Мухтар Ауэзов: неизвестное об известном

В год 125-летия со дня рождения классика казахской и мировой литературы Мухтара Ауэзова Институт литературы и искусства им. М. О. Ауэзова планирует разместить на своем сайте исследования творчества писателя последних лет и архивные документы.

Сокращая культурную дистанцию

С 1946 года, с основания Академии наук Казахской ССР, будучи ее академиком, Мухтар Ауэзов координировал литературоведческую работу в республике. Он заведовал отделом казахского фольклора объединенного Института языка и литературы
АН КазССР, готовил научные кадры. Под его руководством и при его непосредственном участии создан в стенах академии Институт литературы и искусства. Им определены основные направления научной деятельности, главные проблемы и структурные подразделения нового института.

«Неизвестное в наследии Мухтара Ауэзова. Архивные документы» включает анкеты, характеристики, статьи о творчестве знаменитого прозаика, драматурга. Это итог кропотливой работы литературоведов нашего института в Российском государственном архиве литературы и искусства (РГАЛИ). Собраны тексты писем писателя, либретто художественно-документального фильма «Тыл – фронту» Мухтара Ауэзова, Габита Мусрепова, Виктора Шкловского и написанный в начале 1946-го рассказ Ауэзова «Асыл нәсілдер», увидевший свет впоследствии на русском языке под названием «Стойкое племя». Эти материалы, несомненно, будут интересны широкой читательской аудитории.

Руководитель Научно-культурного центра «Дом Ауэзова» Института литературы и искусства, кандидат филологических наук Диар Кунаев уверен, что большой интерес представляют статьи Зеина Шашкина «О стиле изложения М. Ауэзова» и Анны Никольской «О романе «Абай» Мухтара Ауэзова».

А выступление Мухтара Омархановича в 1948 году на совещании писателей Казахстана о состоянии переводческой работы свидетельствует о том, как много внимания уделял он проблемам художественного перевода, взаимообогащению литератур, расширению связей казахской литературы с литературами других народов. Своими переводами художественных произведений русской и мировой классики Мухтар Ауэзов поднял искусство художественного перевода в Казахстане на новый уровень.

Как известно, он перевел на родной язык «Отелло» и «Укрощение строптивой» Уильяма Шекспира, «Белый клык» Джека Лондона, «После бала», «Булька» Льва Толстого, «Ревизор» Николая Гоголя, «Дворянское гнездо» Ивана Тургенева, «Белолобый» Антона Чехова, «Любовь Яровая» Константина Тренева. Председатель президиума Союза советских писателей КазССР Сабит Муканов в «Творческой характеристике на писателя Мухтара Ауэзова» от 14 февраля 1951 года подчеркивает, что он «является постоянным автором Казахского государственного академичес­кого театра и сыграл ведущую роль в создании его репертуара».

Активный общественный дея­тель, академик АН Казахской ССР, автор трудов по истории казахской литературы, педагог, профессор Казахского государственного университета оставляет за собой право на творческую свободу и личную ответственность: «К каждому историческому факту каждый имеет право подходить по-своему, но ни один автор не может писать на историческую тему, если он не будет иметь своей концепции. Каждый должен составить философию истории. Я эту историю составил и имел свою трактовку этого дела» (из стенограммы обсуждения пьесы «Хан Кене»).

Отвечая на вопрос о «точном» и «неточном» переводе, Мухтар Омарханович убедителен и лаконичен: «В различных отраслях, различных жанрах различное и понятие. Точный перевод нужно требовать и в художественной прозе, а вот можно ли и следует ли буквальное совпадение формы, ритма в точном переводе? Нет, идеального понятия «точный» в переводе быть не может».

Идеальный перевод, когда все лучшее переводится полностью, отличен от идеально сделанного перевода, «который создает впечатление того, что переводимый автор писал на том языке, на какой он переведен». Позиция Ауэзова-переводчика основана на его личном опыте и его предпочтениях, среди которых переводы Лозинского – «Собака на сене» Лопе де Вега, «Божественная комедия» Данте. «Создается впечатление, что Данте писал на русском языке. Мы благодарны Абаю, который своими переводами создал впечатление, как будто бы Лермонтов говорил
по-казахски. Мы, люди, стоящие на грани двух рычагов культуры, но, с юности зная и любя Абая, заучивая и изучая Лермонтова – русские и казахские переводы, должны сказать, что они замечательно конгениальны».

Национальная форма переводов, убежден Ауэзов, «должна быть хорошо передана на русский язык, но при этом писатели должны чувствовать больше ответственности в смысле движения вперед литературного процесса». Так завершает свое выступление на совещании писателей Казахстана о состоянии переводческой работы 28 апреля 1948 года Мухтар Ауэзов.

