Обсуждение поправок в законодательство, которые обеспечат защиту детей от травли, манипуляций и давления в Интернете, близится к завершению. Но полемика по сути и деталям этих законотворческих инициатив не утихает. На нашем «Эксперт-совете» мы говорим о том, как и чем обеспечить четкие рамки и порядок правоприменения антибуллинговых мер, чтобы они не стали средством ограничения свободы слова в виртуальном пространстве.
Правовой инструмент
Халида Ажигулова, ученый-юрист по правам человека, доктор права PhD:
– Моя профессиональная деятельность связана с разработкой антибуллинговых инструментов для школ. И я считаю важным, что в законопроекте есть норма, которая предоставляет Министерству образования и науки компетенцию по подготовке программы профилактики буллинга и кибербуллинга в школьных учреждениях. Выглядеть это будет так: МОН готовит типовую программу профилактики, и в дальнейшем каждая школа будет обязана иметь свою внутреннюю политику по защите детей от разных форм травли и предупреждению таких явлений.
Это очень хорошая инициатива, основанная на прогрессивном мировом опыте. А он говорит о том, что буллингу нет места там, где существуют четкие нормы о запрете любой формы насилия, где есть прописанные процедуры, как и куда сообщать о факте травли, как проводить внутреннее расследование, какую помощь оказывать пострадавшему ребенку и тому, кто совершил буллинг. Ведь мы знаем: нередко ребенок совершает буллинг, потому что сам является жертвой насилия в школе, во дворе или в семье – он приносит свою боль и вымещает ее на более слабых, с его точки зрения, соучениках.
Такие компетенции имеют значение еще и потому, что не все руководители школ и педагоги умеют выявлять буллинг и эффективно его предотвращать. Часто, к сожалению, случается и так, что педагоги игнорируют подобные факты – не считают это своей обязанностью: «Я же не воспитатель, я предметник». А в итоге даже небольшой неразрешенный конфликт между детьми может перейти в стадию буллинга. Дальше проблема растет как снежный ком. В нее вовлекаются родители пострадавшего ребенка, они ждут помощи от педагога, но тот не может правильно отреагировать. На следующей стадии подключаются родители других учеников, и уже они готовы к буллингу в отношении семьи обиженного ребенка, склоняя их «не поднимать шум» и забрать ребенка из школы.
Могу утверждать, что подобная практика имеет место во многих наших школах. И это неприемлемо.
Определяя буллинг как противоправное явление, мы снимаем большую часть угроз, которые он несет. Прежде всего учителям и директорам не нужно бояться признавать существование такого явления. А следование общим правилам ответа на проявления буллинга позволяет создать безопасную среду. В школе она очень важна, в том числе для академической успеваемости. Если ребенку в школе страшно, он не может сконцентрироваться на учебном материале.
Изучая проблему, я прихожу к выводу, что довольно невысокие результаты в международных исследованиях качества школьного образования, которые показывает Казахстан, напрямую связаны с небезопасной школьной средой. И наоборот, в странах со стабильно высокими показателями школьных навыков давно существуют политики против дискриминации, расизма, буллинга и прочих видов давления. Нужно создать благоприятную среду, где ребенок будет чувствовать равное положение, свое человеческое достоинство, тогда он сможет всецело посвящать себя получению знаний.
Поэтому я считаю нововведения, которые регламентируют порядок и нормы, связанные с буллингом, очень нужными. Что же касается других поправок, за которыми оппоненты видят угрозу для свободы Интернета, их нужно также качественно проработать и дать четкие и понятные регламенты и алгоритмы.
Приведу пример Великобритании. В этой стране любой человек, подвергшийся кибербуллингу, может обратиться в полицию. Оттуда делается запрос данных аккаунта нарушителя в интернет-компанию. Таким образом происходит сотрудничество. Сеть сама может заблокировать источник буллинга, но именно полиция имеет право и должна привлекать за нарушение прав человека. То есть в Великобритании есть законы, которые устанавливают ответственность за буллинг и порядок действий для его пресечения.
