Насилие в семье – борьба без компромиссов

Забегая вперед, отметим, что поднятые в деле вопросы раскололи лучших юристов Европы – счет 10:7 говорит сам за себя и только подчеркивает сложность темы.

Коротко обстоятельства этой трагической истории можно изложить следующим образом. В 2003 году 25-летняя Сенай Курт вышла замуж и в последующие два года родила двоих детей. Однако очень скоро семейная жизнь превратилась для женщины в нас­тоящий ад: пристрастившийся к азартным играм муж потерял работу, наделал долгов и регулярно избивал жену.

В 2010 году заявительница вынуждена была обратиться в полицию, которая зафиксировала следы травм, возбудила уголовное дело и вручила подозреваемому запретительный охранный ордер. Документ обязывал его в течение 14 дней не приближаться к их общей квартире и к дому родителей жены.

Уголовное расследование завершилось обвинительным приговором: домашний тиран был приговорен к трем месяцам тюремного заключения с отсрочкой исполнения приговора на три года с испытательным сроком. Однако ситуация в семье не улучшилась, и спустя два года заявительница подала в суд на развод, ссылаясь на продолжающиеся случаи рукоприкладства (в том числе в отношении детей), угроз и сексуального насилия. В тот же день при помощи специалистов Цент­ра защиты от насилия женщина опять обратилась в полицию.

Полиция вновь вынесла подозреваемому двухнедельный запретительный ордер. Кроме того, полиция вручила заявительнице специальную памятку для жертв насилия, в которой, помимо прочего, говорилось о ее праве расширить действие ордера путем обращения в суд. В тот же день по указанию прокурора были допрошены дети заявительницы, которые подтвердили факт регулярных избиений в семье. В результате мужчине были предъявлены дополнительные обвинения в истязании малолетних.

Буквально через день подозре­ваемый пришел в школу, где учились его дети, и попросил учительницу дать ему возможность быстро увидеться с сыном наедине. Учительница, которая не знала о проблемах в семье, отпустила ребенка с урока. Не дождавшись его возвращения, через какое-то время она пошла на поиски и обнаружила ребенка в подвале школы с огнестрельным ранением в голову. Спустя еще несколько часов сам подозреваемый был найден мертвым в своей машине: он покончил жизнь самоубийством, оставив предсмертную записку. Его сын скончался в больнице через три дня.

Заявительница инициировала дело об ответственности австрийских властей, утверждая, что на основе имевшейся информации полиция обязана была поместить ее мужа под стражу. Однако в ноябре 2014 года австрийский суд отклонил ее требования, посчитав, что у государственных органов не было достаточных оснований предвидеть убийство ребенка.

Суд учел, что на публике убийца никогда не вел себя агрессивно, дос­тупа к огнестрельному оружию не имел, а предыдущий запретительный ордер строго им соблюдался. Более того, мужчина всегда шел на контакт с полицией, и даже сама заявительница признавала, что он был хорошим актером, умел произвести впечатление вполне дружелюбного человека.

И хотя заявительница оспаривала решение суда первой инстанции, доказывая, что значительная часть семейных убийств совершается именно на этапе разводов, о чем государству должно быть известно, вышестоящие судебные органы отклонили все ее апелляции. Суды всякий раз указывали, что у государства не было конкретных фактов, свидетельствующих о грозящей ребенку смертельной опасности.

Приступая к рассмотрению жалобы, ЕСПЧ изучил законодательство и практику Австрии и других государств. Система выдачи срочных охранных ордеров работала в Австрии с шокирующей регулярностью: в рассматриваемый судом период в стране выносилось более 20 таких предписаний в день. Начиная с 2013 года охранные ордера могли предусматривать запрет на приближение к посещаемым жертвами насилия детским учреждениям, а с 1 января 2020 года – запрет на приближение к самим находящимся под охраной лицам.

Ключевую роль в борьбе с домашним насилием играют в Австрии центры защиты от насилия – частные организации, финансируемые государством. Перечень оказываемых ими конфиденциальных и бесплатных услуг очень широк: от психологической и юридической поддерж­ки до личного сопровождения на судебные заседания.