Путь к Абаю

Современный читатель получит возможность познакомиться с анкетами 20-х годов, протоколами 20–50-х, с эпистолярным наследием писателя 30–60-х годов ХХ века. Интересными для исследователей будут стено­граммы, выступления, рецензии 30–50-х годов, обзор научно-педагогической работы Ауэзова в 20–30-е годы, который в «Автобиографии» в 1951-м написал: «Одновременно с художественно-творческой деятельностью, как это началось еще со студенческих лет, я занимаюсь и научно-исследовательской работой».

Мухтар Ауэзов раскрывает свою творческую лабораторию. Он написал «два варианта биогра­фии, редактировал полное собрание сочинений, в соавторстве с русским писателем Леонидом Соболевым написал трагедию «Абай», отражающую жизнь и борьбу поэта в последние годы его жизни». Отметим, что благодаря ему в Казахском государственном университете им. С. М. Кирова читается спецкурс «Абаеведение».

Стенограммы заседаний комиссий посвящены обсуждению романа «Абай», хранят ценные свидетельства самого автора о процессе создания художественного произведения. Мухтар Ауэзов акцентирует внимание на том, что его работа во многом не похожа на творчество большинства авторов жанра исторического романа, так как «не сохранилось никаких личных или государственных архивов, дневников, писем, мемуаров и зафиксированных воспоминаний о поэте».

Помогал своими бессмертными творениями сам Абай, а также «приходилось читать о прошлом по памяти забывчивой, потускневшей у моих престарелых собеседников. Приходилось померкнувшее в них оживлять, освещать личными своими догадками, дошифровками. Нужно было обращаться с этими воспоминаниями как запоздалый путник, ищущий огня, обращается с последним догорающим угольком давно угасшего костра ушедшего далеко каравана. Это было подобно тому, как по облику шестидесятилетней Айгерим представить себе пленившую Абая ее девичью красоту и обаяние».

Стиль Мухтара Ауэзова индивидуален и неповторим. «Автобиография» обращена к нам и к будущим читателям и исследователям его творческого и научного наследия. Автор откровенен и доверителен. «Абай» составляет «начальную часть серии. Сейчас я издал еще одну книгу, а именно «Путь Абая», посвященную последнему этапу жизни моего героя... Эта книга является самостоятельным произведением, хотя из предыдущего романа в последующий переходят и будут переходить отдельные герои, их дети, внуки и т. д.».

Жанровое определение «эпопея» встречается впервые в выступлении писательницы, переводчицы Анны Никольской 15 мая 1944 года на вечере общест­венного обсуждения романа М. Ауэзова «Абай». Анна Никольская познакомилась с Мухтаром Ауэзовым в конце 1920-х годов, в период его учебы в Ленинградском университете. Находясь в ссылке в Алма-Ате, она переводит «Кыз Жибек», поэмы и песни Махамбета Утемисова, «Песни казахов-повстанцев ХIX века». В 1945–1946 годах работает над переводом первых двух частей романа М. Ауэзова «Абай» и произведений казахских писателей.

«Книга носит название «Абай». А я бы сказала, – обращает Анна Никольская внимание присутствующих, – что это больше чем Абай, это подлинная эпопея, книга о Казахстане третьей четверти прошлого столетия». Книга «самого широкого познавательного значения, в которой найдет интереснейший материал и историк, и этнограф, и литературовед, и психолог. А центр ее – растущий Абай. Но вот наряду с Абаем, я бы сказала – вокруг него и неотделимо от него встает народ: народ в праздниках, радости, горе, бедствиях, междоусобицах; народ в песнях и искусстве, в быту (в племени и сложных семейных взаимоотношениях родового строя)».

Великой заслугой автора называет книгу Анна Никольская. Роман дает целую психологическую гамму характеров, прекрасную галерею женских порт­ретов. Богаты разнообразием мужские типы. На первом месте «и по значимости, и по силе, и по собранности изобразительных средств стоит Кунанбай, этот своеобразный Калита рода Иргизбай».

Никольская отмечает богатство образов, неповторимость сравнений, метафор, описаний. Во всех образах романа «говорит подлинная, живая, казахская степь». Книга Мухтара Ауэзова – «ценнейший вклад в литературу, и не только в казахскую, и не только в литературу. Ее значение шире. Это вклад и в языковедение, и в историю Казахстана. Мимо этой книги не пройдет ни один историк Казахстана, ни один этнограф».

Анна Никольская высказывает пожелание и требование всех читателей: не хватает второй книги.

На обсуждении 12 августа 1953 года романа «Абай», первой, второй и третьей книги «Путь Абая» писателями высказывались мнения о том, что историко-биографический роман имеет специфические особеннос­ти, требует всесторонней творческой разработки тем, правдивого изображения исторической действительности, соответствия образа главного героя историчес­кой личности.

