Аграрная наука призвана созидать и творить под чутким вниманием и во благо государства. Однако в настоящее время ученые не в полной мере участвуют в решении вопросов стратегического планирования и в реализации приоритетных задач развития отечественного АПК. О том, в каких условиях работают научно-исследовательские институты, призванные обеспечивать фундамент продовольственной безопасности страны, в интервью «Казахстанской правде» рассказал председатель правления НАО «Национальный аграрный научно-образовательный центр» Дархан Балпанов.
- Дархан Серикович, как бы Вы оценили интеграцию науки, образования и производства, привлечение научных кадров в аграрную науку?
- Если в вопросах интеграции есть динамика, то в вопросах привлечения научных кадров очень много неудовлетворительного как по объективным, так и по субъективным причинам. Понимая это, Президент Касым-Жомарт Кемелевич Токаев поручил поднять статус аграрной науки и к 2030 году увеличить финансирование до 1% от ВВП.
Сейчас на всю казахстанскую науку выделяется 0,12% от ВВП, в том числе на аграрную – 0,009%. Для сравнения: в Японии – 4%, Бразилии – 3%, России – 2%. И когда теперь планируют поэтапно выделить порядка 900 млрд тенге, возникает вполне резонный вопрос: как выделять и кому?
Наука должна быть впереди производства, творить, созидать новое, а не выпрашивать деньги у государства. К сожалению, в силу не системного финансирования с 2000 года практически втрое сократилось количество ученых, вчетверо – число научных институтов и центров, причем существовавших в единственном экземпляре на всю страну.
Внедрение болонской системы в образовательный процесс привело к необходимости ученым проходить обучение и выполнять научные исследования в высших учебных заведениях, а не в профильных научных учреждениях. Однако подготовка кадров в университетах имеет теоретический характер, при этом мало времени уделяется практическим работам, в силу отсутствия специализированных лабораторий и специфического уникального оборудования. В итоге магистры или доктора PhD не в полной мере обладают необходимыми знаниями и навыками. Тогда как в профильных НИИ аспиранты вместе со своими руководителями задействованы в научных исследованиях, следят за ходом выполнения опытных работ, участвуют в научных обсуждениях, в связи с чем имеют обширные познания по исследуемой специальности с большим багажом знаний, что, в свою очередь, способствует формированию преемственности научных кадров и созданию научных школ.
Системно это привело к развалу аграрной науки в регионах из-за утечки кадров в университеты. Молодежь в регионах потеряла мотивацию работать на земле.
- Что, по-Вашему мнению, можно изменить, не отменяя болонскую систему обучения?
- Нужно ее дополнить подготовкой научных кадров в научных организациях аграрного профиля, в которых позволить обучение по государственному образовательному заказу и открывать диссертационные советы.
- Дархан Серикович, как сегодня финансируется аграрная наука?
- К сожалению, аграрная наука финансируется по конкурсной системе. Для финансирования НИИ необходимо в жесткой конкурентной борьбе с непрофильными научными субъектами выиграть конкурс, а затем пройти согласования в 14 инстанциях, на что уходит 1,5-2 года жизни. За это время поменяются цены на товары и услуги, актуальность самого научного-технического проекта (НТП). Да и договор на выполнение государственного заказа заключается не более чем на 3 года.
В нашей структуре – 34 крупные организации, вместе с филиалами это 56 субъектов, расположенных по всему Казахстану, причем 70% из них – узкоспециализированные институты, не имеющие никакой конкурентной среды. Например, по одному субъекту научной деятельности на рынке Казахстана присутствуют институт рисоводства, хлопководства и бахчеводства, племенного животноводства, почвоведения, защиты и карантина растений, картофелеводства и ряда других. Им, по сути, не с кем конкурировать в стране. Однако конкурс могут выиграть отдельные ученые из высших учебных заведений, и такой результат для профильного научного института приводит к отсутствию финансирования. Вследствие чего начинается отток ученых в другие отрасли экономики, или они эмигрируют и приносят пользу другим странам, а отечественная наука чахнет.