Австрия является участником Стамбульской конвенции о предотвращении и борьбе с насилием в отношении женщин и домашним насилием, в которой признается масштабный характер гендерного насилия как системного социального механизма, от которого обычно страдают женщины и дети (в том числе как свидетели насилия). Конвенция требует от государств немедленно реагировать на все формы домашнего насилия, включая применение оперативных превентивных мер на основе эффективной оценки и управления рисками.

Что касается других европейских государств, то абсолютно во всех существует практика вынесения запретительных приказов в отношении семейных агрессоров, а в 14 государствах – возможность экстренного помещения жертв насилия в специальные приюты. Примерно в половине стран Европы оценка рисков в подобных ситуациях производится на основе специально разработанных методик, которые отличаются от общих правоохранительных стандартов.

Обращаясь в ЕСПЧ, Сенай Курт подчеркивала, что говорила полиции об угрозах в адрес детей, однако в полицейском протоколе дети не были указаны как лица, которым угрожает опасность. Из-за этого ее муж остался на свободе, а из-за недостатков действовавшего австрийского законодательства смог беспрепятственно встретиться с сыном в школе. Главный довод заявительницы заключался в том, что государство-ответчик не смогло адекватно оценить имевшуюся у него информацию, особенно в ситуации продолжающегося семейного насилия и прежней судимости ее мужа.

В жалобе отмечалось, что заявления о семейном насилии во всех случаях должны оцениваться с учетом страха и нерешительности жертвы, которая зачастую испытывает к обидчику эмоциональную привязанность и надеется на перемены. Именно поэтому в подобных случаях ответственность за решительные действия должна лежать не на жертве, а на государстве. Между тем австрийский закон не предусматривал какой-то единой системы оценки рисков: каждый сотрудник полиции или прокуратуры принимал важные процессуальные решения на основе субъективного восприятия ситуации.

В свою очередь, австрийские власти утверждали, что заявительница сама не воспользовалась своим правом обратиться в суд и попросить вынесения судебного приказа (который, в отличие от ордера полиции, мог охватывать и школу). Согласно официальной статистике, в 2012 году австрийские суды 170 раз рассматривали такие ходатайства в день поступ­ления, и в 117 случаях удовлетворяли их. Еще 180 ходатайств были рассмотрены на следующий день, из них 126 закончились вынесением приказа.

По мнению государства-ответчика, оно сделало все необходимое, исходя из имеющейся у него информации. Повторяя доводы своих национальных судов, австрийские власти подчеркивали: ничто в сложившейся ситуации не говорило о наличии реальной и непосредственной угрозы жизни ребенка заявительницы.

Правительство Австрии отмечало, что впервые информация о том, что супруг заявительницы угрожает убийством детей, стала известна им только в 2012 году, за три дня до трагедии. Ранее правонарушитель был осужден за насилие в отношении жены, и пос­ле этого о его поведении ничего не было известно. Скорее всего, и сама Сенай Курт лишь постепенно осознавала степень опасности, потому что даже после повторного обращения в полицию она была согласна на продолжение контактов детей с отцом, хотя и в присутствии дедушки. Об этом же косвенно свидетельствует и тот факт, что заявительница в течение двух дней не известила школу о проблемах в своей семье и о вынесенном запретительном ордере. Соответственно, у влас­тей было еще меньше оснований предвидеть такую трагическую развязку.

Также австрийские власти напоминали суду, что оценка рисков в случаях семейного насилия должна учитывать такие факторы, как наличие у подозреваемого оружия, злоупотребление алкоголем, эмоциональное состояние и т. д. Ни один из этих факторов объективно не требовал немедленного задержания супруга заявительницы – полиция и прокуратура вправе были считать, что достаточно запретительного ордера. Немаловажно, что все задействованные в деле офицеры ранее проходили специальную двухнедельную подготовку (курсы) по вопросам насилия в семье, а следователем по обращению заявительницы была женщина с большим опытом работы в этой сфере.