Роман Ауэзова «Абай» называют могучим произведением, отмечая большой вклад его автора в казахскую литературу и его замечательное мастерство. Участники совещания дают отпор критикам по поводу того, что не раскрыты образ главного героя, классовое расслоение и противоречия внутри рода, цитируя статью «Литературной газеты» от 30 мая 1953 года. Речь идет о критиках, которые «стали на путь политической спекуляции своими былыми заслугами, смешали в кучу верное и неверное и с помощью обвинений в буржуазном национализме, окриков и угроз начали шельмовать подряд многих честных советских писателей и литературоведов, допускавших в своей творчес­кой и научной работе отдельные идейные срывы и ошибки».

Конкретно о второй книге говорит заведующий секцией прозы Союза писателей Казахстана, впоследствии главный редактор журнала «Жулдыз» Зейнолла Кабдолов. Достоинство анализируемой книги он видит в создании целой галереи ярких образов положительных и отрицательных героев во главе с Абаем и Кунанбаем. Особенно «ярко нарисован монументальный, многогранный образ Абая, с большой художественной силой раскрыты благородные черты поэта, философа, пламенного гуманиста, просветителя, смелого борца за новую жизнь…

Изображению быта казахов ХIХ века и пейзажу казахской степи посвящены ярчайшие страницы романа. Высокую оценку заслуживает язык произведения – меткий, выразительный, богатый, гибкий и красивый, его тонкий психологический оттенок, ибо тусклыми и бледными красками, вялым и бесцветным языком невозможно создать яркий человеческий характер».

А вот к недостаткам и порою ошибкам Зейнолла Кабдолов относит некоторое любование изображением феодального быта, симпатии к Кунанбаю в сцене его выезда в Мекку со стороны окружающих людей, «в том чис­ле и Абая, даже самого автора».

Благодаря рецензентов романа – тт. Мустафина, Абишева, Мусрепова, Алимкулова, Ахинжанова, Бегалина и молодого исследователя Лизунову, – автор романа задает вопрос: «Значит ли это, что в общем и целом оценивая дружеское стремление помочь мне, я согласен с каждым высказыванием товарищей? Это будет неискренне. Одновременно с вами я признаю, что вы очень ответственно продумали свои мысли, но я тоже немало думал.

Я написал три книги объемом 1 200 страниц. …Я исследовал, значит у меня есть свои положения, мотивировки, кроме того, я над этими произведениями работал в течение 8 лет (1942–1950 гг.). Работая над этими книгами, я тоже очень много думал и отдельные свои думы я воплощал в произведения, и по отдельным критическим тезисам роман тоже спорит иногда с главами, иногда страницами, иногда живыми героями, иногда отдельными событиями. Ведь известно, что не только критик критикует книгу, но ведь уровень критики тоже определяет, в какой степени определена зрелая мысль».

Убедителен и доказателен ход рассуждений Мухтара Ауэзова: «Поэтому было бы неправильно и фальшиво, если бы я сказал, что все сказанное здесь я принимаю. Два дня здесь товарищи высказывались и принесли сюда много серьезных мыслей. Поэтому все то, что я слышал здесь, я принимаю как руководство к исполнению и как брошенное семя, которое, может быть, взойдет в будущих книгах. А для своих раздумий я оставляю часть мыслей. Часть мыслей, высказанных здесь, я признаю правильной и приму ее как руководство к действию. Часть же я оставляю для своих свободных, вольных, независимых размышлений в дальнейшем».

«Пути Абая», по мнению автора, – «очень сложные пути…». «Помните, что нужно читать между строк», – призывает Мухтар Омарханович собравшихся.

Многое заботило академика М. О. Ауэзова. В письмах к известному писателю Николаю Анову высказаны важные пожелания по качеству художественного перевода, его улучшению: «Ради бога, не переводите мой текст «рублеными фразами» – короткими предложениями. Это особенно выпирает в последнем варианте перевода первой главы. Я сделал по этому поводу серьезное предупреждение и З. С. (Зое Сергеевне Кедриной), очень прошу и Вас – во всех главах избегайте, пожалуйста, этой манеры. Это не мой стиль. Я вообще не люблю этой манеры письма… Но точность перевода без выкидок и сокращений, пересказов и переложений – это, конечно, самое главное мое пожелание, как и прежде. Желаю Вам успехов и верю в него. С приветом, Мухтар Ауэзов. 1957.17.05».

...Заговорившие архивные документы сокращают культурную дистанцию, делая доступными широкой научной и читательской общественности неизвестные ранее моменты в творческом наследии Мухтара Ауэзова, зас­тавляя о многом задуматься и многое переосмыслить.