу в Красноярский край.

В 1954 году мы вернулись в Алма-Ату. За указ о реабилитации совершенно невинных людей, в числе которых был и мой отец, я с тех пор очень уважаю Никиту Сергеевича Хрущева. Дальше у меня судьба складывалась, как у всех. Окончил школу, поступил в институт народного хозяйства. После окончания немного поработал на торговой базе, потом пришел на киностудию. Хотел стать кинооператором, но меня попросили временно, всего с месяц, поработать администратором, а потом обещали сделать ассистентом кино­о­ператора. Но так уж получилось, что на разных административных долж­ностях я проработал 30 с лишним лет. Сниматься начал уже перед пенсией. Сначала по рекомендации киноактера Ерика Жолжаксынова мне предложили эпизод в фильме «Подарок Сталину» (играл роль старого дунганина). После этого стали приглашать и на другие картины. Эпизод в «Келин» (я сыграл там отца невесты), потом был молодежный фильм «Сказ о розовом зайце», где я играл гастарбайтера из Узбекистана. Вот так я подошел к звездной, как все говорят, роли старика Касыма.

Съемки были сложными, компьютерной графики в фильме практичес­ки не было.

– Я не люблю этого, мы стали сразу играть в реал, – говорит Ермек Турсунов. – Поэтому и волки, и драки, и кровь были настоящие, и старик – персонаж Тогузакова – на самом деле падал в горную февральскую речку. Получилось это со второго дубля. Для этого и камни со дна вычищали, и каскадеры вначале пробовали прыгать, и скорая на всякий случай дежурила.

Съемки шли два с половиной месяца, зимняя натура да еще с животными – волками и баранами – все время менялась. Даже профессиональные дрессировщики, по словам Ерболата Тогузакова, опасались идти на прямой контакт с ними.

– Тяжелее волков дрессировке поддаются, наверное, только бараны, поэ­тому в цирке нет ни тех, ни других, – говорит Ерболат Тогузаков. – А я и собак-то боюсь, не то что волков, но в фильме была предусмотрена сильнейшая система безо­пасности. Вот, например, в эпизоде, где я вырываю у хищника овцу, волк был на привязи, да к тому же два снайпера по бокам стояли наготове. Прямого контакта с хищником вообще не было. Нет,
волк-то был настоящий, но его усыпили, когда я его в момент борьбы забрасываю на спину.

Ерболат Тогузаков считает, что жизнь у него удалась, потому что он очень удачливый человек:

– Мне везет на встречи с хорошими людьми. В таком возрасте делать карьеру в кино, да еще у таких режиссеров, как Рустем Абдрашов, Фархат Шарипов, Ермек Турсунов, Айжан Касымбек, – редкая удача.

Актер не скрывает, что личная жизнь у него не задалась – никогда не был женат. Этому мешали разные обстоятельства: то отсутствие своего жилья, то трудные 90-е с их безденежьем и безработицей (приходилось даже таксистом подрабатывать). И если лет 10 назад еще мечтал встретить понимающую его женщину, чтобы провести с ней «остаток жизни без ругани, дрязг и упреков в неумении жить», то теперь, когда стукнуло 75, Ерболат Тогузаков уже окончательно убежденный холостяк.

– Да, напишите еще, что с жильем проб­лем у меня сейчас нет, – спохватывается актер. – После «Шала» Ермек Турсунов купил мне квартиру на «Казахфильме» (микрорайон. – Ред.), но время идет, в последнее время здоровье начало подводить, и сейчас я живу с семьей племянницы. Мою квартиру мы продали, они взяли трехкомнатную, а я в доле с ними. Оговорюсь: недуги чисто возрастные, а в целом не скажу, что совсем ослаб или потерял форму, поэтому если предлагают, то не отказываюсь ни от одной роли.