Такой формальный государственный механизм формирования государственного заказа тормозит развитие аграрной науки в стране, мотивация среди ученого состава и исследовательской группы обнуляется.
Да и ежегодные изменения и дополнения в основные правовые акты по вопросам аграрной науки не позволяют вырабатывать устойчивую многолетнюю стратегию государства по выполнению научно-практических задач. Так, по этой причине не реализуются научные тематики по таким стратегическим вопросам, как селекция и технология разведения овец, селекция молочного скота, технология мясного скота, полностью не прошли заявки по птицеводству и кормопроизводству.
При большой проблеме в стране с кормами и связанной с нею гибелью скота в Западном и Южном Казахстане, парадоксом является то, что в 2020 году научная программа по обеспечению кормами не получила финансирования по итогам тех же конкурсных процедур…
- Почему на выполнение проекта выделяется именно 3 года? Этого, наверняка, мало, чтобы всерьез заниматься, к примеру, селекцией риса?
- Для реализации научных проектов в животноводстве трех лет ничтожно мало, так как для полноценного проведения научных исследований нужно исходить от биологических особенностей животных. Так смена одного поколения, например, крупного рогатого скота происходит за 5 лет, лошадей – за 8, верблюдов – за 10. Между тем любые закладки научных работ требуют последовательного их продолжения вплоть до внедрения их в практику. Выходит, если исследовательская группа не может получить результат за 3 года, то и о внедрении речи быть не может. К тому же не каждое многолетнее исследование завершается положительным результатом…
Есть фундаментальные исследования, которые, по нашему мнению, нужно проводить по целевому финансированию. Чтобы вывести породу лошадей, может понадобиться 20 лет, а сорт пшеницы – 12 лет. А через 3 года – на следующем конкурсе – заявку института отклонят, и он останется без средств к существованию. Людей придется распускать, а работы прекращать.
В этой связи для аграрной науки необходимо продлить срок выполнения программно-целевых задач минимум на 5 лет, максимум – до 10 лет.
- Дархан Серикович, как тогда сохраняется преемственность между рабочими научными группами, чтобы длительные работы не прекращались?
- При действующей системе финансирования, это очень сложно сделать. Сейчас, к примеру, для одной трехлетней программы формируется одна рабочая группа, для следующей – другая. При этом ни первая, ни вторая не учитывают предыдущие научные работы, где, возможно, были сделаны первые шаги для тех или иных разработок или заложены новые биологические формы для проведения длительных селекционных работ.
Технические задания, которые были разработаны рабочей группой уполномоченного органа в 2014-2017, 2018-2020 годах, у серьезных ученых вызывают полное недоумение. Представленные задания были больше похожи на выполнение курсовых работ для студентов и магистрантов, но никак не связаны со стратегическими задачами государства. За эти годы в интересах государства не было ни одного задания на масштабные исследования, связанные с развитием кормопроизводства, семеноводства, выведением новых пород и сортов, отсутствовали молекулярно-генетические исследования, как в животноводстве, так и в растениеводстве.
Чтобы рабочая группа смогла участвовать в конкурсе по прошествии первых трех лет, она должна предоставить… инновации.
- О каких инновациях может идти речь в случае выращивания, например, сахарной свеклы или моркови, если фермерам не хватает проверенных семян отечественной селекции?
- Да, от ученых постоянно ждут открытий: «Дайте инновации! Новизну!». Почему у нас есть проблемы с семеноводством картофеля и сахарной свеклы? Потому что полностью отсутствует методичная фундаментальная, научная, часть работ. 5-6 лет требуется для того, чтобы вырастить и вывести на рынок элитный картофель. В виде элитных семян 6-летний картофель приходит в хозяйства, а к потребителю на стол попадает 8-летний продукт научного труда. Затем он начинает стареть, то есть активно приобретать болезни, что сказывается на урожайности сорта. Таким образом, средний продуктивный возраст картофеля – 8 лет.