Оценивая все эти доводы, суд напомнил, что право на жизнь (статья 2 Конвенции) требует от государств принимать, когда требуется, срочные превентивные меры для защиты лица, которому угрожает смертельная опасность. Вместе с тем с учетом непредсказуемости и сложности человеческого поведения нельзя требовать от властей невозможного: обязанность действовать возникает только тогда, когда государство знает или должно знать о существовании реальной и непосредственной угрозы для конкретного лица (знаменитое дело «Осман против Соединенного Королевства»). Более того, не всегда можно ставить в вину государству, что предпринятые им меры не привели к нужному результату. Скорее речь идет о необходимости адекватных и разумных усилий, уместных в конкретной жизненной ситуации.

Все эти соображения применимы и к случаям семейного насилия со всеми его особенностями. Так, власти обязаны немедленно отреа­гировать на любое утверж­дение о насилии в семье – промедление само по себе несовместимо со стандартами второй статьи Конвенции. Обязательный ­элемент такой реакции – всеобъем­лющая и объективная оценка возможного летального исхода.

Желательно, чтобы эта оценка была как-то стандартизирована и не зависела только от мнения самой жертвы. Сотрудники правоохранительных органов должны проходить специальную подготовку по работе с такими правонарушениями и активно взаимодействовать с другими причастными лицами (органы опеки, учителя, правозащитники). Важную роль играет и правовое информирование жертв бытового насилия.

Критерий «немедленности» в таких делах должен толковаться более гибко, так как следует учитывать общую эскалацию агрессии, даже если невозможно точно предсказать время и место следующего нападения.

Что касается самих превентивных мер, то ЕСПЧ указал, что в законодательстве современного государства должно быть достаточно средств, чтобы выб­рать наиболее соответствую­щее уровню опасности. Также должны учитываться законные права подозреваемых лиц: власти должны не перегнуть палку и соблюдать соразмерность между средствами и целями.

Это особенно важно, когда речь идет о таком фундаментальном праве, как личная неприкосновенность. Превентивный арест с целью не допустить будущее правонарушение не может осуществляться как общая профилактическая мера против лиц, которые рассматриваются властями как склонные к противоправным действиям. Напротив, у властей должны быть данные о конкретном готовящемся преступлении и его основных элементах.

Применяя все эти принципы к австрийскому делу, суд отметил, что никаких задержек или бездействия властей в нем не было: полиция быстро приняла заявление Сенай Курт, собрала доказательства и вынесла запретительный ордер, изъяв у подоз­реваемого ключи от квартиры.

При оценке уровня ­грозящей ­заявительнице и ее детям опас­нос­ти полиция Австрии не полагалась только на показания самой жерт­вы: был проведен опрос всех причастных лиц (включая мужа и детей), медицинское обследование телесных повреждений, изучение онлайн-базы прежних судимостей и доступа к зарегис­трированному оружию.

В связи с этим решающим для исхода дела стал вопрос о том, могли ли австрийские власти знать, что жизни сына заявительницы угрожает смертельная опасность. ЕСПЧ подошел к этому вопросу предельно осторожно, напоминая, что многие события ретроспективно представляются иначе. Задним умом все крепки.

Проанализировав и сопоставив все предъявленные доказательства, Большая палата выделила следующие основные факты, известные австрийской полиции на момент преступления. Муж заявительницы в ходе своего первого испытательного срока продолжал совершать физи­ческое и сексуальное насилие в отношении жены, а также допускал рукоприкладство в отношении детей, хотя они не были главной его целью. Приступы агрессии в основном были связаны с его неудачной игрой в букмекерских конторах (он пытался пройти курс лечения от этой зависимос­ти, но безуспешно). Сама заявительница обратилась в полицию спустя трое суток после вспышки насилия. И хотя она отмечала, что муж угрожает убить их детей у нее на глазах, основной причиной обращения в полицию было насилие в отношении нее самой – предполагаемые изнасилование и попытка удушения.

Суд согласился с государством-ответчиком, что в целом полиция вправе была считать, что запретительный ордер сможет защитить детей в равной степени с матерью, поскольку до этого все случаи насилия происходили исключительно в их квартире. Точно так же Большая палата сог­ласилась, что показаний заяви­тельницы было недостаточно для ареста подозреваемого. Возможно, полиция переоценила его спокойное и адекватное поведение на допросе в участке, но все же казалось маловероятным, что он в ближайшие часы где-то раздобудет оружие и пойдет в школу убивать своего сына.