Чтобы понимать, как это будет работать у нас, нужно строго регламентировать все процедуры и механизмы взаимодействия МИОР, полиции и интернет-платформ.
Главное – вовремя
Динара Закиева, депутат Мажилиса Парламента РК:
– Говоря о поправках в законы, которые призваны обеспечить защиту детей от насилия в интернет-среде, нужно обращать внимание на два важных аспекта. Первое и главное – цель этих инициатив в том, чтобы предусмотреть механизмы оперативного пресечения любых проявлений кибербуллинга. Ведь мы понимаем, когда ребенок подвергается травле, важную роль играет время на принятие ответных мер.
Действительно, у Министерства информации и общественного развития и сейчас есть возможность обращаться с претензиями по фактам размещения противоправного контента в тех или иных источниках, но реакция на них зачастую занимает длительное время – от одного дня до недели, некоторые интернет-платформы вовсе игнорируют такие обращения.
По данным МИОР, с 1 января по 20 сентября 2021 года ведомство направило 2 006 реагирующих документов по фактам пропаганды культа жестокости и насилия, размещения информации, наносящей вред здоровью, нравственному и духовному развитию ребенка, распространения порнографии и тому подобное. В итоге ответ был получен только на 20% обращений.
Большая ценность законопроекта в том, что он ограничивает срок для принятия мер в ответ на буллинг в Сети по отношению к детям – до трех дней. За это время уполномоченный орган проверяет информацию и связывается с представителем, который в течение 24 часов после обращения должен удалить контент, содержащий признаки кибербуллинга. Такого представителя должна иметь онлайн-платформа, у которой более 100 тысяч казахстанских пользователей, он будет находиться на постоянной связи с Министерством информации и общественного развития.
Что же касается самой проблемы кибербуллинга, то, надеюсь, мало кто сомневается в ее существовании и недооценивает опасность такого рода воздействия на ребенка. Национальный центр общественного здравоохранения еще в 2018 году провел опрос среди казахстанских школьников и выяснил, что 17% детей от 11 до 15 лет подвергались в буллингу в школе один и более раз в течение месяца. Порядка 12% подростков по крайней мере один раз переживали в отношении себя кибербуллинг, и около 11% опрошенных как минимум один раз участвовали в интернет-травле.
И второй момент, на который следует обратить внимание. Опасность того, что законопроект будет использован для цензуры и ограничений соцсетей, исключена самими формулировками поправок. Например, механизм обращения по факту кибербуллинга не рассматривается в отношении взрослых. Там четко установлен возрастной ценз и дано юридическое определение этому правонарушению. Защита интересов граждан старших возрастов обеспечивается действующим законодательством. Оно предусматривает ограничение распространения противоправного контента, но только на основании решения суда. Обычно это обращения по поводу клеветы, оскорблений, распространения ложной информации и личных данных.
Кроме того, в 2014 году в Закон РК «О связи» включена
статья 41-1, предусматривающая компетенцию уполномоченного органа на приостановление работы сетей и (или) средств связи. МИОР имеет право выдавать представление на временное приостановление доступа к интернет-ресурсам или размещенной на них информации, если она запрещена или ограничена к распространению. С этим тоже все ясно и четко прописано: закон устанавливает, какая информация является противоправной. Это пропаганда культа жестокости и насилия, размещение информации, наносящей вред здоровью, распространение порнографии, пропаганда наркотических средств и психотропных веществ, их аналогов и так далее. За нарушение этих норм только в прошлом году был ограничен доступ к 10 578 материалам в Интернете.
В ответ на опасения, что антибуллинговые поправки будут использованы для борьбы с оппозиционными источниками информации, напомню про закон о СМИ. В 13-й статье устанавливаются основания для приостановления деятельности средств массовой информации, и они являются исчерпывающими. Это значит, что критика деятельности государственных органов и чиновников не может стать причиной для приостановления деятельности интернет-ресурсов.