При этом в тех пяти годах минимум инновационной составляющей. Это тончайшая методичная работа, согласно разработанной учеными технологии чистки сорта. Вот этот фундамент, эти фундаментальные научные лаборатории государству необходимо финансировать в рамках государственного заказа (задания). Если страна думает о собственной продовольственной безопасности и хочет, чтобы конечный потребитель получал продукты по приемлемым ценам, нужно постоянно заниматься фундаментальной и прикладной наукой.
Мы же постоянно зависим не только от своего урожая, но и от урожая в сопредельных странах. Если же будем обеспечены своими семенами, сможем сами регулировать цены. Для начала нужно накормить свою страну.
Ученые НАНОЦ благодаря своим сортам закрывают половину рынка зерновых семенами отечественной селекции, и за хлебную безопасность можно не переживать.
Фундаментальные работы должны проводиться непрерывно, десятки лет, и тут ежегодно требовать от ученых коллективов новизны бессмысленно. Чтобы фермеры, например, были обеспечены семенами отечественной селекции, этот цикл не должен нарушаться, так как через несколько лет выращивания элиты она потеряет свои качества, и семена следует обновить.
Поэтому мы считаем, стоит предусмотреть возможность формирования государственных заказов вне конкурса, прикладные научные исследования в сфере продовольственной безопасности приравнять к вопросам национальной безопасности и обороны.
- Почему высокая специфичность ставится во главу научных работ, проводимых в Казахстане?
- Потому что эти исследования связаны с продовольственной, а значит и национальной безопасностью страны. К тому же у нас огромная страна. Допустим, чтобы только адаптировать какой-то сорт пшеницы, мы должны это делать сразу в нескольких регионах, а расстояния между зерносеющими областями в тысячи километров.
По нашему мнению, выведение сорта, например, устойчивого к септориозу или ржавчине – тоже инновация, и подобными проблемами нужно заниматься. Узнавать о них можно, работая с фермерами. Например, как-то посещая зимой одно хозяйство, я обратил внимание, что в современном хранилище, где соблюдаются все правила хранения, морковь портится. Хозяин рассказал, что морковь заражена белой гнилью. На тот момент у него хранилось продукции на 600 миллионов тенге, и 30% выращенного продукта он терял. Очевидно, что эти 30% собственных затрат он включал в стоимость товара, поэтому кило моркови стоило не 70 тенге, а все 200.
И для решения его проблемы тоже не понадобилось никакой инновации. Мы нашли бактериальный препарат, безопасный для обработки хранилищ. Сейчас наши фермеры знают о нем и используют для обработки своих хранилищ. Нет инновации, но эффективность внедрения налицо!
Такие проекты – по заказам фермеров – тоже нужно финансировать. В этом и есть прикладной характер аграрной науки. Нельзя побороть болезнь раз и навсегда: она тоже эволюционирует, становится резистентной, и старые препараты против нее больше неэффективны. А государство получит эффект в виде снижения себестоимости готового продукта.
- После всего, что Вы рассказали, вполне закономерно, что в аграрной науке остаются работать энтузиасты, люди не от мира сего.
- Нельзя сказать, что государство совсем не уделяет внимания развитию аграрной науки. Финансирование исследований увеличивается, но проблем с бюрократией не стало меньше. Когда организации-исполнители не могут гарантировать хоть небольшую, но постоянную оплату исследователям, ученые, особенно молодые, уходят на другую работу.
Для фундаментального развития отрасли необходимо создать условия работникам аграрной научной сферы. Чтобы обеспечить приток кадров необходимой квалификации в аграрную науку, требуется обеспечить ученых достойной заработной платой и создать эффективную систему мотивации.
Опыт ведущих стран, в частности США, в области аграрной науки показывает, что на 1 доллар, вложенный в НИОКР, приходится 9 долларов роста ВВП.
Фактически, небольшие, но очень важные изменения в масштабе страны для поддержки 5 000 ученых и работников аграрного сектора позволят заложить фундамент продовольственной безопасности для 20 миллионов жителей нашей страны на десятилетия вперед.