В итоге ЕСПЧ большинством голосов постановил, что власти Австрии не могли знать о сущест­вовании реальной и непосредственной угрозы жизни ребенка. Критерии ответственности государства, сформулированные судом еще в деле Османа, в австрийском деле не были соблюдены.

Многие судьи сочли необходимым изложить свои особые мнения, в которых выражали поддержку или, напротив, критиковали мнение большинства. Так, финский судья Паулин Кос­кело и примкнувшие к нему семь судей отметили, что государству крайне сложно прогнозировать будущее неправомерное поведение, а бездумное применение строгих защитных мер в некоторых случаях может спровоцировать только усиление агрессии. Поэтому судьи приветствовали взвешенный подход большинства, которое «оправдало» действия австрийских властей.

Семеро судей, голосовавших за нарушение в данном деле статьи 2, в своем особом мнении положительно оценили новаторский подход суда к проблеме домашнего насилия, но разошлись с коллегами в вопросе оценки фактических обстоятельств дела. В частности, судьи отмечали, что после допроса детей заявительницы (которые подтвердили факты насилия в отношении матери и себя) австрийская полиция могла и должна была заново переосмыслить ситуацию и сосредоточиться на безопаснос­ти малолетних членов семьи. По результатам этого допроса подоз­реваемому было предъявлено новое обвинение, но вопрос о каких-то дополнительных мерах безопасности не ставился.

Между тем пренебрежение международными стандартами оценки ситуации привело к тому, что полиция не придала значения таким важным деталям, как суицидальные мысли подозреваемого, его психологические проблемы и экономическая зависимость от жены. Но главное – это прямые угрозы убить детей, что является не такой уж редкой формой мести домашних тиранов после расставания.

Кроме того, оставшиеся в меньшинстве судьи настаивали, что при домашнем насилии вообще нельзя выделять только одну жертву, поскольку семья – это единый организм, и любое насилие в той или иной степени калечит самых уязвимых.

Судьи соглашались с третьими сторонами в том, что жертвы домашнего насилия практически всегда обращаются в полицию уже тогда, когда ситуация запущена. За обращением к властям, как правило, стоит целый ряд агрес­сивных нападений, с каж­дым разом все более опасных. ­Обычно жалобе предшествует особо жестокий акт насилия, который делает дальнейшие отношения потенциально смертельными для жертвы.

В целом же меньшинство считало, что совокупность доступных австрийским властям фактов позволяла разумно предвидеть действия подозреваемого и, следовательно, порождала для государства обязанность принять адекватные меры. Среди них – поставить в известность школу, где учились дети заявительницы (осведомленность учителя могла спасти ребенка в тот роковой день). Другие возможные шаги – временный переезд семьи, предоставление полицейской защиты, психологическая помощь самому подозреваемому и т. д.

Наконец, судья от Испании Мария Эльосеги обратила внимание своих коллег на то обстоятельство, что полиции желательно учитывать культурное происхождение участников подобных историй. В частности, в данном случае заявительница была турчанкой, переехавшей в Австрию в возрасте 14 лет, не получившей даже среднего образования и плохо говорившей по-немецки. Ее супруг тоже был турецким эмигрантом, и не исключено, что их происхождение влияло на разделение гендерных ролей в семье. Эти факты, свидетельствующие об особой уязвимости заявительницы, должны были насторожить полицию и повлечь более тщательное выяснение всех обстоятельств дела.

Какие уроки можно вынести из очередного прецедентного решения Большой палаты? В известном смысле, Австрия чуть было не стала жертвой собственной прогрессивности: долгое время эта страна считалась образцом борьбы с семейным насилием (требования Стамбульской конвенции во многом опираются именно на австрийскую систему запретительных ордеров). Такие парадоксы встречаются в практике суда: государство приучает своих граждан к настолько высоким стандартам в определенной области, что те начинают предъявлять ему все более жесткие требования, в том числе посредством жалоб в Страсбург.

Согласитесь, что многие элемен­ты австрийской модели противостояния семейному насилию вызывают восхищение. И даже при этом государство-ответчик было всего в двух голосах от поражения, что еще раз доказывает: борьба с насилием в семье в современном мире будет вестись без компромиссов.