Законодательные поправки, о которых мы сегодня говорим, нужны никак не для регулирования виртуальной среды, а прежде всего для обеспечения постоянной связи с онлайн-платформами и оперативного реагирования на факты детского кибербуллинга.
Гладко только на бумаге
Тамара Калеева, президент международного фонда защиты свободы слова «Әділ сөз»:
– Что принципиально нового предлагает законопроект «по вопросам защиты прав ребенка, образования, информации и информатизации» для противодействия вредоносному содержанию публичного Интернета? На мой взгляд, ничего. Потому что все возможные ограничения давно «сидят» в нашем законодательстве.
В частности, в предпоследней статье Закона «О связи» есть требования приостанавливать или запрещать «работу сетей и (или) средств связи, оказание услуг связи, доступ к Интернет-ресурсам и (или) размещенной на них информации» по самым разным случаям, от нанесения ущерба интересам личности до призывов к терроризму. Там же детально расписаны конкретные сроки – 24 часа, 6 часов, немедленно. Кибербуллинг и есть нанесение ущерба интересам личности. Так зачем же огород городить? Чтобы ввести в законодательный оборот новый термин «онлайн-платформа»? А это для чего, если онлайн-платформа поглощается понятием «интернет-ресурс»?
Очевидно, для того, чтобы обременить популярные иностранные социальные сети обязанностью «назначать своего законного представителя по взаимодействию с уполномоченным органом в области средств массовой информации». Если не брать во внимание многочисленные редакторские правки, фактически это единственное реальное новшество законопроекта в части «информации и информатизации».
Стоит уточнить, что у уполномоченного органа в области СМИ (сейчас это Министерство информации и общественного развития) прав и обязанностей по ограничению доступа к публичному Интернету предостаточно. Теперь, если проект станет законом, МИОР будет еще и предъявлять этим самым представителям требования о блокировке того или иного контента. Причем требования иностранцы будут обязаны выполнять почти незамедлительно, в течение суток. А если не послушается иностранная онлайн-платформа, тот же, к примеру, Facebook (у них же свои этические и прочие стандарты), – можно применять замедление, ограничение, приостановление. И в ответ на негодование пользователей объяснить: мы же просили по-хорошему, нас не послушались…
Важным может оказаться то, как будет использована идея борьбы с кибербуллингом, не послужит ли она всего лишь прикрытием. Не всегда же удобно сообщать, что требование удалить тот или иной аккаунт объясняется желанием скрыть публичную критику уважаемого должностного лица или «разбор полетов» влиятельных структур. Куда как приличнее объяснить блокировку защитой ребенка.
Опасения эти исходят из того, что в законопроекте ничего не сказано о проверке обоснованности обвинений в кибербуллинге. А ограниченный или вовсе заблокированный владелец аккаунта или даже представитель иностранной онлайн-платформы лишен права голоса – обжалования и возражения, судя по обнародованным поправкам в законы, не предусмотрены. Только МИОР будет известно, кто заявитель, по какой экспертной методике будет проверяться обоснованность обвинения, есть ли вообще такие методики и есть ли в штате министерства серьезные специалисты. В общем, полный простор для правоприменения.
Если в целом, то у меня законопроект вызывает больше опасений. Особенно тот факт, что он актуализировался именно сейчас, когда Президент высказался о необходимости реформирования закона о СМИ. Реформирования в соответствии с программой «Жаңа Казахстан», в соответствии с ратифицированными Казахстаном международными документами, что подразумевает серьезную ревизию всего медийного блока законодательства. Мы ждем принципиально новый закон, закон о гарантиях свободы слова и говорим об укреплении доверия и диалога власти и общества, а пока, как мне кажется, нам предлагают строгий учет и контроль…
Без агрессии в Сети
Зарина Джумагулова, руководитель центра детской безопасности «Ангел», тренер по детской безопасности, член международного сообщества по предотвращению насилия и пренебрежительного обращения с детьми ISPCAN:
– Честно говоря, мне не совсем понятно, почему акцент смещен именно на кибербуллинг. На эту проблему нужно смотреть шире. Ведь и прямая травля в школе или во дворе может иметь трагические последствия. До последнего времени с этим явлением никто фактически не работал, и отношения в детской и подростковой среде нередко приводили к издевательствам и завершались открытым насилием и суицидом. В качестве причин буллинга называется все что угодно – возрастные или половые особенности: мол, у подростков так принято, нужно это пережить, и все наладится. Но переживали не все.
Поправки, касающиеся определения травли, буллинга и кибербуллинга, относятся к законам о правах ребенка и об образовании в Казахстане. Теперь речь еще идет об изменениях законодательства в части регулирования информационного пространства. Согласно предлагаемым нововведениям уполномоченный орган в лице МИОР будет определять представителей в социальных сетях, которые смогут решать все возникающие вопросы напрямую. И в принципе, это хорошо, потому что на практике не всегда удается оперативно выйти на администрацию социальных сетей, чтобы, к примеру, удалить информацию, нарушающую права конкретного ребенка.
С другой стороны, министерство и прежде имело полномочия требовать от соцсетей срочного удаления неприемлемого контента. Поэтому определенное несогласие вызывают предложенные изменения в закон о связи, которые допускают отключение доступа к Интернету в считаные часы при нарушении законов о выборах и митингах. Для защиты интересов детей было бы достаточно поправок, которые прописывают порядок реагирования уполномоченным ведомством на случаи кибербуллинга.
На мой взгляд, решение проблемы буллинга и кибербуллинга должно начинаться с профилактики подобных правонарушений. Детей и родителей нужно учить, как реагировать на конкретные ситуации, и разбираться, где имеет место нарушение прав несовершеннолетних, а где – нет. Таким образом, в приоритете должны быть информирование и обучение, чтобы изначально избежать формирования кризисных отношений.
Я сама провожу тренинги по кибербезопасности с детьми, рассказываю, как посторонний человек может определить их местонахождение по видео-, фотоматериалам и как избежать этого, поскольку доступность подобной информации чревата шантажом. Ребенку могут, к примеру, сообщить, что за ним следят, назвав его адрес, напугать тем, что знают все о его близких.
Поэтому важно довести до детей основную мысль: любая опубликованная ими информация может быть использована против них. Они должны знать о доступных в сетях функциях «пожаловаться» и «заблокировать комментатора», у них есть возможность обращаться в службу поддержки, чтобы оградить себя от неприемлемого контента.
Что я этим хочу сказать? Для профилактики кибербуллинга очень важны доверительные отношения родителей и детей. Взрослые члены семьи должны первыми и достаточно рано узнавать о фактах травли в соцсети, пока это не зашло слишком далеко. Нужно объяснять ребенку о необходимости сохранения скриншотов, информации из смартфона, других сведений, которые понадобятся для подкрепления жалобы на интернет-ресурс.
В таких случаях родители могут обратиться с заявлением не только в правоохранительные органы, но и в МИОР, который должен принять необходимые меры по пресечению кибербуллинга. Но большой минус в том, что пока у нас нет толковой доступной информации для родителей, как вести себя в подобных ситуациях. К сожалению, мы должны признать: государство не приняло достаточно мер для того, чтобы этого в принципе не происходило. Некоторые из последних законодательных инициатив по пресечению нарушений прав ребенка, в том числе в интернет-пространстве, говорят о том, что ситуация готова поменяться.
В развитых странах законодательство человекоцентрированно, там делается упор на защиту личных границ и конституционных прав граждан, и в части ответственности за кибербуллинг все четко прописано, в том числе в уголовном законодательстве. У нас же ни харассмент, ни кибербуллинг не упоминаются в УК и КоАП. Казахстану предстоит выстроить эту работу с нуля, что мы и начали делать благодаря антибуллинговым поправкам.
Записала
Людмила Макаренко